— И что он говорил?
— Он сказал: «Они пытаются узнать, чтоя за тип. Способен ли разболтать тайны».
— И вы шутили об этом? — спросил я.
— Да нет, все шутки были связаны с тем, что он не реагировал на ЛСД.
— У него не было наркотического опьянения? — удивился я.
— Ни капельки, — ответил Норман. — Вот он и смеялся над ними. Фрэнк сказал так: «Они сейчас очень встревожены, потому что подозревают меня в неблагонадежности». Он действительно верил, что его взяли в оборот потому, что считали способным разболтать секреты.
— Но ведь он собирался поговорить с каким-то журналистом?
— Оказался почти на грани, так что это было даже не смешно.
— А он вернулся из Европы сильно расстроенным?
— Да, — подтвердил Норман. — Мы встретились где-то через неделю или десять дней после его возвращения. Я у него поинтересовался: «Что случилось, Фрэнк? Ты выглядишь ужасно огорченным». Если честно, я только сейчас начал все это вспоминать. В общем, он ответил, что…
Норман вдруг умолк.
— Нет, дальше мне углубляться не хочется, — наконец сказал он. — Есть вещи, о которых я не желаю говорить. — Норман бросил взгляд за окно. — И это свидетельствует само за себя.
Эрик надеялся, что его пресс-конференция как минимум изменит ту манеру, в которой подавалась вся эта история прессой. А если повезет, она послужит стимулом для какого-нибудь энергичного журналиста, который возьмется за расследование и отыщет, так сказать, «дымящийся пистолет», явную улику, неопровержимое доказательство того, что Фрэнка Олсона в самом деле выбросили из окна. Увы, по прошествии нескольких дней после пресс-конференции стало ясно, что все репортеры до единого решили подать эту историю практически в одном и том же ключе.
Эрик наконец поставил свою собственную точку в этом деле. Встал, если можно так выразиться, на путь выздоровления; оставил тайну тайнам. Сейчас он мог идти дальше. Возможно, мы никогда не узнаем, что в действительности случилось с Фрэнком Олсоном, но главное здесь то, что Эрик освободился из-под этого бремени. Повесть о Фрэнке Олсоне вновь стала забавной.
16. Выход
Джим Чаннон по факсу присылает мне свою стратегию выхода из Ирака. Это тот же самый документ, который он направил начальнику штаба Сухопутных войск генералу Питу Шумейкеру после того, как Дональд Рамсфелд приказал генералу привлечь «креативных» мыслителей.
Стратегия Джима начинается так:
Мы покидали Вьетнам, поджав хвост. Уходили торопливо и недостойно. На глазах всего света, для которого последние минуты войны столь же красноречивы, как и первые.
РЕШЕНИЕ ПЕРВОГО ЗЕМНОГО БАТАЛЬОНА
1. Трогательная и прочувствованная церемония [в присутствии] матерей, детей, учителей, солдат, медсестер и врачей с обеих сторон. Там, где возможно, дети будут нести боевые и другие награды (напр., медали, трофеи, статуэтки), которые выражают признание заслуг тех [американских и иракских солдат], кого чествуют.
2. Разрабатываемое нами оформление этой церемонии само по себе явится подарком для будущего Ирака. Мы рекомендуем, чтобы для этой цели была построена прекрасная глобальная деревня. Она сможет служить выставкой для демонстрации тех видов альтернативной энергии, санитарии и сельскохозяйственной технологии, которые были бы уместны для этого региона мира.
3. [На церемонии будут предусмотрены] подарки из других частей света. Для перевода [речей при вручении] этих подарков будут работать переводчики ООН. Возможно выступление старейшин и подростков на тему многообещающего сотрудничества.
Сегодня состоялась передача власти от коалиционных сил в руки нового иракского правительства. Кто бы там ни организовывал церемонию, эти люди явно не посчитали нужным воплотить идеи Джима.
Позади многомильных серебряных спиралей из новехонькой колючей проволоки, позади высоких бетонных барьеров, чья прочность может дать фору большинству средневековых бастионов, позади мешков с песком на пяти блокпостах и КПП подряд, под защитой американской бронетехники, панцирной американской пехоты, отрядов спецназа из нескольких стран и частных охранных организаций некий американский бюрократ передал некий бумажный листок некоему иракскому судье, после чего прыгнул в вертолет и покинул страну.
Когда из невзрачной аудитории (где вновь приведенное к присяге иракское правительство приветствовало наступление новой эры) вышли журналисты, то первое, что они увидели, была пара боевых американских вертолетов, барражировавших на малой высоте на фоне раскаленного как печка неба.
Страха перед террористами-смертниками с лихвой хватило, чтобы заменить собой всю ту помпу, с которой обычно подаются такие официальные мероприятия. На все про все ушло не более 20 минут.
Мне кажется, эта книга была насчет переменчивых взаимоотношений между идеями Джина Чаннона и армии в целом. Порой армия напоминает собой страну, а Джим в ней — городишко вроде Гластонбери,[13] на который все могут поглядывать с нежностью, но в принципе просто игнорируют. Хотя иногда возникает впечатление, что Джим вращается в самом центре событий.
Пожалуй, всю эту историю можно пересказать так: в конце 70-х страдавший вьетнамским синдромом Джим нашел утешение в новом, зародившемся в Калифорнии движении за развитие потенциала человека. Эти идеи он принес в армию, где они нашли отклик у военных «шишек», которые никогда не считали себя приверженцами течения «Нью-эйдж», однако в зловонной поствьетнамской атмосфере эти концепции показались им в чем-то рациональными.
Но затем, на протяжении нескольких последующих десятилетий, армия — глубинная суть которой осталась неизменной — сумела вернуть себе былую силу и увидела, что кое-что из Устава Джима можно использовать для разрушения, а вовсе не для совершенствования человека. Именно эти идеи живы и сейчас, в эпоху Войны-с-террором.
«Бюрократа», упоминавшегося в заметке «Гардиан», зовут Пол Бремер. Да, сегодня он покинул Ирак — но за собой оставил 160 тысяч военнослужащих, подавляющую долю которых составляют американцы. Согласно данным Института политических исследований и актуальной внешней политики, у 52 % этих американских солдат наблюдается низкий боевой дух; у 15 % выявлен посттравматический синдром; 7,3 % страдают неврозом страха, а 6,9 % испытывают депрессию. Показатель самоубийств среди американских солдат, который на протяжении предыдущих восьми лет составлял в среднем 11,9 на каждые 100 тысяч человек, поднялся до 15,6.
С начала войны погибло общим счетом 952 военнослужащих коалиционных сил, из них 836 американцев. Кроме того, ранения получили 5134 человека. Военные госпитали сообщают о резком скачке числа ампутаций — результат «модернизации» бронежилетов, которые защищают жизненно важные органы, но не конечности.
В результате американского вторжения и последующей оккупации было убито от 9436 до 11 317 человек среди мирного населения Ирака, и еще 40 тысяч ранено. Эти цифры менее точны, поскольку никто
