Нет, эта тварь, определенно, мне надоела!
Перехватив инициативу, заставляю Реброву отступать под каскадом сложных технических приемов. Она отбивается, и вскоре я замечаю резкую перемену: проворство исчезает, активность падает – она едва успевает защищаться и практически не атакует. Спеклась? Или закончилось действие чудесного зелья? Впрочем, мне все равно. Главное, побыстрее с ней закончить и выволочь за шкирку на поверхность.
Из последних сил выдерживая дистанцию, Реброва выуживает из кармана блестящий цилиндр и опять подносит его к маске. «Ну, уж нет! – замахиваюсь и наношу хороший удар автоматным прикладом в корпус. – Больше я тебе химичить не позволю!» Вторым ударом повреждаю ее руку, а третьим попадаю точно в голову. Стекло маски лопается; фонарь выписывает пируэты, освещая падающие ко дну нож и блестящий цилиндр.
Дайвинг умер. Да здравствует фридайвинг!
Мне остается подхватить бесчувственное тело Ребровой и, не теряя времени, рвануть наверх…
* * *
Поздний вечер. Первое, что вижу, вынырнув из воды, – темно-фиолетовое небо и россыпи дружно подмигивающих звезд.
– Подзадержались мы, однако! – шепчу, устраивая голову женщины над поверхностью.
Она, естественно, нахлебалась, но это не страшно – мы кувыркались на детской глубине, и подъем занял несколько секунд. А процесс реанимации утопленников вдали от берега мне знаком – не первый день служу во «Фрегате».
Кстати, где он – берег?…
Чернеющие монолиты холмов оказываются за спиной. И не так уж далеко, как я представлял. Ладно, пора оживить чертову бабу, не то опять придется выслушивать нудное брюзжание босса…
Для начала расстегиваю замки ремней и сбрасываю с Ребровой тяжелый двухбаллонный акваланг. Затем прижимаю ее спиной к своему ребризеру и несколько раз энергично сдавливаю грудную клетку, освобождая легкие от воды. Неплохо. Теперь зажать нос, наполнить через рот легкие воздухом и снова резко сдавить грудь.
Молчит. И самостоятельно дышать не желает.
Вторая попытка также безуспешна. После третьей дважды бью ладонью по щекам – иногда это помогает. И снова наполняю ее легкие воздухом… Есть! Судорожно дернувшись всем телом, Реброва заходится в кашле. Потом в голос блюет, очищая от воды желудок с пищеводом. Ну, а я, криво улыбаясь, тащу свою добычу к берегу…
* * *
Схватка происходила метрах в пятистах от берега. Это плевая для меня дистанция, даже невзирая на оглушительную усталость. Тем более выход на сушу сулит окончание операции и долгожданный отдых.
Нащупав под ногами неровную каменистую твердь, помогаю идти пленнице, а заодно озираюсь по сторонам в поисках своего друга… Что-то его не видать. Странно. Не могли же мы за пятнадцать минут подводной рукопашной серьезно удалиться от того места, где всплыл Устюжанин. Ну да бог с ним, найдется – не маленький.
Реброва немного пришла в себя после сокрушительного удара: бредет по мелководью самостоятельно и нервно дергает локтем в ответ на предлагаемую помощь.
Прополоскав рот и сплюнув тягучую слюну, интересуюсь:
– Кто ж ты есть на самом деле, Вера Александровна? Ни нашего фирменного «бл… дь!», ни ихнего «фак ю!»… Скажи же хоть слово на своем родном языке – я сгораю от любопытства!
Филин в стогу ночевал. Молчит, зараза.
– Вот незадача, – усмехаюсь, подсвечивая фонарем ее лицо: нахмуренные брови, подбитый глаз и плотно сжатые тонкие губы. – Ты, наверное, без адвоката ни одному мужчине в любви не признаешься, верно?
– Пошел к черту! – цедит она сквозь зубы.
Я громко смеюсь и снова вращаю головой в поисках Устюжанина и тех, кто прочесывал берег в южном направлении…
* * *
Мы на берегу – в центре небольшой бухты. Над головой ясное небо с мириадами ярких звезд; погода теплая и безветренная. Левее и сзади, метрах в двадцати от берега над озером в серости уходящего вечера парит исполинская каменная черепаха. Точнее, многотонная глыба, похожая на выползающую из воды черепаху.
В небе не слышно вертолетов, а на суше – ни одного огонька, говорящего о близости поселения. Где-то далеко к северу видны две группы золотистых точек – наша платформа и американская лаборатория. И больше ничего.
Отдав последние силы, Реброва лежит у полосы прибоя, а на ее ноги то и дело накатывает мелкая волна.
Расстегиваю лямки и снимаю с плеч надоевший ребризер. Затем взбираюсь по камням повыше и вытаскиваю из-под герметичного рукавного обтюратора сигнальный патрон, который таскаю с собой в «командировки» на глубину – не всегда ведь знаешь, где доведется всплыть, поэтому данную вещицу лишней в экипировке не назовешь. Патрон выдает два типа сигналов: ярко-оранжевый дым, хорошо различимый на фоне воды днем, или сноп красного пламени, при отсутствии туманов заметный ночью километров с десяти.
На ощупь (по выемке) определяю крышку ночного файера. Отвинчиваю, разматываю тонкий фал, дергаю. И с минуту стою на берегу с вытянутой рукой, подобно Прометею, подарившему людям священный огонь.
Файер медленно угасает. Прислушиваюсь… То ли показалось, то ли неподалеку зашуршали мелкие камни. Включаю фонарь, освещаю берег бухты…
Никого.
* * *
Отчетливые шаги послышались за спиной в тот момент, когда я вернулся к Ребровой, надумав на всякий случай обыскать ее карман. Мало ли что на уме у этой хитрой бестии?…
В кармане оказалась лишь небольшая вещица в герметичной упаковке, похожая на флешку. Реквизировав находку, резко оборачиваюсь на звук шагов и осматриваю пологий берег. Автомат заранее переведен в режим стрельбы «воздух». Луч натыкается на спешащего к нам мужика в высоких сапогах и брезентовой штормовке.
– Эй, что случилось? – кричит он шагов за десять. – Это вы зажигали красный сигнальный огонь?…
– Стоять! – осаживаю незнакомца.
Тот в недоумении останавливается и щурит глаза в луче яркого света.
– Ты кто?
– Я? Рыбак с Соболихи.
– Как здесь оказался?
– Засветло с села приехал. Вон там костерок мой, – не глядя, машет он рукой на юг. – Хариуса на «бутерброд» таскаю…
Он и впрямь похож на местного промысловика: подходящая для рыбалки обувь, практичная одежка, колоритный сибирский говор, седоватая борода, опоясывающая нижнюю часть лица. И даже какая-то часть спиннинга в руке, который он свинчивал или, наоборот, разбирал.
Опускаю ствол автомата.
– Военных здесь не встречал?
– Нет, – пожимает он плечами. – А вы, извиняюсь, кто будете?
– Потом объясню. Помоги-ка вытащить ее повыше на берег…
Мы подхватываем Реброву под руки и тащим поближе к соснам.
– Трасса далеко?
– Метров двести будет.
Пологий каменистый берег сменяется ровной полосой травы.
