амазонки в спецовке. Она указала дорогу, одарив меня веселой, уважительной улыбкой через окошко, и через некоторое время мы подъехали к опрятному маленькому 2-х этажному домику в стиле Регентства.
На этот раз вагонетки не оказалось. Малышки с помощью водителя, суетясь, помогли мне выбраться из машины и, служа мне своеобразной опорой, поддерживая, ввели в дом.
С трудом удерживая, довели меня до двери, находившейся слева, и я очутилась в прелестной комнате, со вкусом обставленной и украшенной в том же стиле, что и дом. В кресле около камина сидела седовласая женщина в платье из пурпурного шелка. Лицо и руки ее говорили о достаточно почтенном возрасте, но взгляд, которым она посмотрела на меня, был проницательным и живым.
— Добро пожаловать, дорогая моя, — произнесла она голосом, в котором не было и следа старческой дрожи.
Она перевела взгляд на стул. Потом снова на меня и задумалась.
— Я полагаю, на тахте вам будет удобнее, — предложила она.
Я оглядела тахту: да, это была настоящая грузинская работа, подумала я с сомнением.
— А она выдержит? — поинтересовалась я.
— О, я думаю, что да, — сказала она, но тоже с сомнением.
Моя свита осторожно уложила меня и встала рядом с озабоченными лицами. Когда стало ясно, что тахта, хоть и скрипнув, выдержала мой вес, пожилая леди прогнала их вон и позвонила в маленький серебряный колокольчик. Вошла миниатюрная девушка, настоящая горничная ростом в метр.
— Пожалуйста, херес, Милдред, — приказала пожилая леди. — Вы ведь пьете херес, моя дорогая? — обратилась она ко мне.
— Да-да… да, спасибо, — слабо ответила я. После паузы прибавила: — Прошу прощения, миссис… мисс?
— Ох, мне следовало сразу представиться. Меня зовут Лаура, не мисс и не миссис, а просто Лаура. Вы, я знаю, Орчис… мать Орчис.
— Так они говорят, — с отвращением призналась я.
Некоторое время мы изучали друг друга. Впервые с начала галлюцинации я увидела в чьих-то глазах сочувствие, даже жалость. Я снова огляделась, отметив про себя совершенство обстановки.
— Это же… Я ведь не сошла с ума? — спросила я.
Она медленно покачала головой, но не успела ответить, так как вернулась миниатюрная горничная, неся на стеклянном подносе графин граненого стекла и бокалы. Пока та наливала нам, я заметила, что пожилая леди, как бы сравнивая, переводит взгляд с нее на меня и обратно. На ее лице было любопытное необъяснимое выражение. Но я сохраняла спокойствие, внимательно наблюдая за горничной, разливающей вино по стаканам.
— Разве это не мадера? — спросила я.
Она удивилась, а потом, улыбнувшись, кивнула с уважением.
— Думаю, вы в одном предложении заключили весь смысл вашего визита, — сказала она.
Горничная ушла, и мы подняли наши бокалы. Пожилая леди отпила глоток и поставила свой на особый столик рядом с собой.
— Однако, — продолжила она, — давайте-ка побеседуем. Вам сказали, почему вас послали ко мне, моя дорогая?
— Нет, — покачала я головой.
— Потому что я историк, — ответила она мне. — Доступ к истории — это привилегия. В наши дни он предоставляется немногим — и даже тогда с неохотой. Но, к счастью, до сих пор существует мнение, что ни одна из отраслей знания не должна исчезнуть, хотя некоторые из них и преследуются по определенным политическим целям. — Она неодобрительно улыбнулась и затем продолжила. — Потому что, когда требуется что-либо утвердить, нужна консультация специалиста. Вам сказали что-нибудь насчет вашего диагноза?
Я снова отрицательно покачала головой.
— Я думала иначе. Ох, уж эти профессионалы! Ну, я расскажу вам, что мне было сказано по телефону из Дома Матери, так будет легче прояснить ситуацию. Мне сообщили, что вас опросили несколько врачей, которых вы заинтересовали, озадачили и, боюсь, основательно расстроили, бедняжек. Ни у одной из них не было даже минимального поверхностного знания истории. А еще короче: две из них придерживаются мнения, что вы страдаете галлюцинациями на почве шизофрении, а три остальных склонны считать ваш случай подлинным переселением душ. Такое бывает чрезвычайно редко. Существует не более трех достоверных задокументированных случаев и один спорный, как они мне сказали. Но из тех, что признаны, два связаны с медикаментом чайнжуатин, а один с очень схожим с ним препаратом.
Таким образом, три из них нашли, что ваши ответы в основном последовательны, и почувствовали, что подробности в них достоверны. Это значит, что ничего из вами сказанного не противоречило тому, что они знали. Но так как за пределами своей профессии они мало что знают, они решили, что тут есть много другого, во что трудно и невозможно поверить. Поэтому попросили сделать это меня, имеющую для этого средства.
Она замолчала и задумчиво оглядела меня.
— Я также думаю, — добавила она, — что за всю мою довольно долгую жизнь это будет самое интересное, что со мной случалось. Ваш бокал пуст, моя дорогая.
— Переселение душ, — недоуменно повторила я, протягивая бокал. — Но, если бы это было возможно.
— О, в этом нет сомнения. Те упомянутые мной три случая совершенно достоверные.
— Мажет быть и — так… почти, — допустила я. — По крайней мере, с одной стороны да, но с другой — нет. Ведь есть приметы ночного кошмара. Вы кажетесь мне совершенно нормальной, но взгляните на меня — и на вашу крохотную горничную! Это же несомненно часть галлюцинаций. Мне кажется, что я здесь говорю с вами, но в действительности этого не может быть, тогда где же я?
— Думаю, что я больше чем кто-нибудь другой могу понять, каким далеким от реальности должно казаться это вам. Я сама провела за книгами так много лет, что иногда оно и мне кажется ненастоящим, будто я живу не совсем здесь. А теперь скажите мне, дорогая моя, когда вы родились?
Я сказала ей. С минуту она размышляла.
— Хм! — произнесла она, — Георг VI — но вы же не помните второй большой войны?
— Нет, — подтвердила я.
— Но вы, может быть, помните коронацию следующего монарха? Кто он был?
— Елизавета… Елизавета Вторая. Моя мама водила меня посмотреть шествие, — сообщила я ей.
— Вы что-нибудь помните?
— Не так уж много, только то, что шел дождь, почти целый день, — призналась я.
Некоторое время мы продолжали в том же духе, потом она успокоенно улыбнулась.
— Ну, я думаю, этого достаточно, чтобы обосновать свое мнение. До этого я уже слышала о коронации, из вторых рук. Должно быть, была замечательная сцена, в аббатстве, — она задумалась на мгновение и вздрогнула слегка. — Вы были так терпеливы со мной, моя дорогая, если вы вернетесь, это будет только справедливо, но, боюсь, вам придется приготовить себя к нескольким потрясениям.
— Думаю, что уже приучила себя к этому за последние 36 часов — или то, что кажется 36-ю часами, — сказала я ей.
— Сомневаюсь, — ответила леди, серьезно глядя на меня.
— Объясните, — попросила я, — пожалуйста, объясните, если можете.
— Ваш бокал, моя дорогая. Потом я вам расскажу, в чем суть дела Налив нам обеим, она спросила:
— Какая черта произошедшего вас больше всего поразила до сих пор?
Я подумала:
— Так много всего…
— Не то ли, что вы не видели ни единого мужчины? — подсказала она
Я мысленно вернулась назад. Вспомнила недоуменную интонацию в голосе одной из Матерей, спросившей: “Что такое мужчина?”
