— Подарок Краевого музея, из Хабаровска. Подлинное, восемнадцатый век.
Вторая комната была заставлена чучелами птиц, на полках лежали засушенные звезды, ежи и крабы. Несколько плохо сделанных муляжей изображали рыб — горбушу, сайру.
— И это всё? — удивился Аркадий.
— Не сразу, — спокойно ответил директор, — Дайте встать на ноги. Потом я покажу запасник, там у меня скелеты…
Отправив меня искать место в гостинице, Аркадий с директором остались составлять списки необходимых музею животных.
В маленькой гостинице мест не оказалось. Я вернулся. Решено было разместить нас в кабинете Василия Степановича.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
Аркадий закончил работу: в музее, и Василий Степанович первым же рейсом отправил нас на Изменный.
Аэродром. Мы влезли по узенькому трапу в машину. Загремел мотор. Кабина наполнилась щелканьем и дребезжанием. Затем звук двигателя перешел в грохот, пол качнулся, за окном качнулась и начала валиться набок земля. Летное поле превратилось в узкую коричневую полосу. Вертолет несло в сторону синего искрящегося моря.
Мы с Аркадием сидели на лавке и, подавленные шумом, молчали.
Не успел отойти Кунашир, как на синей поверхности океана возник небольшой зеленый остров. Он был подобен опухоли — края приподняты, середина вдавлена. Туман испарений курился над ним.
Остров стремительно приблизился, остановился, и стало видно, что это вершина затонувшего вулкана. В кратере светилось голубое озеро. Ручей, синей лентой вытекавший из него, резал край горы и с отвесной стены падал дымной полосой в море. Белая пена водопада казалась неподвижной.
— Вот он какой — Изменный! — пробормотал Аркадий. Я понял его по движению губ.
Мотор невыносимо ревел. Пилот открыл дверь и, обращаясь к нам, крикнул:
— Собирайтесь!
Машина пошла вниз.
Земля стала медленно подниматься. Отчаянно, из последних оборотов, взревел двигатель. Ноги ощутили удар, мотор чихнул и остановился. Тишина, как обвал, придавила нас.
В кабину вошел пилот и открыл дверь.
К вертолету сбегались люди в ватных куртках.
«Добрались!» — с удивлением подумал я.
Сопровождаемые кучкой рыбаков, мы вошли в поселок.
— Их надо к бригадиру! — сказал кто-то.
Нас провели в маленький барак.
В низкой и тесной комнатке сидел за столом худой чернобородый человек. Он сидел, согнувшись в три погибели над громадным, разграфленным на мелкие клеточки листом, и с ожесточением вписывал в них тупым карандашом неуклюжие большие цифры.
— Совсем задурили голову, — сказал чернобородый, поднимая от листа невидящие глаза. — Кому это, скажи пожалуйста, нужно? Вот сижу. Нет чтоб в море ходить.
Мы с Аркадием вежливо слушали.
— Без статистики нельзя, — сказал я, поняв наконец, о чем идет речь. — Это у вас данные по улову?
Чернобородый кивнул.
— Матевосян, — сказал он. — Моя фамилия Матевосян. Жить у нас будете? Туристы?
Мы объяснили, кто такие и что будем делать на острове.
— У нас свободно. Живи где хочешь, — сказал усталый Матевосян. — Раньше народу было много — комбинат хотели строить. Не стали — народ разъехался. Теперь от Кунашира работаем.
Аркадий вежливо наклонил голову.
— Вот наши документы, — сказал он.
Матевосян читать их не стал.
— По радио про вас сообщили. С пограничниками вы как?
— Вот разрешение.
— Со мной беседовать хотите?
— Да.
— Но терпит?
— Терпит.
— Если можно, день-два. Совсем пропадаю. Тьфу! — Он плюнул и сказал, обращаясь к рыбаку, который привел нас: — Григорьев, покажи им пустые дома. Пусть выберут. Если стекол нет — фанеркой забей. Дров пускай принесут…
Дом, к которому привел нас Григорьев, был собран из щитов, привезенных с материка.
— Вербованный один ставил. Семья не приехала, — объяснил наш провожатый. — Он за нею во Владивосток махнул, там и остался.
В доме были две комнатки и кухня. По углам зияли черные пятна плесени. В щелях гулял ветер.
— Считай, два года пустой стоит, — задумчиво сказал рыбак. — Может, вас к себе пустить? У меня посуше. Одну комнату мы с женой освободим.
— К нам, наверное, еще народ приедет, — сказал Аркадий. — И вещей тогда будет много. Так что мы тут. Тепло ведь сейчас.
— Бывает тепло, — согласился рыбак.
Не говоря больше ни слова, он ушел. Мы остались одни в пустом доме с чемоданами и рюкзаком.
— Знаешь что, — сказал Аркадий, — не терпится посмотреть. Пошли?
— Айда!
Мы вышли из поселка и витой, неровной тропинкой стали подниматься в гору. В густом, насыщенном запахами прели и сырости лесу было тихо. Голубые кисточки — листья бамбука шелестели у наших колен. Тонкие лианы свисали с деревьев.
После утомительного подъема мы достигли наконец вершины горы.
Под нами, зеленый и покатый, поднимался из моря остров. Он поднимался, круто взметая вверх отвесные, коричневые скалы.
— Фу, какая красотища! — сказал, отдуваясь, Аркадий.
Срединная часть кратера поросла березой и елью. По берегам озера серебрился камыш.
То, что показалось нам сверху, из вертолета, ручейком, было на самом деле рекой. Прорыв в кольцевой горе ход, река неслась к океану.
Мы углубились в лес. Огромные растения, похожие на зонтики, соединились над нами в сплошную просвечивающую на солнце крышу. Мы неуверенно двинулись под ней вперед.
— Черт, — сказал Аркадий, — а ведь это всего-навсего трава. Лопух.
Носок его ботинка задел растение. Ствол толщиной с человеческую руку брызнул бледно-зеленой жидкостью, хрустнул и упал.
Мы шли наугад, сверяя свое движение с шумом моря, опускаясь с каждым шагом все ниже и ниже, до тех пор пока зеленая крыша над головой не раздвинулась и мы не вышли на узкую извилистую прогалину, посредине которой бежал тонкий ручей.
— Идем по нему, — сказал Аркадий.
Он тронул каблуком вязкий берег. Кусок земли оборвался и упал в воду. Оранжевое облачко мути,
