- Да вы понимаете, что это только в кино воины того времени везде и всюду ходят в кольчугах и латах! – горячо стал доказывать академик. - А на самом деле доспехи возили в обозах и надевали только непосредственно перед самим сражением. Бывали случаи, что неприятель благородно ожидал, когда его враг, так сказать, экипируется прямо у него на виду!
- Но, Владимир Всеволодович… ведь так же гораздо интереснее и колоритней, чем просто в портах и рубахах! – разве что не стонал, пытаясь доказать свое режиссер, но в ответ слышалось непреклонное:
- Нет, нет и нет! То, что вы предлагаете, это – вопиющее нарушение исторической правды!
Спор готов был зайти в тупик, но, к счастью, у Молчацкого вовремя нашелся, как оказалось, неоспоримый аргумент.
- Ну, а если дружина такого князя, как Борис Давидович у ворот, и сам он со своими людьми находится в городе? – спросил он.
- Это, в виде исключения, конечно, допустимо, - подумав, согласился, наконец, академик. – И даже, пожалуй, так оно и должно быть на самом деле! Ведь князь Борис хитрый враг, а уж если он рядом, то надо все время быть настороже!
К началу второй недели репетиций многие уже сроднились с пьесой, и, употребляя наряду с современными – древние слова, жили одновременно, сразу как бы в двух разных эпохах.
За приглашенных и давших согласие приехать на генеральную репетицию известных актеров, играл Молчацкий. Он все реже подделываясь под Станиславского останавливал студентов и кричал им: «Не верю!..» Благодаря его стараниям у всех все начало получаться. Кроме, казалось бы, тех, у кого не должно было быть никаких проблем – Людмилы и Стаса… Людмила старательно выполняла все, чего требовал от нее режиссер. Стас тоже соблюдал все мельчайшие исторические детали, научился искусно делать свой голос старше, но, как ни старался заботливо и нежно относиться к своей любимой невесте - ничего из этого у него не получалось.
Наконец, Молчацкий, не выдержав, остановил однажды репетицию, отозвал Стаса в сторонку и сказал:
- У вас с Людмилой две главные роли, а вы играете, простите, как… манекены! Запорем же весь спектакль! – Он помолчал и просительно посмотрел на Стаса: - Может… вернем на сцену Елену?
- Нет… - даже не думая, упрямо замотал тот головой. – Об этом не может быть даже речи!
- Ну тогда постарайся увидеть в Людмиле Гориславу! – попросил Молчацкий. - И у вас, поверь, сразу же все получится!
- Хорошо! – вздохнув, пообещал Стас и невольно покосился в сторону как всегда хлопотавший на кухне Лены.
Виделись они теперь с ней только во время обеда. Ужин для паломников приносила ее мама или брат.
Ваня не раз пытался выяснить, в чем дело, начинал горячо защищать сестру, рассказывая, как она ждала его, как отвадила всех местных ухажеров, как целых пять дней бегала встречать поезд, прежде чем Стас дал сообщение о своем приезде…
Стас каждый раз отмалчивался или уводил разговор в сторону.
И у них с Леной оставались только недолгие мгновения, когда она во время обеда передавала ему миску с супом, которая каждый раз дрожала над столом, и неизвестно еще по чьей вине больше – ее или Стаса…
Сама Лена словно закаменела и ни с кем не общалась. Да и к ней стали относиться с какой-то прохладцей. Даже Юля и та, процедив однажды с презрением: «Святоша!», больше не подходила к ней. Да у нее особо и не было времени подходить. Новостей становилось все больше – Владимир Всеволодович обзванивал, приглашая все новые коллективы, из многих городов уже сами звонили желающие приехать на юбилей, а надо же было узнать все!
Так пролетела одна неделя… замелькала вторая…
И все это продолжалось до тех пор, пока не случился маленький казус, имевший такие большие последствия, что Владимир Всеволодович слег в медпункт, а студенты все, как один, отправились на поиски плиты.
2
Стас растерянно взглянул на академика и
