отправлюсь домой?!»
Прошел месяц. Созвал я визирей и вельмож того царства: «Вы видите сына моего, который дважды превосходит меня во всем, он в силах повелевать вами. Я посажу его на престол, служите ему верой и правдой. А если не будет он добрым государем, даже человеком не величайте его, а не то что царем! Пришлите его мне назад». Отвечали мне визири и вельможи: «Не изволь говорить так, государь! Мы не стоим того, чтобы твой сын правил нами. Ты должен был поставить над нами раба, купленного твоим вассалом, и тому следовало нам поклоны отбивать, а как нам услужить твоему сыну, чтобы отплатить тебе за твой подвиг! Мы тлен и прах перед ним. Если б даже на небо мы поднялись, и тогда бы не нашли лучшего государя!»
Мне было приятно слышать от них такие речи, и на второй же день я посадил старшего сына на престол и венчал его венцом. Благословил я его и велел всем — великим и малым — поклониться ему.
Провел я еще одну неделю подле своего сына и дивился тому, как вершил он закон и порядок. Такого не видел я даже у своего отца и не слышал от дедов. Радовался я и благодарил господа за то, что послал он мне такого сына. На восьмой день я простился, пожелав старшему сыну мира и достойного царствования. Взял я с собой среднего сына, наказав им быть любящими и верными братьями. Велел приходить на помощь друг другу, когда враг наступает или небо насылает беду. «Не обижайте друг друга ни злым словом, ни делом, — наказал я им, — следите, чтобы дьявол не поселился меж вами, ведь он враг безжалостный, невидимый, вечно жаждет крови. Не допускайте, чтобы ненависть была посеяна меж вами и вы не могли различить доброго зерна среди плевел».
Прибыл я в Черный город, [где убил грозного дэва, посадил на престол своего среднего сына, благословил его и пробыл там две недели. Достоинствами своими превзошел он и меня, и старшего брата. Говорили все: «Он достоин властвовать над всеми странами». На пятнадцатый день распрощался я со средним сыном и отправился к себе, воссел на свой трон и процарствовал сорок лет. Все цари завидовали мне, вельможи и тавады восхваляли меня, бедняки, вдовы и сироты благословляли меня, ищущие добра и справедливости отовсюду стекались ко мне. Никого не обидел я за мою жизнь, но и обиды ни от кого не терпел. Двери мои были открыты, стол всегда накрыт для бедных. Я не копил сокровищ, а раздавал их бедным и обделенным, вдов и сирот одаривал, нищих и недужных привечал. И делал это не на виду у всех, а ночью, украдкой. Так проводил я свои дни и слышал о том, что сыновья мои живут еще лучше!
Ныне, сын мой [меньшой], любимый, взращенный мной миру на радость, ценимый пуще зеницы ока! Если они (старшие сыновья) по юности не позабыли моего завета, и не остыли сердцем среди чужого племени, и хранят любовь ко мне, которую столько лет я им внушал, то не оставляй бесплодными мои сорокалетние отцовские заботы о тебе и надежды! Следуй тому, что видел ты при моем дворе, превосходя меня, не уступай ни в чем. Не выгоняй нищих, и тогда не закроются пред тобой райские врата! Не будь бессердечен к вдовам и сиротам, и тогда в день страшного суда да не спросится с тебя сурово! Не обижай страждущих, чтоб не гневить бога! Вот, сын мой, покидаю я этот краткий мир, поручаю тебе венец с престолом и множество богатств. Пойду по длинной дороге, с которой еще никто не возвращался. Не велю тебе сдерживать гнев против вершителей зла — грозные государи успешнее борются со злом, но будь умерен и справедлив, ибо нет человека пред богом безгрешного и, прощая грешных, ты заслужишь отпущение грехов. Не старайся богатством превзойти старших братьев, не возносись чрезмерно над подданными и друзьями. И когда другие дерзостью обидят тебя или твоих сыновей, не мсти им жестоко. Не одаривай своих приближенных чужими владениями, а собственных не жалей, иначе быть смуте.
Это завещание, сын мой, оставляю я из любви к тебе; то, что покажется тебе пригодным, запомни и поступай так. Напоследок скажу: мир со всеми обращается так, как со мной. Знавал я величие и блеск, обладал крепостями и городами, наслаждался порядком, подданным моим не было числа. Всем была бы хороша моя жизнь, если бы я надеялся прожить еще!
Кончил я читать, приложился к изображению царя Гостама, отсчитал тому человеку тысячу плури и вышел из дворца, стеная и жалуясь на этот мир. Пришел я к мастеру, наставнику моему, и сказал: «О ты, кто слаще мне, чем отец, и любимее, чем родной брат! Раз так коротка жизнь и не откупиться в ней богатому, не умилостивить ее нищему, не запугать ее сильному, не пристыдить ее старцу, не вызвать в ней жалости юноше, не след так долго оставаться в чужой стране. Отпусти меня домой, повидаюсь я с родителями своими, порадую их, встреча с ними развеет мою тоску». По-отечески ласково проводил меня [мой учитель].
Давно уж вернулся я домой. Но лучше бы умер я в той чужой стране, чем видеть ваши светлые лица купающимися в слезах! Таков этот мир! Не было и до нас никого, кто бы не знал горя и не встречал испытаний, не будет таких и после нас. Так зачем же убиваться нам понапрасну и бога гневить, уподобляясь язычникам!
Сказал десятый брат [по имени] Пиран: «Был я свидетелем удивительных приключений одного богатейшего государя. Я не думаю, чтобы кто-нибудь, даже более сведущий и мудрый, чем я, слыхал о подобных испытаниях или видел таковые своими глазами, с тех пор как стоит земля. Но не один я слышал все это от самого государя, многие другие чужеземцы внимали ему вместе с его соотечественниками — жителями страны Шам».
ГЛАВА 10. ЗДЕСЬ СКАЗ О ЦАРЕ СТРАНЫ ШАМ БАРНАОЗЕ
Ведомо и вам, что я большую часть своих дней провел в стране Шам [75] и видел такое богатство и мощь тамошних царей, что богаче их не может быть на земле. Перечислить всех трудно, ибо из-за чрезмерных притеснений и несправедливости их царствование было коротким: кто три года правил, кто — четыре, больше никто на престоле не удерживался.
Воцарился в царстве Шам новый царь Барнаоз. Вот уже сорок лет, как он сидит на троне. Он пожелал больше, чем все его предшественники, и превзошел всех. О нем говорили: «За время своего царствования он не касался ногой земли и ноги не просовывал в стремя, солнце не палило его, и дождь не мочил». Я своими глазами видел, как, отправляясь на охоту, или на смотр войска, или в баню, он восседал на троне под балдахином и его бережно несли тавады и дидебулы. От царского дворца до дверей бани вела аллея; деревья так тесно переплелись ветвями, что, если бы даже тысячу лет подряд шел дождь, сквозь них не просочилось бы ни капли, и густую листву никогда не пронизывали солнечные лучи. Если нужно бывало ему отправиться куда-нибудь, его несли в паланкине, украшенном самоцветами и жемчугами, в который ни капли дождя, ни солнце не проникали. Сажали его в паланкин, и вельможи носили его.
И еще видел я собственными глазами, что все кони, мулы и верблюды в том царстве были подкованы золотыми подковами. Если же эта подкова изнашивалась или лошадь теряла ее, то никто не смел ее касаться! Кто находил, должен был принести в царскую казну. Хранились старые и сломанные подковы в высокой, до неба, башне, и никогда не зарились на это золото бедняки, и не смели просить его богачи. Слышал я из уст самого царя: «Если сам господь пожалует ко мне, я с ним рассчитаюсь этими золотыми подковами». И никто не смел роптать: «Негоже-де говорить так, государь». Прожил царь Барнаоз таким образом тридцать лет. И как прошло тридцать лет, однажды велел он по обыкновению отнести себя в баню. Помылся и вышел. И свершилось тут чудо. Велел он разломать свой трон и венец, позвал нищих и раздал им драгоценные обломки. Я сам присутствовал при этом. Удивлялись все придворные — жалко было ломать столь роскошный престол и раздавать нищим. Говорили они друг другу: «Если он хотел одарить бедняков, неужели не нашел ничего другого, кроме таких драгоценностей!» Но никто не смел перечить царю, и ни один человек не промолвил ни слова.
Тем временем увидели мы одного нищего, который лежал у дверей бани, голова его казалась свежевыбритой, у него был вид человека, только что вышедшего из бани; был он в одной набедренной повязке, более ничего не было ни на его теле, ни на голове. Ни царь, ни вельможи не протянули ему ни монеты, и никто не сказал: «Раз уж мы собрали тут убогих со всего света и раздали столько сокровищ, давайте одарим и этого горемыку».
Потребовал царь коня. В то же мгновение конь стоял перед ним. Вышел он из бани, сел на коня и приказал: «Немедленно вырубите эти деревья, довольно с меня этой аллеи!» Затрепетали подданные и с корнем выкорчевали те дивные деревья так, что даже следа не
