тоже не отвечают. Еще раз позвонила — опять молчок.
— Простите, Зоя Ивановна, — смутилась основательно Нина. — Мы это самое… В общем, я увлеклась приготовлением кофе. Садитесь, угостим вас…
XIX
Колосились поля и утопали в бурьянах балки и овраги. Вокруг длинных параллелей траншей, противотанковых рвов, эскарпов, на крышах землянок разрослась трава — всюду пестрели ромашки и колокольчики. На рассвете в белесом небе звенели жаворонки, и в рощах захлебывались трелями соловьи. Всего лишь три месяца прошло, как отбросили советские войска немцев от Курска и заняли оборону, а жизнь в прифронтовой полосе уже изменилась. Природа, буйствуя, залечивала нанесенные войной раны.
Днем в степи было относительно тихо. Лишь изредка появлялись в небе фашистские стервятники, неся смертоносные грузы на Поныри, Курск, Фатеж. Советские истребители тотчас взмывали навстречу «фоккевульфам» и «мессершмиттам» — завязывались воздушные бои.
Степь преображалась ночью. Вялая, разморенная зноем, она начинала оживать с наступлением сумерек. По дорогам с востока подходили свежие резервы. Слышался тяжкий шаг многотысячной пехоты. Но эта тяжкая поступь вдруг заглушалась грохотом моторов: шли танки и автомашины с орудийными прицепами. Устрашающе-грозный лязг гусениц разносился по степи до рассвета. Затем танкисты сворачивали с большаков и проселочных дорог в балки и овраги, чтобы не дразнить воздушных пиратов и не испытывать собственную судьбу. Днем отдыхали в укрытиях, а с наступлением темноты — снова на марше.
Южная пограничная дивизия, — в нее влился морозовский полк, — несколько суток стояла в семидесятикилометровом отдалении от линии фронта. В ночь на седьмое июля, когда стало известно, что немецкие танки потеснили нашу оборону, командир Южной дивизии, полковник Сенчин получил приказ: срочно перебросить полки во второй эшелон обороны — на высоты.
Дивизия форсированным маршем, на полуторках и «студебеккерах» двинулась к фронту. Сам Сенчин, опережая боевые порядки дивизии, выехал, в сопровождении разведчиков, раньше. Несколько вездеходов к вечеру достигли высот. Сенчин попытался установить связь со стоящей впереди пехотной дивизией, — не получилось. Отправился с разведчиками выяснить обстановку. Вездеходы спустились в низину и, устремившись на север, вскоре оказались в зоне «тылов» впереди-стоящей дивизии. По проселку, навстречу, служба медсанбата везла раненых — несколько машин тянулись одна за другой. Сенчин остановил головную, спросил у шофера местонахождение штаба. Шофер указал вправо. Вездеходы разведчиков промчались вдоль третьей линии траншей и остановились возле блиндажа. Молодцеватый лейтенант в сумерках принял Иргизова за командира — лихо козырнул ему, но, увидев рядом полковничьи погоны на Сенчине, извинился и повел его в блиндаж. Командир пехотной дивизии был знаком Сенчину — встретились рукопожатием. Сели к пустому снарядному ящику.
— Тихо что-то у тебя, — сказал Сенчин.
— Пока тихо, — согласился комдив. — На рассвете пойдут… Ждем. Танки прорвали вчера оборону впередистоящих частей на всю глубину. Бронебойщиков бы мне побольше…
Сенчин сообщил, что боеприпасы на подходе — сам видел. Пообещав добрую поддержку, нанес на свою карту местонахождение войск. Уточнив обстановку, распрощался.
На высоты возвратились в полночь. Гигантское плато было скрыто темнотой ночи. Ни огонька, ни искорки — полная маскировка. Только суета и неразбериха. Отовсюду неслись крики, ругань, гул машин и лязг гусениц.
Уже выставлены были передовые дозоры от всех полков. «Газик» командира дивизии то и дело останавливали часовые и спрашивали пароль. Сенчин выходил из машины, в сопровождении офицеров, поднимался к траншеям — они хорошо сохранились после зимне-весенних боев, только заросли травой и бурьяном. Бойцы, получив приказ, до утра окопаться и быть в полной боевой готовности, устало — с прибаутками и ворчанием, орудовали штыковыми лопатами. Продвигаясь по плато, Сенчин задержался в расположении полка Морозова. Командир полка тотчас появился откуда-то из темноты.
— Тут на фланге небольшая рощица. Может, там расположить орудия? Оттуда стопроцентный обзор местности, — предложил он комдиву.
Сенчии вздернул подбородок, усмехнулся.
— Ты думаешь, немцы такие дураки, что не поймут тебя? Рощицу они в первую очередь сожгут, чтобы глаза не мозолила. А вместе с рощей сгорят и все твои орудия.
— Да ведь к ней не так-то просто подступиться — косогор крут, — не согласился Морозов.
Сенчин не стал спорить — в конце концов, на то и командир полка, чтобы решать задачи самостоятельно. Уезжая от Морозова, разрешил сопровождавшим его разведчикам остаться.
— Ну, что там — спокойно? — спросил Морозов.
Иргизов стряхнул пыль с пилотки.
— Утром, наверняка, придется вступить в бой. Обстановка сложная. На позициях — прорыв. Сдержит ли танковый удар пехота — вот вопрос!
— Ну-ну, тоже мне стратег, — недовольно проворчал Морозов. — Слишком быстро ты разобрался во всем.
— Я говорю о реальных вещах, товарищ полковник.
— Я тоже действую вполне реально. Разведчиков твоих я отправил к бойцам Каюмова. Нечего им тут околачиваться. Сам тоже отправляйся к нему. Сядешь на рацию. Ставь свою таратайку где-нибудь во фланге. Можно возле рощи.
— Есть, товарищ полковник.
Басовитый, с небольшим акцентом голос Акмурада Каюмова гремел поодаль. Иргизов догадался — капитан злится на своих батарейцев за то, что не научились видеть в кромешной тьме.
— Куда ты, харам-зада, заехал? — распекал он кого-то из своих подчиненных. — Неужто дорогу не видишь — она перед тобой, как на ладони! Пора уже научиться видеть с закрытыми глазами — на войне же!
«Студебеккеры», таща на прицепах противотанковые орудия, ползли в темноте по низине к высотам, расположенным севернее деревни. Расчеты знали о своих «высотках» по карте, но здесь, на местности, да еще ночью сориентироваться было трудно. Иргизов подоспел вовремя: выехав на своем вездеходе, вместе с сержантом Супруновым и радистом вперед артиллерийской батареи, остановил движение.
— Каюмов! Капитан Каюмов, отзовись! — прокричал Иргизов в темноту.
— Ха, разведка тут под ногами топчется! — оживился, подходя Акмурад. — Убери свою каломбину, а то раздавим. Куда направляешься?
— К тебе, капитан. Командиром полка послан, чтобы помочь разобраться — что к чему.
— Тут сам черт не разберется! — Акмурад сплюнул, вынул портсигар, щелкнул крышкой, дунул в мундштук.
— Не пори горячку, я изучил все подходы к высотам. Тут, по неосмотрительности, и в овраг можно залететь. Через час начнет рассветать — без всякой суеты разместишь орудия и окопаешься. Нам с тобой к березняку — километра три до него. Морозов приказал передать тебе, чтобы поставил два взвода на правом фланге возможного прорыва немцев. Я тоже буду с тобой: оттуда хороший обзор для корректировки огня.
Акмурад, жадно затягиваясь дымком, повернулся назад, прислушиваясь к отдаленному нарастающему гулу.
— Слышишь? — сказал настороженно. — Танковая дивизия приближается. Здесь, этой низиной пройдут. Подавят впотьмах к чертовой матери — и орудия, и машины. Танкисты выходят на стык двух армий: надо освободить им дорогу.
Офицеры сели в вездеход. Каюмов велел водителю первой машины следовать за ним. Иргизовский шофер уверенно повел «газик» и первым указал на высоту, Каюмов распорядился занять ее одному из
