– Талалаева, мулине, «Аисты». Или «Цапли». Непонятно кто, короче. Вещь дорогая, тысяча долларов.
Следующим экспонатом были часы Фаберже. Витька громко произнёс известную торговую марку:
– Фаберже, начало века, часы, механизм от фирмы «Буре». Настольные. Тоже пять тысяч долларов. Как и Венера.
Абрамсон поднял глаза и улыбнулся.
– Давайте я вам помогу! – радостный Витька схватил со стола золотое колечко, – вот это кольцо из коллекции графа Воронцова. Вещь дорогая. Пять тысяч долларов.
Глаза Абрамсона полезли на лоб, да так там и остались. А Витька воодушевлено продолжал:
– Серьги с бриллиантами. Много бриллиантов, очень много! Карат будет!
– «Тиффани», – поддакнул скупщик.
– Ага, «Тиффани», – повторил, не смущаясь, Витька, – четыре тысячи двести долларов. Теперь заколка с камнем, похожим на бриллиант.
«Оранжево-коньячный, крупный камень, 19 век. Минимум пятьдесят тысяч долларов» – прикинул про себя Абрамсон и достал калькулятор.
– Молодой человек, давайте считать. Я же вам сказал, что беру всё. Плачу наличными. Вот, держите паспорт, – Абрамсон достал из кармана клетчатой рубашки документ.
Витька спрятал его и подсел к Абрамсону.
– Итак, давайте начнём с бронзы. Центавр, начало века, – скупщик взял статуэтку и осмотрел со всех сторон, – я называю цену, как специалист, а вы соглашайтесь или нет. Если нет, говорите свою. Значит так, Центавр. Пятьдесят долларов.
– Мало! – возмутился Витька, – почему так мало?
– Молодой человек, зайдите в магазин «Русская бронза» на проспекте Мира. Там таких вещей навалом.
– Но это же антиквариат! – не понял Витька.
– Антиквариат – да, но ценность его небольшая. Сравните полотно Пикассо и арбатского художника Васи из Урюпинска. Не путайте, молодой человек, божий дар с яичницей. Стоящие вещи типа Фаберже, Пицциони я у вас и беру по соответствующим ценам. Ладно, дальше. Бронзовый кролик с сумкой… Двадцать долларов. Декоративный серебряный чайник – сто долларов. Верблюд из кости мамонта, авторская работа – двести пятьдесят долларов… Женский бюст из мрамора, 19 век… Тысяча семьсот долларов… Миракль, позолоченная бронза, акварель… 19 век…
В итоге Абрамсон действительно купил всё и насчитал бешеную сумму – пятьдесят семь тысяч триста баксов! Договорившись о встрече на завтра, Витька вылетел из магазинчика налегке и зашагал, не касаясь ногами земли. Он избавился от кучи ненужных покойной бабке вещей. И пусть этот Абрамсон хоть из самого ФСБ – вещи не краденые, и никаких претензий к Витьке быть не может!
До вечера он был предоставлен самому себе. Напротив конторы Абрамсона он заметил продуктовый магазин, перебежал дорогу и, войдя, сразу направился к прилавку кондитерских изделий. На витрине наряду с «Рафаэллой», «Альпен Гольдом», «сникерсами» и «чупа-чупсами» красовались наши, родные, доморощенные яйца фабрики «Сладкоежка»!
– Мне все яйца «Сладкоежка!» – выпалил Витька, зная, что денег у него много – в кармане пара тысяч баксов заначки плюс сумма в рублях на месяц жития в президентском номере «Метрополя».
– На витрине последние, – удивилась продавщица, и её очки упали на нос.
Витька прикинул, что завтра он будет страшно богат. Правда, почти всё он отдаст Штефу. Но зато, если бы Штеф не прибил бабку, он не продал бы её старьё. Зато у него есть Олеся и её блестящая авантюра по моментальному обогащению! И тогда он просто уедет из этой чёртовой страны. Да хотя бы в ту же Англию к дяде Джиму. Поселится неподалёку, вложит деньги в гоночную команду… Господи, он будет владельцем команды «Формулы-рено», а может даже, и «Формулы-1»!!!
Витька, словно Икар, взлетел над продавщицей, взял у неё два последних шоколадных яйца, поцеловал в макушку и оставил десять рублей на чай.
Карташа, он же Серёжа Картавенко, он же тёзка Вымени, он же велосипедист, сбивший Витьку по приказу Штефа, являл собой коротко стриженную, ледащую сущность мужского пола, в кожаной жилетке, джинсах, бейсболке и кроссовках. По призванию семнадцатилетний пацан был бездельником, нигде не учился, работу презирал, считая, что «работают только дураки». Жил с мачехой и младшей сестрицей в хрущёвке на Каховке. Штефа знал с малых лет, как-никак сосед по площадке. Штеф, старше Карташи на шесть лет, легко втянул мальца в свою компанию, тусующуюся в подвале. Карташа преклонялся перед Штефом, таким свободным, крутым и богатым. А когда Штеф лишил мать родительских прав, отца засадил в тюрьму и стал единственным жильцом на сорокаметровой площади, Карташа поверил и в своё счастье. Штеф всегда всё обставлял так, что только он был в шоколаде, а все остальные – в дерьме. «Будешь со мной – будут водиться фисташки» – поговаривал Штеф. А «фисташки» для Карташи – это второй Бог после Штефа. Деньги – это бухло, сигареты, девочки, марихуана, жизнь. И он не понимал свою мать, которая никогда не стремилась разбогатеть, не понимал каких-то других устремлений в жизни, кроме как разжиться «фисташками». Деньги делают человека человеком! Вот, к примеру, на следующий год большинство знакомых пацанов загребут в армию, а он купит себе белый билет! Потому что он, Карташа, человек, а они – нищее быдло, которым такие, как Карташа, и будут всю жизнь помыкать! Вот и вся философия!
Карташа пил пиво на детской площадке, прямо перед домом Олеси. Вон у того тополя он и наехал на этого придурка Витьку. Как сказал час назад Штеф по телефону, лох ерепенится, и нужно следить за подъездом этой бабы Олеськи, куда лох может явиться. Если появится – то звякнуть Штефу, при этом ничего не предпринимать. Карташа не стал напоминать своему Богу, что тот ему обещал пятьсот баксов за «наезд» и вытаскивание денег из книжки. Видать, лох плохо доится, сообразил Карташа, к тому же, где-то бегает. Сергея-Вымя Штеф послал к дому лоха, Карташу – сюда. Если лох или сама Олеська явится, Карташа получит пятьсот рублей. За это он и обожал соседа – серьёзный человек Штеф с ещё большей буквы, чем сам Карташа, никогда не обманывал.
Штеф дал указания насчёт конспирации, поэтому Карташе было не всё равно, узнают его или нет. Лох конечно вряд ли, а вот Олеська может, пару раз видела. Но в любом случае, он сидит так, что увидит её первым – поскольку она выйдет из-за угла.
– Сигаретки не будет? – перед Карташей возник какой-то пацан в протёртых джинсах.
– Держи «фисташки», сгоняй в палатку, купи пачку «ЛД», – Карташа смерил пацана взглядом, – только лёгкие не бери, бери нормальные. Сигареты и сдачу мне. Не придёшь – убью, понял?
– Я мигом! – пацан убежал, а Карташа хмыкнул – прав Штеф, говоря, что «хозяин не тот, кто работает, а тот, на кого работают».
Карташа опорожнил первую бутылку и вскрыл об лавочку вторую. Надо бы подрядить этого малолетку – пусть ходит за пивом и сигаретами. Ему, Карташе, отлучаться нельзя – пропустит лоха и Олесю, не получит «фисташек».
Пацан прибежал через десять минут – добросовестно выполнил поручение. Карташа кивнул ему на место рядом с собой, мол, садись, и протянул руку:
– Серёга.
– Колян, – заявил пацан, сунув вперёд вялую руку и хищно поглядывая на пачку.
– Сколько тебе лет, Колян? – Карташа протянул собеседнику две сигареты, закурил сам и прикурил пацану.
– Пятнарик будет через неделю, – Колян развалился на лавке, как боссы разваливаются в кожаных креслах, и начал смачно курить.
– Врёшь. Врунов я убиваю. Да не ссы ты! – Карташа хлопнул по плечу застремавшегося паренька, – я агент контрразведки. Я занимаю стратегическую дислокацию, понял? Хочешь работать на меня?
– А чё делать надо? – Колян вроде как освоился в компании взрослого парня.
– Ходить за допингом для меня.
– За чем ходить?
– За пивом и сигаретами. Чтоб ты знал, алкоголь концентрирует внимание, а никотин стимулирует работу мозга. Мне тут долго сидеть, а уходить нельзя.
