себя заботу и попечение о нем».
Стали вельможи собираться, постепенно, один за другим, царь оглядывал каждого, но никого выбрать не мог. В это время прибыл сын визиря Завар. Сидел он на крупном вороном коне, был опоясан мечом, в руке держал палицу и щит, лук был за спиной, колчан, полный стрел, висел на поясе. Увидев его, вы сказали бы так: «Вот это богатырь!» Спешился Завар в конце площади и стал, укрывшись за конем. Но как он мог укрыться? Царь, заметив его, удивился: «Кто таков? Без сомнения, если кто и пригодится мне, так только он, другому не доверю я воспитание моего сына Хосро». Приказал [Нушреван] подвести его поближе. Только я и старый визирь знали, что это его сын, больше никто. Многие из видевших его прежде находились здесь, но никто его не узнал.
Когда услышал Завар волю царя, отстегнул ножны, снял щит и повесил на коня, палицу бросил там же и так пошел. Спросил его царский посланец: «Почему снимаешь оружие?» Тот ответил: «Я не в поход собираюсь, а не положено являться к царю вооруженным — я ведь никогда не видел его. Мое правило такое: я должен явиться безоружным, поцеловать перед ним землю, а когда узнаю здешний закон и порядок, буду поступать так, как другие». Вышел Завар на площадь и, сделав три шага, пал ниц перед троном и поцеловал землю. Дивились царь и весь народ росту и мощи его тела и его скромности: «Кто он, что так робеет перед царем? Похоже, что он не из нашей страны, а о чем чужестранцу просить нашего государя?»
Приблизился Завар к трону, пал ниц и не поднимал лица, пока царь не велел ему встать. Тогда он поднялся и приложился к подножию царского престола, а царевичу Хосро поцеловал ногу. Хосро улыбнулся в ответ и так обрадовался ему, будто увидел того, кто всегда был с ним и к кому он привык. Нушреван обратился ко мне: «Гурзи, я не встречал более мудрого человека, чем ты. Все предсказанное тобой сбывается. Не сказал ли ты мне, что, если бог даровал мне сына, он же пошлет и подобающего воспитателя!» Я отвечал на это: «Он сам еще нуждается в воспитании, не знаю, какой из него воспитатель, но одним верным вассалом у тебя стало больше».
Спросил меня [Нушреван]: «Кто он?» — «Откуда мне знать», — отвечал я. Визирь улыбался, и царь обратился к нему: «Чему ты смеешься? Наверно, знаешь, кто он». Визирь сказал: «Мне полагается знать, но ты неподходящего воспитателя выбрал сыну». Царь удивился. «Неужели это твой сын?» — «Да, это он, прах у подножия престола твоего», — подтвердил визирь. Стоял Завар перед троном и слушал их речи. Когда царь узнал, что Завар — сын визиря, снял шапку и восславил бога, который ниспослал ему такую удачу, даровал сына Хосро и прибавил такого нового вассала. Сошел [Нушреван] с престола, поцеловал Завара, благословил его и молвил: «Да будет счастливым твой путь и сердце преданным сначала богу, а затем царю, да сопутствует тебе милостивая судьба, да будут долгими дни твои, пусть длится твоя служба Хосро, пусть будет он тебе добрым патроном!»
Тотчас же царь повелел начать пиршество. Накрыли столы. Много раз приказывал царь Завару сесть, но он бросался на землю, благословляя царя, и не садился. После долгих уговоров сел он позади царского престола. Тогда встал Хосро и сел рядом с ним. Завар поцеловал ему руки и ноги и молвил: «Разве я достоин сидеть рядом с тобой, ты садись на свое место!» Но царевич не пожелал уйти, и царь велел подойти им обоим, и уже нельзя было ослушаться. Хосро сел по правую руку от царя, а Завар — у подножия трона. Тот день прошел в ликовании и невиданном веселье.
На рассвете обратился царь к визирю с просьбой: «Оставь своего сына при Хосро, пусть он обучит его всему». Визирь отвечал с почтением: «Что изволишь говорить, государь! Как Завар может воспитывать твоего сына, когда он старше его не более чем на два года! Разве он настолько разумен, чтобы должным образом служить вашему сыну!» Но Нушреван упорствовал: «Даже если ангел спустится с неба, и ему не доверю своего сына: как я воспитан тобой, так пусть твой сын воспитает моего».
Понял визирь, что ничего поделать нельзя, сказал так: «Мой сын в твоих руках — хочешь убей, хочешь оставь в живых. Я говорю так потому, что боюсь, как бы по своей неопытности он вам не навредил». Когда прослышал Завар о согласии отца, тотчас явился к царю и преклонил перед ним колена: «Не верши, государь, неподобающих дел! Если гневаешься на меня, сейчас же отсеки мне голову. Зачем делать то, о чем позже будешь сожалеть? Как я, раб и прах от ног сына твоего, могу его поучать? Если он пожелает, я псарем к нему пойду и ни для какой службы себя не пожалею». Разгневался тут царь: «Если я доверяю тебе, как смеешь ты отказываться!» Отвечал Завар: «Сонмы небесных и те не смеют тебе перечить, не то что я, но хочу доложить тебе, что сын твой от меня ничему не научится, ибо моему слову не станет следовать, и я буду неповинен в том. Если что неладное свершит он, не гневайтесь на меня, ибо недостоин я был такой милости». Завар приложился к царскому колену и стал возле Хосро.
С того дня он обучал царевича игре в мяч, охоте, разным играм. Обучил он его всем молодецким повадкам, так что никто не мог сравняться с ним в ловкости и никто не мог заметить в нем изъяна. Все, что выходило из-под рук человеческих — при дворе ли царском или в княжеском поместье, в доме ли дворянском или в крестьянской хижине, — все он познал и изучил, а в верховой езде, в стрельбе из лука и в игре в мяч стал знаменит. Глаза мои не видели подобного ему игрока в мяч и охотника. Он летал между игроками в мяч, как сокол в воздухе. Управлял конем без поводьев и удил, как Тариел[47] своим вороным. Схватывал мяч, как буйный ветер подхватывает цветок розы. В мгновение ока убивал тигра, как кошку, льва — как мышь. Слон и единорог были так же ничтожны для него, как воробей, а уж о других зверях и птицах и говорить нечего!
Потом Хосро обучился ратному делу, научился владеть оружием. Кольчуга и шлем так шли ему, как царям виссон и порфира. Поднимал он палицу или железную дубину, как былинку. Мечом взмахивал молниеносно, под его ударом никто устоять не мог, его дротик пробивал камень, а арканом он уволакивал вооруженного противника так ловко, будто малую птичку, и воина в доспехах он мог держать на вытянутой руке.
Пока царевич не овладел всеми этими премудростями, ничего не делал, не спросясь Завара. А как всего достиг, уже ни в чем воспитателя не слушался и не подчинялся ему. Налетал на встречных молнией, не боялся ни конных, ни пеших. Завар пожаловался царю: «Ведь я же тебе говорил, что он меня не будет слушаться, а ты мне не поверил! Теперь береги своего сына, чтобы он не горячился, иначе угодит он беде в сети и ты ему не поможешь!»
Дивились все люди такой мудрости и учености Завара. За такое дело взялся, пятилетним начал воспитывать царевича и к десяти годам сделал его таким, что в мире не было ему подобного[48].
Как исполнилось Хосро десять лет, он никого не слушался, ходил смело повсюду. Добирался он до берега моря, но недруга и противника не встречал. Завар знал от отца, что не следует отпускать царевича к Желтой скале, и сбивал его с пути, ведущего туда, водил в обход.
Однажды я сопровождал Хосро на охоту вместе с другими приближенными. Когда мы уже повернули домой, вдруг заметил он Желтую скалу, которая была с целое царство. У подошвы скалы расстилалось необозримое поле, и на том поле в семь рядов стояли табуны отменных коней. Хосро спросил: «Чьи это табуны?» Сын визиря находился далеко от него, и потому доложили ему другие: «Это царские табуны». Сказал тогда царевич: «Почему же я до сих пор их не видел? Может, как раз там найдется конь мне по душе, пойду погляжу». Тут как раз подоспел сын визиря. Сначала он отговаривал Хосро: «Если и водится там добрый конь, для чего тебе ходить туда, разве другие не могут привести его? Столько времени царствует твой отец, и, как я слышал, он здесь не бывал, и тебе тут делать нечего. Если это место пригодно для царей, то почему же царь Нушреван здесь не бывал?»
Рассмеялся Хосро: «Что с того, коли царь здесь не бывал, может, он опасался дальних поездок. В поле пасутся лошади. Разве трудно к ним подойти?» Когда убедился Завар, что не отступится Хосро, сказал: «Если мы теперь отправимся туда, не дойдем до конца: у нас ничего с собой нет, это большая дорога, по ней проходит много чужеземцев, и ни к чему идти туда налегке. Ты ведь царский сын, тебя еще и твои подданные как следует не видели, а не то что чужестранцы. И потому не подобает тебе ходить без свиты, ночевать где попало. Теперь пойдем домой и, если пожелаешь, снарядимся по-царски и отправимся в путь, как положено».
Послушался царевич. Отправились мы домой. В ту ночь Завар пожаловался отцу: «Царевич заупрямился, хочет посмотреть табун у Желтой скалы. Вы говорили о том, что в табуне есть один конь, которого никто не заарканит. Если он увидит того коня, тогда он и вовсе не отступится — или поймает его, или убьет себя. Узнает про то сын морского царя, прибудет и затеет с нами войну, как мне поступить
