заинтересовала овчарка — они говорили Ингусу ласковые слова, соблазняли его сладостями. После всего пережитого в паровозе, копоти и тьмы в тоннелях Ингусу было приятно внимание людей.
— Оставьте собаку! — строго сказал Карацупа. — Зачем кормите?
— Замечательная собака! Просто хочется сделать ей приятное, — заговорил светловолосый спортсмен: — Только жаль: не берет сласти. А мы и конфет купили. Знаете, я читал про одну собаку — Ингусом эта собака у пограничников зовется. Замечательный пес! Вот бы его увидеть!
Ингус, услыхав свою кличку, повел ушами, встал и посмотрел на незнакомцев. Карацупа насупился.
— Смотрите, откликается на кличку Ингус, — обрадовался спортсмен. — Может, это и есть Ингус? А вы, часом, не Карацупа?
— Я не Карацупа, собака не Ингус, — отрезал пограничник, хотя самолюбие так и толкало сказать: «Да, я Карацупа, а это мой верный друг, мой Ингус». Но служба сурова, и он промолчал.
Около Ингуса собралась толпа.
В это время с грохотом подкатил поезд. Карацупа повел Ингуса к вагону. Пассажиры заохали и заахали, увидев, как Ингус степенно вошел в купе.
Через несколько часов наши путешественники пересели на дрезину и очутились на далеком таежном полустанке. В тупике стоял зеленый бронированный вагон с антеннами радиостанции. Часовые пропустили следопыта. У него взяли пакет, запечатанный сургучными печатями. И вскоре начальник штаба поискового отряда, лысый, сухой человек с острыми глазами, изучающе осмотрел Карацупу, словно оценивая его возможности, и сразу приступил к делу.
— Высадилась группа парашютистов-диверсантов. — Начальник штаба подвел Карацупу к стенной карте и очертил на ней место, где были обнаружены нарушители. — Их было десятеро. Семерых взяли. Одного убили час назад. Остались двое. Поиски ведутся в большом масштабе. Не исключено, что искать их нужно совсем в другом районе, вот здесь, в верховьях таежной реки. — Начальник штаба обвел участок карты, покрытый густой зеленью и голубыми лентами речных протоков. — Шансов на то, что они здесь, не так уж много, но мы должны обследовать и этот район. Вы пограничник боевой, стреляный, с опытом. Поэтому вас и вызвал. Тайгу знаете. Ходить умеете. Собака у вас отличная. Думаю, что на вас можно положиться. Если уж и вы не найдете — значит диверсантов там нет. А если возьмете след, то не сомневаюсь, что доставите нарушителей живыми или мертвыми. Лучше, понятно, живыми.
В тот же день следопыт с Ингусом прибыли в городок на берегу могучей реки и там поднялись на палубу речного катера. Здесь Карацупу ждала поисковая группа — десять бойцов, вооруженных винтовками.
Вскоре тайга и горы стиснули реку. Ни тропы, ни избушки, ни дымка на ее берегах. Только тайга, зеленая, черная, синяя.
— Разрешите, товарищ пограничник, предложение внести, — обратился к Карацупе моторист. — По заимкам шукать нужно. Вон там Ерофей живет. — Моторист показал на далекую гору. — Верный человек. Все знает, Тигрятник.
— Да вон он и плывет! — воскликнул рулевой.
Ерофей, бородатый мужик, в высоких бродовых сапогах и латанной на плечах рубахе, вскоре поднялся на палубу и сразу обратился к Карацупе:
— Случай тут у нас случился. С Рассыпной пади охотник Федор — километров, почитай, за сто отсюда живет, — пришел сейчас, да говорит: «Ерофей, беда! В займище убийство: бабушку умертвили; капкан очистили. След убивца открылся: чужие здесь, с ружьями». А откуда взялись, ума не приложим! Потом в топи Федор костер нашел, в угольях матерьял горелый — белый, крепкий. Видать, шелк. Сосед Федор ко мне и подался, а я — в сельсовет. Ну, раз и вы тут — идемте, след укажу.
Высадились на берег. Карацупа оставил двух бойцов в избушке Ерофея наблюдать за рекой и контролировать охотничьи тропы; двух бойцов послал на катере передать с пристани в штаб первое сообщение, а потом нести на реке патрульную службу. Он знал: из тайги человек обязательно будет идти к реке — другого пути у него нет. А сам с Ерофеем и шестью бойцами двинулся в тайгу.
— Кабаньей тропой пойдем, — сразу предложил Ерофей, заняв место во главе отряда. — Наперерез к реке податься нужно — к реке человек пойдет, а мы его тут и встретим. К реке обязательно пойдет.
Карацупа шел за проводником по притихшей черной тайге, освещенной косыми лучами солнца. Увитые лианами деревья вставали непроницаемой стеной, уводили в душные, темные пади. Ингус устал, чувствовал себя скверно — смена впечатлений в дороге, поход по хвойным иглам, сквозь бурелом, в ядовитых испарениях болот сказался даже на неутомимой овчарке.
Пришли к охотничьей избушке. Ингус взял от нее след, направился в глубь леса и остановился: след исчез. Карацупа повел овчарку снова к избушке, навел вторично на след и добежал с Ингусом до места, где след затерялся на кабаньей тропе. Едва приметная в дебрях, она вела к водопоям, исчезала в топях, снова появлялась, пересеченная другими звериными тропами.
Переменили тропу, пошли по другой и тут опить напали на след. Началась погоня.
Карацупа и Ерофей были неутомимы — они не давали отряду отдыха, Только бойцы разведут костер, снимут обувь, устало повалятся на землю, как Карацупа и Ерофей уже тормошат их: надо идти дальше.
Трое бойцов так устали, что на очередном привале легли на землю у костра и не могли подняться; молча, одними глазами просили они прощения за свою слабость. Карацупа стащил с обросшего бородой щербатого бойца сапоги — в лицо ударил едкий запах спекшейся крови: ступня у бойца покрылась ранами. Он застонал. Идти дальше боец не мог, но невозможно было и покинуть его одного в тайге. Пришлось наиболее уставших бойцов оставить здесь на отдых.
Тайга кружила голову туманами, пугала воплями зверей и птиц. На каждом шагу нужно было осматривать стволы кедров, сломанные ветви, примятую траву, определяя, кто же тут пробирался: зверь или человек? Перед поисковым отрядом открывались то кабаньи тропы, то участки разворошенного листа и логовища, «купалки» — места купанья в грязи кабанов, — но не было ни одного признака человека.
Чащоба густела, а ноги деревенели, тела обмякли, и руки совсем не подчинялись человеку. Запасы продовольствия кончились — нужно было охотиться. От гнилой воды болели желудки. Одолевали комары и тучи гнуса. Но Карацупа с Ерофеем без устали вели отряд; где проползали они под завалами, где рубили кусты и лианы, где брели с кочки на кочку по тряскому болоту.
— Теперь тигровые места пойдут… — тяжко вздохнув, предупредил Ерофей. — Поглядывать нужно…
Ингус первым почуял опасность — ощерился, фыркнул, шерсть его встала дыбом. Шагнув в подлесок, он заметил на траве вмятины от тигриных лап. Голые, с твердыми округлыми «мозолями» подошвы оставили ясный и четкий отпечаток. Карацупа прикинул на глаз; длина следа от лапы примерно сантиметров семнадцать, длина шага — немногим меньше метра.
— Крупный зверь!.. — Ерофей встал на колени, тщательно осмотрел след. — Давно шел. Может, сейчас он километров за сто отсюда убег: тигр — бродячий. За сутки, бывает, зверь километров по сто переходы делает. А может, таится, ждет…
Ингус дрожал, отказывался идти. Бойцы озирались и не решались ступить ногой в сторону от тропы. Карацупа понял: теперь все зависит от него, от его воли.
— Приготовить оружие! — сухо, разделяя слова, приказал следопыт. — Проверить патроны. Достать ножи. На марше не растягиваться! Ну, Ингус, чего струсил? Тигра испугался? А ты не бойся! Мы вон какая сила!
Ерофей снял с плеча ружье, вытащил из ножен короткий охотничий нож, молча отстранил с пути Карацупу и вышел вперед. Не оглядываясь, шагнул во тьму зарослей и повел за собой отряд.
Вздрагивая от малейшего треска, бойцы шагали по зарослям. За каждым деревом им чудились зеленые глаза тигра, буреломы казались лежкой полосатого зверя. И все же отряд шел вперед. Не останавливаясь, забыв о привале, о пище и воде, шли и шли они по темной узкой пади, потом поднялись на ощетинившийся кедрами перевал — и разом встали: на фоне неба поднималась из котловины узкая струйка дыма.
— Чужой!.. — Ерофей подался вперед, жадно понюхал воздух. — Не знает, что в костер класть… Вишь,
