год.
— Мы можем позвонить Мардж, — предложил дядя Вернон.
— Не глупи, Вернон, она терпеть не может мальчишку.
Дёрсли часто вот так разговаривали о Гарри — будто его не было рядом, или же, словно он был чем- то отвратительным и не способным их понять, вроде слизняка.
— Ну а как насчёт… как там её… ну твоей подруги — Ивонны?
— Она отдыхает на Майорке, — отрезала тётя Петуния.
— Можете просто оставить меня здесь, — с надеждой сказал Гарри (тогда он сможет посмотреть по телевизору всё, что захочет и, возможно, даже поиграет на компьютере Дадли).
Выражение лица тёти Петунии было таким, будто она проглотила лимон.
— А потом вернуться и обнаружить руины вместо дома? — огрызнулась она.
— Я не взорву дом, — сказал Гарри, но его не слушали.
— Я думаю, мы могли бы взять его в зоопарк, — медленно проговорила тётя Петуния, — и оставить в машине…
— Машина новая, я в ней его одного не оставлю…
Дадли принялся громко рыдать. На самом деле, он, конечно, не плакал — прошло уже много лет с тех пор, когда он плакал по-настоящему — просто он знал, что если как следует скорчить физиономию и завыть, мамочка сделает для него всё, что он пожелает.
— Мой маленький Дадличек, не надо плакать, мамуля не позволит ему испортить тебе праздник! — закричала она, обхватывая сына руками.
— Я… н-не хочу… чтобы… он… ехал… с-с н-на-ами! — заорал Дадли, издавая громкие притворные всхлипы после каждого слова. — Он всегда в-всё п-портит! — и он ехидно ухмыльнулся Гарри из-под руки матери.
В этот момент в дверь позвонили.
— О, Господи, они уже здесь! — в отчаянии воскликнула тётя Петуния… и мгновение спустя лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, в сопровождении своей матери вошёл в комнату. Пирс был костлявым мальчиком с лицом, похожим на крысиную морду. Обычно именно он держал за спиной руки людей, пока Дадли их колотил. Дадли сразу же перестал притворяться, что плачет.
Через полчаса, Гарри, не веря в свою удачу, сидел на заднем сидении автомобиля Дёрсли вместе с Пирсом и Дадли на пути в зоопарк, где он раньше никогда не был. Тётя и дядя так и не смогли придумать, что с ним делать. Но перед уходом дядя Вернон отвёл Гарри в сторону.
— Предупреждаю тебя, — сказал он, приблизив своё багровое лицо к самому лицу Гарри. — Предупреждаю тебя заранее, парень, — какая-нибудь из твоих штучек, что угодно — и ты до Рождества не выйдешь из своего чулана.
— Я не собираюсь ничего делать, — пообещал Гарри, — честно…
Но дядя не поверил ему. Ему никто никогда не верил.
Проблема заключалась в том, что вокруг Гарри часто происходили странные вещи, и было бесполезно объяснять Дёрсли, что он тут ни при чём.
Однажды тётя Петуния, которой надоело, что из парикмахерской Гарри возвращается в таком виде, будто вовсе там не был, взяла кухонные ножницы и подстригла его почти наголо, оставив только чёлку для того, чтобы, как она сказала, «скрыть этот ужасный шрам». Дадли смеялся над Гарри до упаду, а тот провёл всю ночь без сна, представляя завтрашний день в школе, где над ним и без того подшучивали из-за его мешковатой одежды и склеенных скотчем очков. Однако на следующее утро он обнаружил, что его причёска вновь стала прежней, какой была до того, как тётя Петуния его остригла. Из-за этого его на целую неделю заточили в чулане, несмотря на то, что он пытался объяснить, что не может объяснить, как его волосы отросли так быстро.
В другой раз тётя хотела вырядить его в отвратительный старый свитер Дадли (коричневый с оранжевыми помпонами) — и чем настойчивее она пыталась натянуть его на голову Гарри, тем меньше становился свитер, пока не стал таким маленьким, что его можно было надеть разве что на куклу, но никак не на Гарри. Тётя Петуния решила, что свитер сел во время стирки, и, к большому облегчению Гарри, его не наказали.
С другой стороны, однажды у Гарри возникли большие неприятности, когда его нашли на крыше школьной кухни. Как обычно, шайка Дадли гонялась за ним, как вдруг ко всеобщему удивлению, и к удивлению Гарри в том числе, он оказался сидящим на вытяжной трубе. Дёрсли получили гневное письмо от директрисы Гарри, в котором она уведомляла, что он лазает по школьным зданиям. Но всё, что он попытался сделать (как он кричал через закрытую дверь чулана дяде Вернону) — это прыгнуть за большие мусорные баки возле кухонных дверей. Гарри предположил, что во время прыжка его подхватил ветер.
Но сегодня ничего плохого не предвиделось. Провести весь день где-нибудь ещё, кроме школы, чулана или пропахшей капустой гостиной миссис Фигг, — это стоило того, чтобы терпеть общество Дадли и Пирса.
По дороге дядя Вернон жаловался тёте Петунии. Он вообще любил жаловаться: на людей, с которыми работал; на Гарри; на Совет; на Гарри; на банк; опять на Гарри — и это было лишь несколько из его любимых объектов жалоб. Тем утром это были мотоциклы.
— …носятся как маньяки, хулиганьё, — сказал он, когда их обогнал какой-то мотоцикл.
— Мне приснился сон про мотоцикл, — неожиданно вспомнив, сказал Гарри. — Он летал.
Дядя Вернон чуть не врезался во впереди едущий автомобиль. Развернувшись всем телом на сидении, он закричал на Гарри, а его лицо напоминало огромную свёклу с усами:
— МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!
