Поражение, потому что они вели себя нерешительно, хотя и очень враждебно по отношению к ревизионистам. Слишком нерешительно, чтобы принять участие в борьбе. Во всем виноваты официальные институты, которые стремились сохранить статус-кво и были готовы стереть с лица Земли следы столетий мышления, чтобы продолжать надежно удерживать власть над Галактикой.
«Это поражение, — понимала она, — самое ужасное из того, что могло произойти, поскольку при победе ревизионистов все равно была бы книга, было бы учение о человеке и о Судьбе. И это было бы лучше, чем никакого учения».
За ее спиной мягко прозвучал вызов видеофона, и она, быстро повернувшись, поспешила в другую комнату.
Робот сообщил:
— Звонил мистер Саттон. Он интересовался Висконсином.
— Висконсином?
— Это старинное название, — объяснил робот. — Он направился в город под названием Бриджпорт в штате Висконсин, о котором спрашивал.
— Это точно, что он направился туда?
— Да, можно было понять это так, — ответил робот.
Ева быстро спросила:
— Скажи мне, где находится Бриджпорт?
— На расстоянии очень многих тысяч миль от вас и не менее четырех тысяч лет назад.
У нее перехватило дыхание.
— Во времени? — переспросила она.
— Да, мисс, во времени.
— Скажи мне точнее, — потребовала Ева.
Робот покачал головой.
— Я не знаю. Я не смог этого понять. Его разум был очень возбужден. Саттон только что пережил сильное потрясение.
— В таком случае, ты не можешь ничего утверждать с уверенностью.
— Я бы на вашем месте не беспокоился. Он произвел на меня впечатление человека, который знает, что делает. С ним все будет в порядке.
— Ты в этом убежден?
— Абсолютно, — ответил робот.
Ева выключила экран и опять подошла к окну.
«Аш, — сказала она себе. — Аш, любовь моя. Тебе просто необходимо сделать так, чтобы все было в порядке. Ты должен знать, что делаешь. Ты обязан вернуться к нам, ты обязан написать книгу…
Не только для меня одной, поскольку я не в большей степени, чем все остальные, могу претендовать на тебя. Но ты нужен Галактике, и, возможно, настанет день, когда ты станешь нужен всей Вселенной. Маленькие мятущиеся жизни ожидают твоих слов надежды, той уверенности в себе, того достоинства, которое принадлежит им по праву. И больше всего достоинства. Что самое главное? Жизнь. И только она что-то значит. Жизнь — это доказательство еще большего равенства и братства во всем и со всеми, чем какое-либо иное, которое человеческий разум создал практически и теоретически за все время его существования.
А что касается меня, — подумала она, — у меня нет никаких прав думать так, как я думаю, чувствовать то, что я чувствую. Но я ничего не могу поделать с этим, Аш. Ведь он обещал, что, возможно, когда-нибудь настанет такой день, когда у меня появятся такие права».
Она стояла выпрямившись, в одиночестве, и слезы текли по ее лицу. Но она даже не подняла руку, чтобы вытереть их.
— Это мечта, — сказала она, — а мечта, у которой нет надежды на осуществление, которая обречена еще до того, как она разбита, хуже всего.
35
Сухая веточка треснула под ногой Саттона, и человек с ключом медленно обернулся. Мягкая улыбка мгновенно пробежала по его лицу. Около глаз появились морщинки, скрывающие удивление, блестевшее в глазах.
— Добрый день, — произнес Саттон.
А Джон К. Саттон все еще был так далеко, что выглядел крошечной точкой, поднимающейся на холм. Солнце миновало зенит и опускалось к западу. Внизу в долине реки паслись коровы, слышался чавкающий звук их копыт.
Человек протянул руку.
— Мистер Саттон, не так ли? — спросил он. — Тот мистер Саттон, который живет в восьмидесятом веке?
— Бросьте ключ, — резко проговорил Саттон.
Человек сделал вид, что не услышал.
— Меня зовут Дин, — представился он. — Арнольд Дин, я из восемьдесят четвертого века.
— Бросьте ключ, — приказал Саттон, и Дин бросил его. Саттон пинком отшвырнул его подальше. — Так будет лучше, — уверенно проговорил он. — А теперь давайте присядем и побеседуем.
Дин указал пальцем в сторону:
— Скоро подойдет старик. Он начал сомневаться, и у него появилась масса вопросов, которые он собирается задать мне.
— Еще есть время, — ответил Саттон. — Он должен еще пообедать, и после обеда поспать.
Дин недовольно хмыкнул и устроился поудобней, облокотившись на свой корабль.
— Случайность, — объяснил он, — вот что портит нам общую картину. Вы, Саттон, и есть такой случайный фактор. Ваше появление не было запланировано.
Саттон легко сел и поднял ключ с земли. Он взвесил его в руке.
— Кровь, — произнес он, как бы разговаривая с ключом. — На тебе будет кровь еще до того, как закончится этот день.
— Скажите мне, — поинтересовался Дин, — сейчас, когда вы здесь, что вы собираетесь делать?
— Очень просто, — объяснил Саттон. — Мы поговорим с вами. Вы расскажете мне кое-что, что мне необходимо знать.
— С удовольствием, — сказал Дин.
— Вы сказали, что прибыли из восемьдесят четвертого столетия. Какой год?
— 8386 год, — ответил Дин. — Но на вашем месте я спросил бы что-нибудь другое. В моих отчетах для вас может найтись много интересного.
— Вы полагаете, что до этого мы не доберемся? — поинтересовался Саттон. — Вы надеетесь выйти победителем?
— Конечно, так и будет.
Саттон принялся ковырять ключом землю.
— Некоторое время назад я встретил человека, который вскоре умер, но он узнал меня и сделал знак, подняв скрещенные пальцы.
Дин сплюнул на землю.
— Это был андроид, — объяснил он. — Они боготворят вас, Саттон. Они сделали из вас религию, потому что… ну, вы сами понимаете. Вы подарили им надежду, за которую можно уцепиться. Вы дали им то, что позволило чувствовать себя в какой-то мере равными человеку.
— Я полагаю, — усмехнулся Саттон, — что вы не верите ничему из того, что я написал.
— Разве я должен верить?
— Я верю, — продолжал Саттон.
— Это ваше дело.
