ответили: явился какой-то человек с большой свитой, с караваном груженых верблюдов и мулов, забрал он нашу матушку, а нас бросил здесь.
Заплакал я и стал бить себя по голове. «Как мне быть? — думал я. — Бросить здесь детей, чтобы отправиться на поиски жены?» Этого я сделать не мог. Одного сына взял на руки, другого усадил на спину и пустился по следам каравана. Шел я, но кого догонит пеший с двумя детьми?! Шел и шел я днем и ночью, пока сердце не подступило к горлу, обессилел я, ибо шел пятнадцать дней и ночей.
След привел меня к берегу реки. Через реку был переброшен узкий мостик. Был я утомлен и не решился перенести обоих детей. Оставил одного, другого взял на руки, перенес на тот берег и там усадил. Вернулся я за вторым, смотрю: его волк тащит. Не было у меня оружия, чтобы выстрелить, а догнать его я не мог. Стал я плакать и бить себя по голове. Так, плача и крича, я не заметил, как и второго сына волк утащил. Только услышал крик, оглянулся — мальчика нигде не было, унес его волк. Погнался за ним с плачем и криком, бежал из последних сил, но тщетно, ибо я был безоружен, и сказал я: «Да будет твоя воля, господи, худшей беды мне все равно не видать!» Утомился я от слез и стенаний, свалился и уснул. И увидел во сне, что нахожусь я на границе страны Лей и указано мне идти, пока не доберусь до царских чертогов, где суждено пасть оковам моих страданий.
Встал я, возблагодарил бога, что мне было делать?! И я побрел, не зная дороги, но провидение божье указывало мне путь. Шел я много дней и добрался до этого города. Спросил, где царский дворец. Горожане с насмешкой сказали мне: «Ступай, сегодня как раз царь оделяет нищих». Поверил я и пошел за ними. Когда показался дворец, мне сказали: «Вот он, мы дальше не пойдем, на это наложен запрет: кроме нищих, не пускают никого». Пошел я дальше. Царь сидел в шатре. Вся площадь утопала в грязи, много людей стояло в этой грязи и месило ее ногами. Схватили они меня, затащили в грязь и велели: «Меси!» Начали надо мной потешаться: «Для того ли ты торопился сюда?» Печаль овладела мною. Утомленный долгой ходьбой, я задыхался от усталости и досады. Выбившись из сил, осмеянный окружающими, проговорил я громко: «Бог всемогущ, он может вытащить человека из грязи и усадить его на царский престол». Царь сверху следил за нами. Услышав мои слова, он сошел вниз и обратился ко мне сердито: «Ты что, на трон мой заришься?» Схватили меня, повели и, закованного, посадили в выдолбленную колоду. Не желал я чужого престола, пришел только за милостыней, но меня никто ни о чем не спрашивал. Пребывая в таких мучениях, я продолжал славить господа. Всякий день приходил ко мне царь и говорил так: «Если можно тебя из грязи вытащить и на трон посадить, почему же тебя сейчас не вызволят?» Что мне было ответить ему; я уповал на бога, который может и унизить и возвеличить человека. Только от него я ждал спасения, больше мне не на кого было надеяться.
Пробыл я в заточении целый год. И не знал, что царь умер, до тех пор, пока не пришли горожане и не освободили меня. Видно, думали они, что судьбу царя решило мое предсказание. Столько прибыло людей, что я испугался, уж не замышляют ли они против меня дурного, иначе кто я для них, что толпятся они вокруг. Кто мне руки стал целовать, кто — ноги, а кто колени обнимать.
С великими почестями повели меня в баню, обрили голову, обмыли, нарядили в царские одежды, нарекли царем Ибреимом, увенчали короной и усадили на трон. Поздравили меня государи всех стран. Изо всех сил старались мне угодить, подданные мои любили и почитали меня, я отвечал им тем же. Я старался делать все то, что видел, слышал и знал о царях. И по сей день я не причинил зла ни богатым, ни нищим, можете спросить у них.
Когда явился ко мне купец, я почуял в нем кровного врага. Сердце мое вспыхнуло пламенем. При виде его я начинал весь дрожать. Говорил я себе: «Человек этот не причинил мне зла, так почему я так несправедлив к нему?!» Как ты сам видел, принял я его с почетом.
Потом, когда пришел пастух и с ним двое отроков, мне показалось, как это было и на самом деле, что это мои дети. Но не решился я перед своей свитой сказать об этом, а сердце мое трепетало и стремилось узнать правду. Однако не мог я прервать пиршество в ту ночь, вино помешало мне [разобраться во всем].
Когда наутро купец явился ко мне, я хотел броситься на него. Он сказал мне, что купил тех отроков, и я не мог ни есть, ни пить, но приказал себе молчать, пока не узнаю правды.
Так мучился я до наступления темноты, метался, как безумный, не находя себе места. Как стемнело, я переоделся в одежду раба и в сопровождении одного из слуг направился к стоянке купца. Этот слуга был свидетелем всего, и, если не веришь мне, можешь его допросить отдельно. Придя к купцу, я обошел все вокруг. В одной комнате вместе с другими отроками находились и эти двое. В другой, красиво убранной и устланной коврами, сидела женщина краше солнца. Узнал я ее, похитившую мое сердце. Вернулся я и еще раз посмотрел на отроков. Да, они были моими [сыновьями], но все же я подумал: «Многие мужчины похожи друг на друга и многие женщины, надо хорошенько обо всем разузнать». И стал я прислушиваться.
Женщине подали ужин. Юноши тоже попросили ужинать, но им грубо отказали. «Не куражьтесь! — говорили им остальные, — если вы всю свою жизнь, не евши и не пивши, будете служить хозяину, и тогда не окупится та тысяча туманов, которая за вас уплачена». Один из слуг побил мальчиков, они заплакали и сказали так: «Если ты купил нас у пастуха, так думаешь, что и избивать нас можно? Отец наш имел тысячу псарей, подобных твоему господину!»
Услыхала женщина голоса юношей, узнала их, вскочила, закуталась в чадру и вошла к ним. Увидела, что то были ее сыновья, спросила: «Кто вас привел сюда и что с вами случилось?»
Они рассказали ей обо всем: как волки их утащили и как пастухи вырвали их у волков. Женщина спросила их: «А вы помните, как купец похитил меня из дому?»
Узнали все друг друга, обнялись и расцеловались. Неудивительно, что я словно окаменел, оставил их там и ушел в мрачном раздумье. Если б враг увидел меня тогда, даже он посочувствовал бы мне. В ту ночь я, как помешанный, бродил по городу. За мной следовал только удивленный слуга, который в лицо мне ничего сказать не смел, а что было в его душе, того не ведаю.
Когда бог сжалился надо мной и наступил рассвет, вначале я велел привести пастуха и спросил его о мальчиках: «Откуда ты взял их?» Пастух рассказал, и я вспомнил, что как раз там, где я потерял детей, он пас своих овец. «Смотрю, — говорит, — волк бежит и в пасти держит бездыханное дитя. Я закричал и напустил на волка собак. Собаки задрали волка, а ребенку вреда не причинили. Взял я мальчика на руки, принес на стоянку, привел в чувство, приложил целебное снадобье к следам от клыков. Когда я погнал овец, повстречал табунщиков — они шли с того берега реки. Я держал ребенка на руках, он был испуган, я ласкал и успокаивал его. Табунщик спросил меня: что это у тебя? Я рассказал все, как было. Он мне сказал, что тоже вырвал из волчьей пасти одного мальчонку, но готов отдать его мне, ибо не знает, что с ним делать. Обрадовался я и сказал ему: отдай его мне, а я вам взамен дам овец. Он отвечал: жилец он на белом свете или нет, еще неизвестно, так за что же с тебя овец брать? Я сказал им: что вам до того, умрет он или нет, — это уж моя печаль, берите пяток овец, а мне его отдайте. Взяли табунщики пять овец, а мне отдали дитя. Вдвоем мальчики быстрее оправились. Находились они все время при мне.
Когда я пас овец, они мастерили из дерева лук и стрелы и убивали в моем стаде то овцу, то ягненка, так проводили они дни в играх и забавах. Если не вводили они меня в гнев, то и не радовали ничем. И сказал я себе: ни к чему они мне, поведу их к царскому двору, быть может, купит их кто-нибудь. Так и получилось: их захотел тот купец, и я продал отроков ему».
Потом велел я привести купца и спросил его: «Кем тебе приходится женщина, которая находится у тебя?» Он ответил: «Сестра она мне». Я сказал ему: «Как сестра? Что вы, от одних родителей или ты нашел ее как сестру?» Купец ответил: «Я не хотел брать ее в сестры, нашел я ее в одном заброшенном доме и, увидев, сказал: если расстанусь с ней, непременно умру. Снял я с верблюда сундук, переложил из него товары, подошел к женщине и схватил ее: решил я увезти ее и погасить страсть своего сердца. Но она сказала: «Брат, что ты со мной будешь делать? Разве достойна я тебя? Ищи себе пару, я же несчастная, бедная и простая женщина, как ты мог позариться на меня? Если ты намереваешься продать меня, то много ли за меня дадут? И знай, что ты мне — брат, а я — твоя сестра».
Услышав такие слова, я ей сказал: «Раз ты лишила меня, опаленного страстью, всяких надежд, то я отомщу тебе — увезу отсюда, и не видать тебе твоих малых детей». В сердцах оттолкнул я детей, посадил ее в сундук и увез. И так по сей день вожу ее с собой. Продать ее я не смог, так как поклялась она быть мне сестрой, пользы же от нее нет никакой. Она нигде не хочет оставаться, никого не видит. В пути сидит в сундуке, я сам поднимаю его и спускаю. Взгляну на нее иногда — и свету в очах моих прибывает».