жизнь целого поколения, чтобы генерал Стабблбайн, вдохновленный Первым Земным батальоном, открыто заявил, что любой человек может стать великим экстрасенсом, и распахнул дверь, через которую к программе присоединился майор Эд Дэймс, впоследствии разболтавший секреты в радиоэфире передачи Арта Белла — и вот тогда наступил ад кромешный, пусть даже никто из вовлеченных военных формально не повинен в том, что тридцать девять человек из Сан-Диего лишились жизни, попытавшись «прокатиться автостопом» на спутнике кометы Хейла-Боппа с подачи Пруденс и Кортни.
Аллен Даллес назначил Сидни Готтлиба на должность шефа неоперившейся парапсихологической программы, а также проекта «МК-УЛЬТРА», а потом поручил ему руководство третьей программой психовоенной направленности под кодовым названием «Артишок».
В этом «Артишоке» нет ничего забавного.
Недавно рассекреченные документы дают понять, что проект «Артишок» был целенаправленно создан для разработки безумных, жестоких, насильственных, зачастую летальных методов ведения допроса.
Фрэнк Олсон не был всего лишь гражданским специалистом-химиком, работавшим в лабораторном комплексе базы Форт-Детрик. Он был также сотрудником ЦРУ. И трудился на проект «Артишок». Вот почему за несколько месяцев до своей смерти он ездил в Европу, сидел там за столиками уличных кафе в компании мужчин в длинных пальто и фетровых шляпах. Их туда командировали по делам «Артишока». Отец Эрика был — тут как ни старайся, а деликатнее сказать не получится — мучителем-первопроходцем, в лучшем случае помощником эксперта по пыткам. «Артишок» был «первоземельным батальоном» палачей- экспериментаторов: сплоченной группы единомышленников с нетрадиционным подходом к вопросу, каким образом можно извлекать информацию из людей.
Иллюстрация: согласно одному из документов ЦРУ, датированному 26 апреля 1952 года, «в проекте „Артишок“ на регулярной основе применялся героин», поскольку было установлено, что героин и иные вещества «могут быть полезны для реверсивной методики благодаря абстинентному стрессу, возникающему после прекращения их ввода в организм объекта, приученного к этим субстанциям».
Вот с какой целью, как выяснил Эрик, его отец был привлечен к программе «Артишок». Он был единственным человеком среди допрашивающих, Который обладал научными знаниями и навыками ввода наркотиков и других химикатов в организм человека.
И что вы думаете? В наши дни, в 2004 году, этот «артишоковый» метод наркотической ломки вновь пришелся ко двору. Марк Боуден, автор «Падения „Черного ястреба“», проинтервьюировал ряд следователей ЦРУ для своей статьи в номере «Атлантик мансли» от октября 2003 года, где изложил следующий реконструированный им сценарий:
Примерно 1 марта [2003 г.] печально известный террорист Халид Шейх Мохаммед был бесцеремонно разбужен отрядом пакистанских и американских коммандос… Это был самый крупный улов за всю историю Войны-с-террором. Шейх Мохаммед считается организатором двух террактов, направленных против Всемирного торгового центра: первого неудавшегося (1993 г.) и второго, который восемь лет спустя привел к столь катастрофическим последствиям… Он был по воздуху доставлен в некое «неразглашаемое место» (ЦРУ называет его «Отель „Калифорния“») — возможно, на территории третьей сотрудничающей страны, или, что также вероятно, в «специализированную тюрьму» на борту какого-то авианосца.
Где именно — роли не играет, поскольку это место в любом случае не было бы ему знакомо или опознаваемо. И место, и время — эти якоря рассудка — все равно должны были потерять для него сцепление с реальностью. С таким же успехом можно считать, что он вошел в иное измерение, странный новый мир, где любое его слово, движение или чувство регистрируется и измеряется; где вещи могут казаться тем, чем они являются или не являются на самом деле; где нет смены дня и ночи; где нарушен обычный режим питания, сна и бодрствования; где горячее и холодное, мокрое и сухое, чистое и грязное, истинное и ложное — все без исключения окажется искаженным и перепутанным.
Помещение днем и ночью будет залито резким светом и звуком. Допросы будут проходить крайне напряженно: порой громко и грубо, порой спокойно и дружелюбно, без какой-либо видимой причины для такого перехода. Длиться они будут сутками, силами посменно работающих следователей, а иногда будут прекращаться по истечении нескольких минут. Время от времени ему, возможно, будут давать наркотики, чтобы взбодрить перед допросом; марихуана, героин и тиопентал натрия продемонстрировали свою способность отучать от неразговорчивости. Эти вещества могут быть введены скрытно, вместе с пищей или питьем, и, учитывая мрачность его существования, они, пожалуй, даже подарят ему краткий период облегчения и удовольствия, создав тем самым совершенно новую категорию страстно желанных для него вещей — и новый рычаг воздействия в руках допрашивающих.
Смотрите, как в этом сценарии удачно стыкуются кусочки головоломной картинки: с одной стороны, «Первый Земной батальон» Джима Чаннона («резкий свет и звук»), а с другой — «Артишок» Фрэнка Олсона («совершенно новая категория страстно желанных вещей»).
За день до пресс-конференции Эрика мы с ним посмотрели домашнюю кинохронику на древней, восьмимиллиметровой пленке. Отец семейства играл в саду с детьми. На экране я видел Фрэнка, едущего на вихляющемся, старом велосипеде. Карапуз Эрик сидел на раме, цепляясь за руль.
Шестидесятилетний Эрик замер, с улыбкой глядя на экран.
Он сказал:
Мы продолжили смотреть домашнее кино. Затем Эрик сказал: «Задумайтесь, насколько многое случилось бы по-другому, если бы он остался жив и смог нам рассказать. Ха! Целая история множества вещей пошла бы совсем иначе. И это, можно сказать, у него на лице написано. У других-то людей вон какие напряженные, закрытые лица. Зато он…»
Эрик умолк.
По ходу своего расследования Эрик связался с британским журналистом Гордоном Томасом, автором многочисленных книг о разведслужбах. От него Эрик узнал, что во время поездки в Лондон летом 1953 года его отец, судя по всему, имел откровенный разговор с психиатром Уильямом Сарджантом, который консультировал британскую разведку по вопросам техники «промывания мозгов».
По словам Томаса, Фрэнк Олсон сказал Сарджанту, что посетил ряд закрытых англо-американских научно-исследовательских лабораторий возле Франкфурта, где ЦРУ ставило опыты на «расходном материале»: захваченных русских агентах и бывших нацистах. Олсон признался Сарджанту, что был свидетелем некоего ужасающего, возможно, даже «терминального эксперимента» с участием как минимум одного из подопытных. Сарджант выслушал Олсона, после чего донес британской разведке, что молодой американский ученый может быть неблагонадежен. Он рекомендовал лишить Олсона доступа к Портон- Дауну, британскому научно-исследовательскому комплексу, где разрабатывалось химическое оружие.
Данные факты Эрик сообщил своему другу, канадскому писателю по имени Майкл Игнатьефф, и тот опубликовал в «Нью-Йорк таймс» статью об Эрике. Неделей позже раздался телефонный звонок, которого Эрик ждал всю жизнь. Это был, можно сказать, очередной «Харолд-младший»: один из ближайших друзей его отца по военной базе Форт-Детрик. Он знал всю подноготную и был готов рассказать Эрику недостающие детали.
Звали его Норман Корнойер.
Эрик провел уик-энд в доме Нормана в Коннектикуте. Норману было настолько трудно раскрывать тайны, которые он держал в себе все эти годы, что был вынужден порой приносить извинения и скрываться в туалете, где его рвало.
Норман сообщил Эрику, что тот не ошибся насчет «Артишока» и что Фрэнк сам говорил Норману, что «их не волновало, выживут ли подопытные. Может, да, а может, и нет. Их так и так могла ждать смерть».
Далее Эрик сказал мне: «Норман отказался пояснить, что это значит, но по крайней мере ничего
