но во всем остальном это совершенно разные люди. Они не могут быть братьями. Разве что двоюродными.
— Верно, — сказал Исаак. — Я, разумеется, не вижу. Могу только слышать, обонять, осязать их. В этих отношениях они разные. Моя дочь говорит, что внешне они во многом похожи. И не сомневается в его утверждении, что он по крайней мере единокровный брат.
— Так говорят и мои сыновья, — сказала Марта. — Мне он не нравится, — продолжала она, — как вы наверняка догадались, но, сеньор Исаак, если предполагаете, что он вызвал беспокойства моего мужа, существуют по меньшей мере две причины, делающие это невозможным. Во-первых, они начались, когда Раймон его еще и в глаза не видел, во-вторых, ему нет никакого смысла причинять Раймону вред. Гильем незаконнорожденный. Говорит, что дед или кто он там завещания не оставил, а без завещания он не может претендовать ни на грош из его имущества. Чтобы получать какую-то выгоду с фамильной собственности, если она только существует, он вынужден полагаться на щедрость Раймона. Поэтому очень заботится о благополучии моего мужа, проводит с ним много времени.
— Эта собственность, если она существует, переходит по наследству от отца или матери Раймона? — спросил Исаак.
— Должно быть, от отца, — ответила Марта. — Иначе Гильем не имел бы на нее никакого права. Разве не отец был еретиком? Должно быть, конфисковали его собственность или собственность его семьи.
— Интересно, — сказал Исаак.
Под вечер Раймону как будто стало гораздо лучше.
— Ракель, — сказал Исаак, — думаю, мы вполне можем оставить пациента на превосходное попечение его жены.
— Слава Богу, — сказал Раймон. — Мне неприятно, что все в доме ходят из-за меня на цыпочках. Сеньор Исаак, спасибо за помощь.
— Провожу вас до ворот, — сказал Марта. — Я тоже вам благодарна, но эти эпизоды беспокоят меня.
— Сеньора Марта, — заговорил Исаак, как только они вышли из дома, — отныне наблюдайте за каждым кусочком, который съедает больной. Его нельзя оставлять одного, все, что он ест, всякий раз берите из общего блюда и относите ему сами и только сами, пока он не окрепнет настолько, чтобы есть вместе со всеми.
— Буду оберегать его, как только могу, — сказала Марта. — И пусть небеса призовут месть на голову того, кто причиняет зло моему мужу, я уверена, что не какая-то естественная сила причиняет эти треволнения его душе, и Бог не может желать этого наказания такому хорошему человеку, как мой Раймон.
— Теперь, — сказал Исаак, когда они отъехали от усадьбы, — скажи, дорогая моя, что ты наблюдала на кухне.
— Относительно настоя?
— Нет — обо всем, что заметила.
— Если хочешь. Папа, это не дружная кухня, не такая, как наша, Наоми может быть неуживчивой, но она любит Хасинту с Ионой, с Лией они подруги. В усадьбе кухонной служанки почему-то не было, кухарке помогала горничная, и было ясно, что они недолюбливают друг друга.
— У кухонной служанки заболела мать, — сказал Исаак.
— Кухарка мне понравилась. Она хлопотливая, раздражительная, как Наоми, но хорошая женщина и притом умная. Горничная, Хустина, высокая, привлекательная женщина, но она почти все время мешалась и пристально наблюдала за мной. Не знаю, было ли ей интересно, или она просто ленивая и избегала работы. Или хотела испортить настой.
— Думаешь, она могла пытаться это сделать?
— Если да, у нее талант к обману. Мне она показалась просто неповоротливой, ленивой, причиняющей больше хлопот, чем пользы. На месте сеньоры Марты я бы немедленно избавилась от нее.
4
Юсуф, Наср и их проводники поднялись около шести часов вечера и снова тронулись в путь, они ехали по труднопроходимой местности, пока луна не зашла за гряду холмов.
— Остановимся здесь, — сказал проводник, — и продолжим путь, когда рассветет.
Едва Юсуф сомкнул глаза, наступил рассвет, и они, подбодренные водой и двумя-тремя часами сна, снова пустились в дорогу. Местность становилась все более и более трудной для проезда; двигались они медленно, осторожно. Утреннее солнце пекло так, как накануне в полдень. Потом, когда Юсуф стал поглядывать на бутыли с водой, навьюченные на его кобылу, с мыслью вылить немного — совсем чуть-чуть — этой воды на голову, проводник обернулся и заговорил.
— Поедем сюда, — сказал он и свернул на тропинку, ведшую к ветхому фермерскому дому. Позвал хозяина, из-за дома вышел невысокий, согбенный человек, выглядевший так, будто всю жизнь тяжело трудился. Проводника он приветствовал, как давно потерянного сына, громкими восклицаниями и теплыми объятьями.
Проводник прервал его.
— Друг мой, нам нужны постели и еда до тех пор, пока не станет попрохладнее и можно будет продолжать путь. Сможешь предоставить все это? И воду для лошадей? Этот господин охотно заплатит, сколько запросишь.
Фермер выложил на стол хлеб, сыр, оливки, сушеные фрукты и орехи.
— Если хотите, зарежем ягненка. Я отдал бы его вам, если б мог, только…
— Нет-нет. Ты быстро умрешь от голода, если раздашь все свои продукты, — сказал проводник. — Сможешь позаботиться, чтобы его приготовили к вечеру? Мы поедим, немного возьмем с собой, остальное оставим тебе.
— А если кто-нибудь появится и спросит, кому принадлежат эти великолепные лошади?
— Твоему другу-барышнику, который ведет их — куда тебе угодно — и будет расстроен, если они исчезнут. Думаешь, кто-то может спросить?
— Вчера кто-то заезжал, спрашивал, не видел ли я вас, — ответил фермер. — Меня это очень удивило. Он дал мне вот что, — добавил он, достав серебряную монету из горшка на столе. — И пообещал еще, если что-то сообщу о вас.
— Очень интересно, — сказал проводник. — Мой господин даст больше этой жалкой монеты.
— Меня не так легко купить, — сказал старик. — В наши времена друзья дороже и нужнее денег.
Они спали, пока до них не донесся запах жарящегося ягненка. Съели по куску мяса, завернутому в хлеб, еще оливок и фруктов. Завернули большую часть оставшегося в ткань вместе с хлебом, орехами и оливками. Из рук в руки перешла изрядная сумма денег, и они уехали. Когда скрывались из виду, старик закапывал неожиданное богатство в углу сада.
От дома старика руководство группой взял на себя Ахмед. Он вел ее по сухой, пыльной, продуваемой ветром местности, перемежаемой там и сям плодородными участками. Когда жара стала головокружительной, они неожиданно повернули на юго-восток.
— Там мы должны снова встретить ту речку, — сказал Ахмед. — И я знаю кое-кого надежного.
Они надеялись повторить события вчерашнего дня, найти надежный отдых с водой и кормом для лошадей на долгую, жаркую вторую половину дня, но когда подъехали к небольшому фермерскому домику, Ахмед остановился.
— Что-то очень тихо, — сказал он. — Побудьте здесь.
Ахмед спешился, открыл дверь и вошел в дом. Они ждали. Наконец проводник спешился, обнажил меч и тихо пошел к дому. Обогнул его. Через несколько минут вышел оттуда вместе с Ахмедом.
— Их нет там, — сказал Ахмед. — Все исчезли, и то, что оставалось в доме, переломано.
