ордынцы. Город пал только тогда, когда ни одного защитника не осталось в живых.
Учитель остановился около Димкиной парты.
— Вот так. А ты говоришь — удрал бы.
Все снова засмеялись.
— Да я не всерьез, Игорь Александрович, я…
— Понимаю, что не всерьез. Между прочим, ребята, наш город к тринадцатому веку уже имел частично каменную стену. Со стороны реки стена еще оставалась бревенчатой, а вот с южной и с восточной стороны в раскопках обнаружена каменная кладка.
— Игорь Александрович, — сказал вдруг Мишка, — а все-таки монголы наш город не смогли взять.
— Откуда ты получил такие точные сведения?
— Отчего тогда в ямах, которые в городе, ничего нет, а в других, которые за городской стеной — в поле, значит, — находятся и черепа и оружие?
— А как тебе удалось установить точную линию городской стены?
— А по плану! План-то в библиотеке есть.
— План есть! — подтвердили ученики.
— Во-первых, план этот весьма приблизителен; во-вторых, все это еще надо изучать… Масштаб неизвестен, имеется лишь приблизительный рисунок… — Учитель помолчал немного. — Раскопок настоящих не велось, так что судить трудно… А захоронения? — вдруг встрепенулся он. — Тебе не приходило в голову, что захоронения могли делаться именно за городской стеной? В летописях мы находим повествования о том, как спасшиеся жители возвращаются на пепелище и князь первым делом велит похоронить убитых… Что ты об этом думаешь?
Михаил молчал, соображая.
— Н-не знаю… Может быть… А все-таки нет. Все-таки наш город не сдался. Не знаю, почему-то мне так кажется, что не сдался.
— «Кажется»… — Игорь Александрович укоризненно покачал головой. — В науке такого слова, «кажется», просто не существует. Все надо доказать. А для этого предмет хорошо изучить надо, построить гипотезу, потом как следует проверить ее, и не раз. А ты — «кажется»!
В это время раздался звонок.
— Ребята! Не забудьте о фольклоре, — напомнил учитель. — Пусть каждый отчитается, расскажет, что удалось отыскать. Задание нелегкое. Итак, встреча наша на той неделе, через два урока!
Вскоре класс опустел, одни только Мишка с Димкой остались. Надо было придумать, куда спрятать череп.
— А что, если Кузнецову попросить? — размышлял Димка. — Только ей про все рассказать придется. Про «Анкудинов двор».
— Завизжит, пожалуй. Девчонка. — Мишка презрительно сморщил нос: — Ах, ах, скелет, ах, ужасно, ах, уберите, ах, не выношу!
— Думаешь, завизжит? — Димка уставился на череп, старательно обернутый газетами, перевязанный бечевкой. — А мне так кажется — не завизжит. Ленка не такая.
— «Кажется»! Слыхал? Это еще проверить надо.
В науке такого слова нет!
— А давай проверим. Вон и Кузнецова идет!
Димка вскочил, подбежал к двери.
— Кузнецова! Зайди в класс на минуточку!
— Что это вы здесь сидите? — Лена заглянула в класс.
— Есть к тебе дело, Кузнецова. Видишь ты этот предмет? — Мишка указал на сверток.
— Ну, вижу.
— А догадываешься, что это такое? — подскочил Димка.
— Конечно, догадываюсь: череп, — спокойно сказала Лена. — А на что он вам?
Друзья долго и сбивчиво рассказывали Лене обо всем — и о черепе, и о предполагаемой битве за огородами, и о «шкелете», напугавшем тетку Марью, и о Димкиной неудаче.
— Как интересно, — сказала Лена. — Давайте, ребята, я спрячу череп. Я просто запру вашего Анкудина в свой комод. У меня на ключ запирается. Вот и всё. До свидания. Завтра увидимся!
И она унесла череп.
— Молодец Кузнецова. Выручила.
Димка облегченно вздохнул.
— А знаешь, зря мы ей находки-то не показали, нечестно ведь получилось; она нам вон как помогла, а мы помалкивали, прятали все интересное, сказал Мишка. — А как помощь понадобилась, сразу: Кузнецова, поди сюда.
— Ну и что же, — возразил Димка, — мы ведь только до поры до времени. Теперь пускай заходит, смотрит, если так хочется.
— Наверное, Лена обиделась. Что-то и не спрашивает ни о чем, «до свидания» — и пошла домой.
— Из-за девчонки так переживаешь, эх, ты! Лучше скажи, когда боксом заниматься начнем?
— Олег обещал — с понедельника. Он уж и перчатки приготовил. Готовься, Димка, йоду запасай да бинтов!..
Мишка не соврал. Олег действительно принес из клуба две пары боксерских перчаток и обещал заняться с ребятами. Но с условием, что двоек больше не будет, а если кто получит двойку, то занятия тотчас прекращаются.
— С понедельника? Здорово! А ты-то йоду припас?
— А мне на что? Я под удар не полезу.
— И я не полезу! — И, немного подумав, Димка добавил: — А если никто из нас под удар лезть не собирается, интересно тогда, кого же мы будем бить?
— Эх, ты! Не понимаешь, что такое бокс. Думаешь, обязательно надо лупить друг друга? Ничего подобного! Главное — обыграть противника, уйти от ударов, а потом выбрать момент, и — бац!
— Здорово! Слушай, Миш, а может, сегодня и начнем? Попроси Олега, а?
Мишка нахмурился.
— Сегодня у меня намечено другое. Буду фольклор собирать. Интересно, что расскажет бабушка про орду. Может, что-нибудь и дошло до нее из поколения в поколение. Надо это все записать.
— Миш, можно, и я приду? У меня бабушки нет, кого я расспрашивать буду? Чужих-то бабушек да дедов не очень-то расспросишь.
— Тем более, у каждой бабушки есть свои внуки, чего же чужим-то рассказывать да петь?
— Конечно, чужим они рассказывать не станут… Так можно, я у тебя посижу?
— Ага. Мы будем всё записывать. Или давай так: я буду бабушку расспрашивать, а ты всё в тетрадку записывай. Мы будем с тобой вроде ученой комиссии. Чистая тетрадь у тебя есть?
— Найдется!..
Бабушка была, как назло, чем-то рассержена, это видно было по тому, как она гремела посудой и ругалась с кошкой Муркой.
— Пошла вон, полосатая! Этакую рыбину стащила, и все тебе мало! Я уж рыбину простила бы, будь у тебя совесть. Ан совести-то нет как нет! Еще и за другой явилась. Брысь, тебе говорю!
Мурка все это слушала, но уходить не собиралась.
Мишка сразу понял, что эти речи вполне устраивают хитрую кошку: ведь под шумок можно утащить и вторую рыбину. Вон сколько их на блюде навалено. Горой!
Хоть и была не в духе, обедом бабушка ребят все же накормила. Ели как можно старательнее, с показным аппетитом.
— Ну и обед сегодня! — подхваливал Мишка. — Вкуснота! Кажется, все ел бы да ел; жалко, что в живот мало вмещается.
— Спасибо, Пелагея Дементьевна! — вторил ему Димка. — Давненько я не едал такой лапши. Пальчики оближешь!
