выглядело почти воинственно, особенно потому, что она яростно поправляла пряди, выбившиеся из прически, приводя их в повиновение. На лице ее было всего несколько слабо выраженных морщин, особенно в уголках глаз и рта, и это придавало ей вид женщины, улыбавшейся чаще, чем требовала ее роль.
— Если будете так любезны, миссис Броуди.
— У вас шотландский выговор, — с удивлением заметила миссис Броуди.
Вероника кивнула.
— Мой дом недалеко отсюда, — ответила она. — Лоллиброх.
Вежливый интерес на лице домоправительницы сменился выражением подлинного восторга.
— Я прекрасно знаю эту деревню, — сказала миссис Броуди. — Мы в течение многих лет нанимали служанок оттуда.
Несколько минут они обсуждали общих знакомых. Вероника не стала рассказывать о научных занятиях отца или о том, насколько мать разделяла его интересы и следовала по его стопам. Их семья не была склонна к общению, и Вероника добавила, что не была дома более двух лет.
— Кто родился шотландцем, навсегда им и останется, — сказала миссис Броуди, протягивая руку к Веронике и похлопывая ее по руке жестом, вызвавшим бы осуждение тети Лилли.
Но в Шотландии граница между слугой и хозяином часто бывала размытой.
— Однако ваш супруг из Америки.
Вероника кивнула:
— Да, из Виргинии.
— Многие из наших людей уехали в Америку, — сказала миссис Броуди. — Если человек оттуда возвращается — это нечто необычное.
Вероника не была уверена в том, что Монтгомери останется здесь, но не сочла удачным говорить об этом домоправительнице.
— В таком случае, не рассказать ли мне вам о доме?
На самом деле ей хотелось знать лишь причину, почему этот дом оказал столь странное воздействие на Монтгомери, но она все-таки кивнула. В противном случае домоправительница, вне всякого сомнения, пожаловалась бы мажордому, и тогда пошла бы гулять сплетня о том, что хозяйка не интересуется домом.
Коридор, по которому они шли, оказался заполнен портретами. Все они были написаны в одном стиле. Поза выглядела одинаковой: голова повернута на три четверти, человек изображен на фоне книжных полок, взгляд устремлен на реку Тайрн.
— Это традиция, — сказала миссис Броуди, заметив взгляд Вероники. — Портрет каждого из лордов написан в Большой библиотеке.
Мужчины на портретах в галерее мало походили на Монтгомери. В них не наблюдалось явного фамильного сходства, таких черт, как, например, крупный нос или широко расставленные глаза или слишком торчащие уши.
Ни у кого из них не было примечательных синих глаз, как у Монтгомери. И ни один из прежних лордов не оказался так красив, как ее муж.
Они поднялись по нескольким лестницам, не обладавшим такой безупречной овальной формой, как парадная. Однако перила у всех были из красного дерева, отлично отполированы и украшены позолоченной резьбой.
На площадке второго этажа экономка остановилась.
Вероника не рассчитывала увидеть столько деталей, свидетельствующих о богатстве. Изумрудно- зеленые ковры являлись отличным фоном для медных и хрустальных канделябров. Стены были обиты бледно-зеленой узорчатой камчатной тканью, а белые вазы расставлены по всему холлу и на двух длинных столах красного дерева. Кто-то наполнил вазы весенними цветами, что создавало ощущение тепла и уюта.
— Здесь у нас лучшая спальня, — говорила миссис Броуди. — Рядом с ней гардеробная. Дальше идет личная ванная леди.
Миссис Броуди шла по коридору, потом указала рукой в его конец.
— Эта лестница ведет в крыло, где помещаются детские, — сказала она. — Не зайти ли нам для начала туда?
— Если не возражаете, миссис Броуди, покажите сначала спальню леди. Я ужасно устала от путешествия.
Небольшая ложь, но, разумеется, ей она простится. Сейчас ей вовсе не хотелось осматривать детские и думать о будущем, представлявшемся столь неопределенным.
Экономка, казалось, пришла в ужас:
— Простите, миледи, конечно же, вы устали.
Она открыла третью дверь в коридоре и отступила, давая войти Веронике:
— Если обратите внимание, то заметите, что на лепнине изображены головки зрелых маков, ваша милость. Они распускались, когда строился этот дом.
— Очень красивая комната, — сказала Вероника, оглядывая спальню.
Постель оказалась меньше, чем она ожидала. Большее пространство занимали два платяных шкафа и туалетный столик. Обои цвета слоновой кости с золотыми цветами и такой же ковер были прелестны. Такая комната казалась впору для шотландской принцессы.
Но Вероника, по крайней мере, была шотландкой.
Миссис Броуди открыла дверь в личную ванную миледи, состоявшую, как выяснилось, из трех помещений: ванной, туалета и гардеробной, а также небольшой гостиной, соединенной коридором с другой гостиной, открывавшейся в самую лучшую, парадную, спальню. По-видимому, если жене хотелось пообщаться с мужем, она могла не идти в спальню мужа через коридор.
— Как необычно, — сказала Вероника.
Миссис Броуди кивнула:
— В Донкастер-Холле много тайных коридоров, ваша милость. Мне бы хотелось вам показать и их. Может быть, завтра?
Вероника кивнула в знак согласия. Донкастер-Холл был чем-то таким, о чем ей приходилось читать в романах, где обязательно фигурировал красивый принц и множество тайных ходов.
Она сжала руки и повернулась к экономке:
— Красивые комнаты, миссис Броуди.
— Может быть, вы завтра захотите сопроводить меня в чердачные помещения, леди Фэрфакс? Там у нас целый склад мебели. Возможно, вы захотите что-нибудь выбрать на свой вкус. Конечно, у нас в штате есть плотники. Или, возможно, вы пожелаете перевезти что-нибудь из Лоллиброха. Или даже из Лондона. Очень много мебели поступило к нам из Лондона, Эдинбурга и даже Парижа, — добавила она с гордостью.
— Я бы ничего не стала менять, — ответила Вероника честно. — Ни одной вещи.
После того как миссис Броуди ушла, Вероника вернулась в гостиную. В этой комнате обои были из бледно-голубого узорчатого шелка, оттенок их повторялся в униформах слуг. Не назывался ли этот цвет донкастерским голубым?
Вероника остановилась у окна, глядя на пологие зеленые берега реки Тайрн. Серые тучи на горизонте наводили на мысль о приближавшейся буре.
Ей так недоставало хорошей шотландской бури.
Ей недоставало всего, к чему она привыкла дома, начиная от звука шотландской речи и до ветров в Шотландском нагорье, а также до чувства родства со всем этим, принадлежности этому. Здесь ее выговор не считался чем- то необычным, и происхождение у нее было такое же, как у большинства местных жителей. Она воспринимала эту землю, как большинство ее сограждан, и так, как если бы в каждом пригорке или кочке находилось что-то волшебное, как и в мягких очертаниях долины и холмов.
Через несколько месяцев все деревья потеряют листву и приготовятся к долгой зиме, но прежде они загорятся ослепительными красками осени. Река потечет медленнее, а потом однажды утром покроется слоем льда.
