лежат точно к югу от основного исторического ядра русских областей). В высокой степени примечательна историческая связь, сопрягающая культуру русскую с культурой византийской. Третья великая 'евразийская' культура вышла в определенной мере из исторического преемства двух предшествующих…
'Евразийская', в географически-пространственных данных своего существования, русская культурная среда получила основы и как бы крепящий скелет исторической культуры от другой 'евразийской' культуры. Происшедшим же, вслед за тем, последовательным напластованием на русской почве культурных слоев азиатско-азийского (влияния Востока!) и европейского (влияние Запада!) 'евразийское' качество русской культуры было усилено и утверждено…
Определяя русскую культуру как 'евразийскую', евразийцы выступают как осознаватели русского культурного своеобразия. В этом отношении они имеют еще больше предшественников, чем в своих чисто географических определениях. Таковыми в данном случае нужно признать всех мыслителей славянофильского направления, в том числе Гоголя и Достоевского (как философов-публицистов). Евразийцы в целом ряде идей являются продолжателями мощной традиции русского философского и историософского мышления. Ближайшим образом эта традиция восходит к 30-40-м годам XIX века, когда начали свою деятельность славянофилы [2]. В более широком смысле к этой же традиции должен быть причислен ряд произведений старорусской письменности, наиболее древние из которых относятся к концу XV и началу XVI века. Когда падение Царьграда (1453) обострило в русских сознание их роли как защитников Православия и продолжателей византийского культурного преемства, в России родились идеи, которые в некотором смысле могут почитаться предшественницами славянофильских и евразийских. Такие 'пролагатели путей' евразийства, как Гоголь или Достоевский, но также иные славянофилы и примыкающие к ним, как Хомяков, Леонтьев и др., подавляют нынешних 'евразийцев' масштабами исторических своих фигур. Но это не устраняет обстоятельства, что у них и евразийцев в ряде вопросов мысли те же и что формулировка этих мыслей у евразийцев в некоторых отношениях точнее, чем была у их великих предшественников. Поскольку славянофилы упирали на 'славянство' как на то начало, которым определяется культурно-историческое своеобразие России, они явно брались защищать трудно защитимые позиции. Между отдельными славянскими народами, безусловно, есть культурно-историческая и более всего языковая связь. Но как начало культурного своеобразия понятие славянства, во всяком случае в том его эмпирическом содержании, которое успело сложиться к настоящему времени, дает немного.
Творческое выявление культурного лица болгар и сербо-хорвато-словенцев принадлежит будущему. Поляки и чехи, в культурном смысле, относятся к западному 'европейскому' миру, составляя одну из культурных областей последнего. Историческое своеобразие России явно не может определяться ни исключительно, ни даже преимущественно ее принадлежностью к 'славянскому' миру. Чувствуя это, славянофилы мысленно обращались к Византни. Но, подчеркивая значение связей России с Византией, славянофильство не давало и не могло дать формулы, которая сколько-либо полно и соразмерно выразила бы характер русской культурно-исторической традиции и запечатлела бы 'одноприродность' последней с культурным преемством византийским. 'Евразийство' же, в определенной степени, то и другое выражает. Формула 'евразийства' учитывает невозможность объяснить и определить прошлое, настоящее и будущее культурное своеобразие России преимущественным обращением к понятию 'славянства'; она указывает как на источник такого своеобразия на сочетание в русской культуре 'европейских' и 'азиатско-азийских' элементов. Поскольку формула эта констатирует присутствие в русской культуре этих последних, она устанавливает связь русской культуры с широким и творческим в своей исторической роли миром культур 'азиатско-азийских', и эту связь выставляет как одну из сильных сторон русской культуры, и сопоставляет Россию с Византией, которая в том же смысле итак же обладала 'евразийской' культурой… [3]
Таково, в самом кратком определении, место 'евразийцев' как осознавателей культурно- исторического своеобразия России. Но таким осознанием не ограничивается содержание их учения. Это осознание они обосновывают некоторой общей концепцией культуры и делают из этой концепции конкретные выводы для истолкования ныне происходящего. Сначала мы изложим указанную концепцию, затем перейдем к выводам, касающимся современности. И в одной и в другой области евразийцы чувствуют себя продолжателями идеологического дела названных выше русских мыслителей (славянофилов и примыкающих к ним).
Независимо от воззрений, высказанных в Германии (Шпенглер), и приблизительно одновременно с появлением этих последних евразийцами был выставлен тезис отрицания 'абсолютности' новейшей 'европейской' (т. е., по обычной терминологии, западноевропейской) культуры, ее качества были 'завершением' всего доселе протекавшего процесса культурной эволюции мира (до самого последнего времени утверждение именно такой 'абсолютности' и такого качества 'европейской' культуры крепко держалось, отчасти же держится и сейчас, в мозгу 'европейцев'; это же утверждение слепо принималось на веру высшими кругами общества 'европеизированных' народов и, в частности, большинством русской интеллигенции). Этому утверждению евразийцы противопоставили признание относительности многих, и в особенности идеологических и нравственных достижений и установок 'европейского' сознания. Евразийцы отметили, что европеец сплошь и рядом называет 'диким' и 'отсталым' не то, что по каким-либо объективным признакам может быть признано стоящим выше его собственных достижений, но то, что просто не похоже на собственную его, 'европейца', манеру видеть и действовать. Если можно объективно показать превосходство новейшей науки и техники, в некоторых ее отраслях, над всеми этого рода достижениями, существовавшими на протяжении обозримой мировой истории, то в вопросах идеологии и нравственности такое доказательство существенно невозможно. В свете внутреннего нравственного чувства и свободы философского убеждения, являющихся, согласно 'евразийской' концепции, единственными критериями оценки в области идеологической и нравственной, многое новейшее западноевропейское может показаться и оказывается не только не выше, но, наоборот, ниже стоящим в сравнении с соответствующими достижениями определенных 'древних' или 'диких' и 'отсталых' народов [4].
Евразийская концепция знаменует собой решительный отказ от культурно-исторического 'европоцентризма'; отказ, проистекающий не из каких-либо эмоциональных переживаний, но из определенных научных и философских предпосылок… Одна из последних есть отрицание универсалистского восприятия культуры, которое господствует в новейших 'европейских' понятиях… Именно это универсалистское восприятие побуждает европейцев огульно квалифицировать одни народы как 'культурные', а другие как 'некультурные'… Следует признать, что в культурной эволюции мира мы встречаемся с 'культурными средами' или 'культурами', одни из которых достигли большего, другие — меньшего. Но точно определить, чего достигла каждая культурная среда, возможно только при помощи расчлененного по отраслям рассмотрения культуры. Культурная среда, низкостоящая в одних отраслях культуры, может оказаться и сплошь и рядом оказывается высоко стоящей в отраслях других. Нет никакого сомнения, что древние жители острова Пасхи в Великом Океане 'отставали' от современных англичан по весьма многим отраслям эмпирического знания и техники; это не помешало им в своей скульптуре проявить такую меру оригинальности и творчества, которая недоступна ваянию современной Англии. Московская Русь XVI–XVII веков отставала от Западной Европы во множестве отраслей; это не воспрепятствовало созданию ею 'самоначальной' эпохи художественного строительства, выработке своеобразных и примечательных типов 'башенных' и 'узорчатых' церквей, заставляющих признать, что в отношении художественного строительства Московская Русь того времени стояла выше большинства западноевропейских стран. И то же — относительно отдельных 'эпох' в существовании одной и той же 'культурной среды'. Московская Русь XVI–XVII веков породила, как сказано, 'самоначальную' эпоху храмового строительства, но ее достижения в иконописи знаменовали явный упадок по сравнению с новгородскими и суздальскими достижениями XIV–XV веков… Мы приводили примеры из области изобразительного искусства как наиболее наглядные. Но если бы также в области познания внешней природы мы стали различать отрасли, скажем, 'теоретического знания' и 'живого видения', то оказалось бы, что 'культурная среда' современной Европы, обнаружившая успехи по части 'теоретического знания', означает, в сравнении
