— А мой племянник? — спросил Галсеран.
— Возможно, правильнее будет пригласить его обедать с нами. Не хотелось бы, чтобы еда этого доброго человека оказалась приправленной желчью. — Он мягко улыбнулся продавцу конфет, прошептал что-то стражникам и удалился.
Исаак и его семья первыми добрались до ворот родного дома. Но не успели они отправить одного из слуг в дом к Эфраиму и Дольсе забрать близнецов, как колокольчик у ворот возвестил им, что у них — гость.
— Я буду у себя, — быстро сказал Исаак, — и не мешайте мне, если только это не вопрос жизни и смерти.
— Так и есть, господин Исаак, — произнес голос из-за ворот. — Полагаю, что это вопрос о моей жизни и смерти. Если кто-нибудь впустит меня, то я все объясню.
— Ибрагим, впусти его.
— Спасибо, господин Исаак. Я задержу вас всего на минуту, — сказал Жилберт входя. — Мы можем где-нибудь поговорить?
Исаак проводил его к себе в комнату.
— Господин Исаак, — быстро произнес дон Жилберт. — У меня в руках два запечатанных документа, которые мне нельзя брать с собой. Не могли бы вы оставить их у себя и хранить до тех пор, пока я не договорюсь с кем-нибудь, чтобы переслать их в Барселону?
— С радостью, дон Жилберт. Но я полагаю, что эти документы надо передать в руки епископу. Давайте отправим их во дворец, прежде чем кто-то узнает, что они у вас. Вы все еще носите монашеское одеяние?
— Да.
— Все уже привыкли, что я постоянно посещаю дворец в обществе монахов и священников. На нас не обратят особого внимания.
— Спасибо, господин Исаак.
Когда обед подходил к концу, в зал, где обедали продавец конфет и остальные участники спора, вошел монах в пропыленной серой рясе. Он остановился у дальней стены, огляделся и сел в самом темном углу комнаты. Следом за ним вошли двое слуг и унесли тарелки и миски, освобождая стол для возвращающихся священников.
Дон Арно улыбнулся и повернулся к девочке.
— Мы ведь говорили о продавце конфет, не так ли? А затем ты сказала дяде и стражникам, что тот господин говорил точно так же? Правильно, моя дорогая?
— Да, верно, — сказала маленькая девочка, — Я так и сказала, потому что так и было.
Беседу прервали быстрый топот, хлопанье дверей в коридоре и уверенный стук башмаков по плитам пола. Затем послышались раскаты знакомого голоса:
— Где тут собираются по поводу того монаха?
Дверь распахнулась. Все встали.
— Умоляю вас, сидите, господа, — произнес Беренгер де Крюилль. — И вы, милая юная особа. А, отец Джил. Вы тоже здесь. Отлично, — бодро добавил он, кивая монаху, сидевшему в тени у стены. — Меня очень интересуют результаты вашего расследования, дон Арно. Не буду вам мешать. Я просто посижу здесь и послушаю.
Все снова сели.
— Кто этот ребенок, дон Арно? — спросил Беренгер шепотом, который был слышен всем в комнате.
— Это она нашла того несчастного монаха, ваше преосвященство, — ответил каноник. — Она узнала его акцент, и говорит, его говор похож на речь этого доброго человека. Он — продавец конфет из Пенедес.
— Умная девочка, — сказал епископ и мягко улыбнулся ей.
— Откуда вы, сеньор? — спросил дон Арно, поворачиваясь к Фортунату.
— Из имения неподалеку от Гранольера, — сказал он.
— А Гранольер расположен в нескольких днях пути от Аброка, — сказал Галсеран.
— Когда он говорит спокойно, как сейчас, у него другой голос, — сказала девочка. — А когда его назвали вором, он разозлился и заговорил так же, как и торговец.
— Прошу меня простить, господа, — сказал дядя девочки, — что прерываю вас, но она говорит правду. Так и было. Я тоже это заметил.
Продавец конфет уставился на Фортуната так, как будто тот был каким-то сказочным животным: единорогом или гиппогрифом.
— Я знаю, кто он! — сказал торговец. — Я помню его. Это — внебрачный ребенок, которого выкормила и воспитала Магдалена. Он и раньше был негодяем-воришкой.
— Поосторожней в выражениях, уважаемый, — сказал Галсеран. — Он — мой племянник.
— Пусть так, отче, — смело сказал продавец конфет. — Но он еще и внебрачный сын госпожи, которая…
— Полагаю, мы разберемся в этом позднее, когда закончим некоторые другие дела, — сказал Беренгер, поднимаясь со своего стула. — Простите нас, дон Арно. Вы прошли длинный путь в поисках ответа на весьма непростые и неприятные вопросы. Архиепископ будет рад. Очень рад. — Дон Арно выдавил из себя холодную ухмылку. — А теперь расскажите мне подробнее об этом милом свидетеле, — сказал он, глядя на маленькую девочку.
Беренгер внимательно и терпеливо выслушал длинный отчет дона Арно о рассказе маленькой девочки.
— Она — действительно очень наблюдательный и честный ребенок, — сказал он. — Какая сладость на ярмарке больше всего тебе понравилась? — обратился он к ней.
Она объяснила, как смогла, но продавец конфет все никак не мог понять ее.
— Она лежала посередине, в самом дальнем ряду, — сказала она нетерпеливо. — Наверху была вишенка и чем-то полито. Очень красиво.
— О, у тебя отличный вкус. Это называется «Сладость от тети Фелипа». Но боюсь, что это пирожное и инжир, пропитанный коньяком, — мои самые дорогие товары.
Епископ быстро переговорил с девочкой, и, зажав монеты в кулачке, она вместе с дядей отправилась покупать пирожное, которое ей так понравилось.
Беренгер огляделся.
— Вы все понадобитесь мне позднее. Дон Арно, мы должны обсудить произошедшее. К сожалению, я еще многого не знаю. А потом мне нужно будет поговорить с добрым братом Джилом.
Беренгер, в сопровождении Франсеса, Берната и писца, отправился в свой кабинет. Когда они вошли, там уже находились Жилберт и Исаак. Старшина стражников занял место у двери. Епископ сел в свое привычное кресло и издал вздох облегчения.
— Как хорошо дома, — сказал он. — Пожалуйста, господа, садитесь.
— Ваше преосвященство, — сказал Жилберт, — здесь у меня документы, которые должен был передать несчастный отец Норберт. Он хотел, чтобы вы переслали их тому, кому они предназначены. — Он поклонился и вручил Беренгеру два запечатанных документа. — Я уверен, что один из них имеет отношение ко мне. Я не нарушал печать его святейшества.
Беренгер посмотрел на них и передал Франсесу, а сам на мгновение замер в задумчивости.
— Как к вам попали эти документы? — Писец принялся быстро записывать.
— Я услышал, что отец Норберт побывал в Авиньоне, — сказал он. — И что он возвращается по южной дороге, пешком. Мы знали, что в тот момент он будет где-то между Жироной и Фигуэрес. Мы направились ему навстречу, чтобы встретить его в пути.
— Почему?
— Я полагал, что ему будет известно решение по моему делу. Я не хотел спрашивать напрямую, потому что за подобные расспросы можно было поплатиться головой, а у меня не было никакого желания
