памяти и нашел там только смутные тени.
Его рука лежала на груди. Даниель пошевелил пальцами и ощутил ткань. Он лег спать полностью одетым. Осторожно подвигал ступней. На ногах была обувь. Протянул руку к краю кровати, коснулся сосновых иголок и палочек, и тут память стала постепенно возвращаться. Он был в лесу. Должно быть, споткнулся в непроглядной тьме, упал и ударился головой. Протянул к ней руку, рука коснулась шерстяной ткани, сложенной в несколько раз. Странно, кажется, он упал головой на мягкую шерсть.
Даниель открыл глаза и замигал. Ущербная луна освещала лес. Когда он находился в сознании, ночь была темной — темнее не бывает. Потом в его памяти промелькнула занесенная рука и грубое, злобное лицо в свете фонаря. Возможно, он ударился головой при падении; но сперва кто-то ударил его по голове.
Даниель очень осторожно сел и ощупал голову. Над ухом было липкое пятно — очень болезненное липкое пятно. От движения гул в голове и тошнота усилились; он неподвижно уставился в землю, чтобы успокоить желудок. В бледном свете луны он видел свой фонарь, стоявший рядом сбоку, пламя его погасло, кремень и кресало были положены рядом. Аккуратный убийца, тупо подумал он. И сочувственный. Поднял нечто похожее на большой монашеский капюшон, подложенный как подушка под его ушибленную голову.
Ему потребовалось некоторое время, чтобы повесить непослушными пальцами фонарь на пояс. Покончив с этим, набросил на плечи капюшон и встал, ухватившись за ствол деревца. Держась за него и пошатываясь от головокружения, услышал первый негромкий свист.
Даниель не мог заставить себя идти, пока второй, властный свист не достиг его ушей. Он нетвердо шагнул в ту сторону, ухватился за другое деревце и остановился. Подумал, что нужно немного побыть в покое. Пока не пройдет головокружение. Сел у основания дерева и перестал думать.
Первый свист был едва слышен среди неизбежного, хотя и сдерживаемого шума, собравшегося за воротами города отряда.
— Что это? — негромко спросил епископ.
— Кто-то свистит, Ваше Преосвященство, — ответил капитан.
— Ты уверен, что это человек? Не птица или животное?
— Думаю, нет. Сержант? Ты слышал?
— Кто-то свистит, капитан. В холмах.
Второй свист был более громким и ясным.
— Теперь слышу, — сказал Беренгер. — Это человек. Созывает своих собак?
— Может быть, — ответил капитан. — Или сообщников.
— Чего мы ждем? — раздраженно спросил епископ.
— Последнего отряда, Ваше Преосвященство. В нем десять человек. Хотите тронуться в путь без них?
— Нет, — ответил епископ. — Мы уже долго ждали, можно подождать еще несколько минут.
Похититель Юсуфа неподвижно стоял, уставясь в неглубокую, свежевырытую яму.
— Исаак! Вор! Шарлатан! Где ты? — пронзительно выкрикнул он и упал на колени. Принялся неистово рыть землю руками.
На дальней стороне поляны Исаак повернулся к дочери.
— Видишь его? Что он делает?
— Роет землю руками, будто собака в поисках кости, — ответила Ракель.
— Кто он?
— Не могу разглядеть, — ответила девушка. — На месте лица у него черная тень.
— Маска?
— Видимо.
Исаак поднялся на ноги и, нащупывая путь, осторожно пошел на голос.
— Вы хотели поговорить со мной? — спросил он.
Глава двадцать пятая
Когда Ракель услышала голос Юсуфа, а потом звук его падения, вспышка гнева рассеяла ее страх. Когда отец пошел прямо вперед — твердо отвергнув предложение сопровождать его — она осторожно поползла, описывая широкий круг, туда, где, по ее мнению, должен был находиться мальчик.
— Юсуф? — прошептала она.
— Сюда, — прошептал он в ответ.
Девушка с трудом разглядела темную фигуру, неподвижно лежавшую на земле. Поднялась на ноги и, пригибаясь, пошла боком к нему.
— Что ты там делаешь? — шепотом, в отличие от громкого голоса отца, спросила она. — Можешь встать?
— У меня руки связаны за спиной, — ответил Юсуф. — Я не могу пошевелить ими. Подниматься очень трудно, и я устал.
— Давай посмотрим, — негромко сказала она, склонившись над мальчиком и пристально вглядываясь. Не столько зрением, сколько ощупью нашла веревку, охватившую его запястья, и принялась развязывать ее.
— Быстрее, — прошептал Юсуф.
— Они позаботились о том, чтобы ты не смог легко освободиться, — сказала Ракель. — Я стараюсь изо всех сил.
Наконец, раздраженно хмыкнув, она расстегнула карман и достала ножницы.
— Придется разрезать веревку ими. Если задену твою кожу, скажи.
— Отлично, — негромко произнес мальчик, мужество стало возвращаться к нему. — Действуй. Только осторожно.
Человек в маске внезапно прекратил неистово рыть землю и поднял глаза на высящегося над ним врача. Ущербная луна находилась высоко в юго-восточном квадранте неба, и в ее свете Исаак казался громадного роста, словно один из библейских патриархов, изваянных в камне.
— Что вы здесь делаете? Как нашли меня?
— Вы послали за мной, — ответил Исаак. — И я пришел. Ваш слуга сопроводил меня сюда, и вот я здесь. Все очень просто.
— Вы насмехаетесь надо мной, врач, — сказал человек в маске. — Стоите там, смотрите на меня и смеетесь.
— Я не вижу. И не смеюсь. Я пришел на ваш вызов…
— Откуда знаете, что на мой? — недоверчиво спросил человек.
— Кто еще встретил бы меня здесь? Но я пришел по вашему требованию потому, что мне нужны ответы на два вопроса.
— Какие?
— Во-первых, почему вы послали за мной. Что вам нужно от меня столь важное, чтобы встречаться здесь ночью?
— Я хочу знать, где чаша, — ответил человек в маске и с трудом поднялся на ноги. — Вот и все. Где она? Вы знаете. Это сказал мне Баптиста. Сказал, что только он и ваш мальчишка знали, где она спрятана.
— Тогда зачем спрашивать меня?
— Баптиста сказал, что мальчишка всегда знал, где она — что, должно быть, узнал это от вас — а потом сказал, что вы можете безопасно касаться ее. Вы знаете, как обращаться с ней. Куда вы ее дели? Никто больше не мог взять ее, сеньор Исаак. Никто, кроме вас.
— Вас обманули, сеньор, — спокойно заговорил врач. — Обманули, провели, одурачили, если вы
