Пили всю ночь. Пили до зеленых чертиков, до прихода Зои Космодемьянской с подстрекательским шепотком насчет поджога администрации ближайшего рыбацкого поселка. Молодые парни расспрашивали нас о тех операциях, участие в которых ни единой буквой не упоминается в личных делах. Играя на повышение градуса, мы с Устюжаниным разливали по стаканам ядреный сибирский самогон, загадочно улыбались и вспоминали Центральную Америку, где посчастливилось провести в общей сложности около двенадцати месяцев. Солнечное, ленивое, беззаботное время! Музыка Марка Энтони и Сесилии Круз, карибский ром «Бакарди», кубинские сигары и почти не отягощенные одеждой бронзовые женские тела… Как бы сказал наш босс: «Неизгладимый экспириенс!» Клюнув, парни расправляли уши – рассказы о Центральной Америке всегда сбивали с толку и уводили нить беседы в сторону от запретных тем.
А утром – ни свет ни заря – в дверь бесшумно протиснулся Горчаков. В белой рубашечке и белых штанах. Штаны были такими белыми, что Бендер от зависти сам себя зарезал бы бритвой.
– Подъем, подводная гвардия! – проскрипел он, «любуясь» остатками ночного пиршества. – Даю двадцать минут и жду на правом крыле мостика для полного разбора, включая вашу попойку. Погодка сегодня расклеилась, так что прошу не опаздывать…
Я, разумеется, пообещал явиться. И, разумеется, не явился. Проспал. Тогда он начал трезвонить по телефону и угрожать ссылкой на Каспий.
– Да хоть бомжом во Фрязино! – ворчал я в трубку. – Лишь бы подальше от вас…
Ну, до чего же зловредный палтус! Вместо того чтобы спать в кроватке и просматривать теплые сны, он битый час дожидается меня на холодном ветру, дабы совершить возмездие во имя луны. Стоит у леерного ограждения и бодро попёрдывает от переизбытка капусты в рационе.
И вправду, откуда местные повара берут капусту в таком количестве?! Одному Заратустре это ведомо…
* * *
– Собирайтесь, – сухо приказывает он, едва я доползаю до мостика.
Гляжу на него осоловелыми и покрасневшими глазами.
– На Каспий?
– Зачем же так далеко? До Улан-Батора гораздо ближе, – насмешливо чеканит он в ответ. И смеется: – Домой, Женя! Пора ведь и в самом деле отдохнуть, не так ли? Через час подойдет катер, а на аэродроме уже дожидается «конторский» самолет.
– И давно он прилетел?
– Ночью. Но я не стал прерывать вашу грандиозную вечеринку…
Раскурив сигарету, он задумчиво глядит вдаль.
Я же нависаю над ограждением и в тысячный раз удивляюсь: настроение нашего босса всегда находится за пределами понимания: никто и никогда не сможет угадать, каким оно будет через минуту. Он, подобно ребенку, долго смеется и внезапно мрачнеет. Или как сейчас: показывает власть, сердится, грозит и вдруг разменивает всю свою серьезность на одну лучезарную улыбку.
Предаваясь любимому занятию (отправляя плевки в воду), интересуюсь:
– Сергей Сергеевич, а что за чучело ожидало Реброву на берегу в рыбацком прикиде?
– Чучело… – ворчливо передразнивает старик. – Это чучело – известный профессор биологии, общественный деятель, руководитель Международного фонда гражданских свобод Саша Гольдштейн. К слову, гражданин Израиля и США, сын известного генетика Давида Моисеевича Гольдштейна.
– А какого черта этот не имеющий российского гражданства еврей ошивается на Байкале?!
– Воспользовавшись связями в столице, он получил кучу документов и полный карт-бланш на проведение научных исследований в районе Байкала. Суть этих «исследований» ты вчера видел своими глазами.
– Видел. Его бы в кипятке сварить или в стене замуровать… Эх, какие в Средневековье были эстеты этого дела! А сейчас одно балабольство… И что же с ним будет дальше?
– Дальше его отмажут и отпустят на все четыре стороны, – с тоской говорит генерал, щелчком отправляя в дождь окурок.
Невольно сжимаю кулаки.
– Как отмажут?! Он же намеревался всадить мне в спину нож!
– А за намерения наше басманное правосудие только грозит пальчиком – ты разве не в курсе? Не стоит забывать, Женя, в какой стране живешь. У нас ведь растет только количество миллиардеров, а все остальное падает, включая совесть, мораль и ответственность…
И снова приходится признать его правоту. Во всяком случае, я не нахожу контраргументов.
С хрустом потянувшись, отправляю вниз очередной плевок.
– Хочу крупнокалиберный пулемет, ибо у меня тетрадь с фамилиями заканчивается…
– У меня дома тоже лежит тетрадь смерти.
– Правда? – с интересом смотрю на генерала.
– Правда. Я ею мух на кухне убиваю…
Да, он умнее меня. И сдержаннее. Я отлично знаю, что ко всему происходящему вокруг он относится крайне негативно. Однако своих эмоций не выдает, держит их так глубоко, что не докопаешься…
– А что скажете по поводу Ребровой?
– А что ты хочешь услышать?
– Ее-то, надеюсь, не отмажут?
– Нет, – уверенно качает он головой. – Ее настоящей фамилии я пока назвать не могу. Но мы займемся этой женщиной вплотную, ибо на ней висит несколько человеческих жизней. А коли так – власть побоится резонанса со стороны родственников и общественности. Так что через недельку-другую я дам тебе полный отчет: кого ты обезвредил на глубине, кем она прислана, когда и с какой целью…
Примерно половину ответов я уже знаю, но послушать выводы босса все равно не терпится. Ведь остается вторая половина загадок. Кем на самом деле является женщина, выдававшая себя за Реброву? Имеет ли она отношение к доктору химических наук Успенскому и к той давней истории, случившейся в тамбовской глуши? На разведку какого государства она работала? Наконец, кто ей помогал разрабатывать сложнейшую многоходовую операцию, едва не увенчавшуюся успехом?…
Эпилог
Мария, будучи единственным ученым, знающим о секретах пятого модуля, пока остается здесь – разгребать руины секретного модуля. Мы же, тепло попрощавшись со всем контингентом платформы, погрузили свой скарб на подошедший катер с легендарным именем «Ермак» и отбыли к берегу. Недалеко от пирса ожидала пара «вертушек», шустро перебросивших нас на аэродром.
В салоне «конторского» самолета Горчаков садится рядом.
– Как плечо? – заботливо интересуется он, застегивая привязные ремни.
– Нормально. Если не делать резких движений и греть спину на теплом побережье…
Шеф хитро щурится:
– На отпуск намекаешь?
– Так точно.
– Ладно, уговорил. Вы с Фурцевым и Марининым заслужили внеочередной отдых.
– А остальные?
– Остальные – в порядке общей очереди…
Он скуп на похвалу и комплименты, поэтому произнесенного вслух обещания вполне достаточно. Сказал – значит, сделает.
Пока самолет готовится к взлету, разбегается по бетонной полосе и набирает высоту, мы безмолвствуем.
Когда же лайнер набирает высоту и поворачивает на запад, я устраиваю затылок на высоком
