важному делу. И я не кто попало. Разговаривать со мной таким образом категорически не рекомендую… У тебя дети есть?
— Ну…
— В школу ходят? Учатся?
— Сын учится. Дочь закончила.
— Сын учится на отлично?
— Да нет, тройки, четверки.
Готов аж подпрыгнул от радости:
— Вот… вот именно, тройки и четверки, и двойки. А я придумал, как сделать так, чтобы все без исключения дети учились только на «пять». А эти козлы из отдела образования меня и слушать не захотели. Правильно… Чтобы новую методику внедрить, им ведь задницы придется отрывать от кресел. А работать они не любят. Ужас как не любят. Вот я и хочу с мэром перетереть по поводу.
Охранник был непреклонен, стал выталкивать упирающегося Готова:
— Иди, иди, пока у меня терпение не лопнуло.
— Но как же быть с методикой?
— Это не мои проблемы, — сказал охранник и выдворил Готова из здания.
Оказавшись на улице, Готов сник. Он чуть не расплакался от обиды. Промелькнула мысль: выбросить к чертям собачьим записи в урну, пойти напиться, а на следующий день собрать свои деньги, продать вещи, всеми правдами и неправдами раздобыть тротил и взорвать эту проклятую мэрию. Кто знает, может, Готов так бы и поступил, если б из подъехавшего к входу джипа не вышел старый друг и сокурсник Александр Коровин.
Готов сощурил глаза, чтобы получше рассмотреть, и, убедившись, что не ошибся, бросился навстречу институтскому товарищу:
— Сашка! Коровин!
— Вот это да! — обрадовался неожиданной встрече Коровин. — Рудя! Ты как здесь?!
Они обнялись и, хлопая друг друга по спине, кричали так громко, что к окнам сбежались сотрудники мэрии.
— Дай на тебя посмотреть, Рудольф! — Коровин взял Готова за плечи и стал трясти. — У-у-у-у, исхудал-то как. Сколько мы с тобой… лет десять не виделись?
— Двенадцать, — поправил Готов. — Ты сразу после выпускного в армию ушел, а я в Тмутаракань, романтик, подался. За этой дурой.
— А здесь-то ты чего забыл? — потрепал Готова за щеку Коровин.
— Живу, работаю, — угрюмо ответил Готов.
— В администрации? Кем? Недавно, что ли?
Сникнув снова, Готов тяжело вздохнул. Еще бы. Друг приехал на джипе — весь такой успешный, радостный, а его даже в мэрию не пускают.
— В школе я работаю, — скорбно сказал Готов. — Преподаю историю.
— А почему здесь, в этом городе?
— Да все из-за того случая. Меня ж тогда чуть под суд не отдали.
— А а-а, вспоминаю, ребята что-то такое говорили, — сочувственно кивал Коровин.
— Ну, а ты как? — улыбнулся Готов. — Небось, бизнесом занимаешься?
— Бери выше. У губернатора в замах. Вот приехал с мэром по душам потолковать… — в словах Коровина чувствовалось напряжение, — неофициально.
— Правда? — обрадовался Готов. — Я тоже к мэру. Только меня эта сволочь у входа даже внутрь не пускает.
Коровин взял Готова под руку и повел в мэрию:
— Сейчас, друг мой, пообедаем в столовой, и ты мне все расскажешь.
— А если меня не пустят? Мне надоело пинки под зад терпеть. Когда стану президентом, я этого мента-швейцара репрессирую.
— Будь спок. Со мной тебя везде пустят.
Однокурсники сели в столовой за столик. Когда официантка принесла меню, Готов сконфуженно поглядел на друга. Коровин это заметил и сказал:
— Чего сидишь? Заказывай, я угощаю.
Возможность читать меню, не думая о ценах, вдохновила Готова. Он заказал зимний салат, две порции пельменей с майонезом, жареный куриный окорок, три куска хлеба и два стакана чая. Хотел сострить: попросить винную карту, но почему-то не стал этого делать.
— Выпить бы сейчас за встречу, — мечтательно произнес Готов.
— Хорошо бы, — подхватил мысль Коровин, но нельзя. После обеда будет Аркулов. У меня с этим прохвостом разговор серьезный.
— А после разговора?
— Сразу назад. Работы много. Надо еще подготовиться. Завтра в Москву лечу на совещание.
— Большим человеком стал, — с набитым пельменями ртом сказал Готов. — В Москву ездишь, при губернаторе работаешь. Как докатился до такой жизни?
Прожевав, Коровин отпил из стакана компот:
— После института… в армию. Это ты знаешь… После армии в Питере в школе прапорщиков учился. Потом на Дальнем востоке два года служил. Сократили. Вернулся на родину. Закончил экономический заочно. Отец-то у меня, помнишь, кем был? Пристроил… А тут как раз выборы губернаторские. Я доверенное лицо… и пошло-поехало. А-ай, долго рассказывать. Ты-то как? Женился на Шульгиной?
Готов, обгладывая окорок, ответил:
— Не-а… После выпускного уехал я с этой сучкой в ее Мухосранск. В армию меня по зрению не взяли, и жил там, как дурак, четыре года, пока она мне рогов не наставила. Не поверишь, я ее чуть не зарезал. Такая баба, она ж любого доведет. Знаешь, что она мне сказала, когда я ее с грузином застукал? «Ты, Рудольф, больной человек, и воображение у тебя нездоровое. Ничего не было, ты все придумал». Представляешь?! Это каким надо быть психопатом, чтобы представить голого грузина в своей постели?
— Хм, наверное… Да-а-а, как время быстро летит… А помнишь, у нас в педагогическом?..
— Я всем говорю, что в МГУ учился, — Готов обмакнул хлеб в чай, — и что удивительно — верят.
— Помнишь, ты мазутом стул у декана измазал, а он как раз в светлом костюме приперся? Ох, и поржали тогда. А помнишь, как Бариновой в сумку бидон сметаны залили? Все конспекты, все учебники… А ты еще по сумке пинаешь и говоришь: «Чтобы утряслось».
Друзья дико заржали на всю столовую. Брызги чая и крошки полетели изо рта Готова.
— Ты тоже хорош, — держась за живот, смеялся Готов. — Пробрался в кабинет ректора и на ковер помочился.
Успокоившись, они покончили с обедом. Официантка унесла посуду. Коровин вытер салфеткой рот и спросил:
— Ты по какому вопросу к Аркулову, Рудольф?
— По очень важному, — глаза Готова загорелись. — Я открытие совершил. Переворот в педагогике. Сенсация. Совершеннейшая методика. Если внедрить ее в школы города… Всё! Никаких неуспевающих, никаких хулиганов, балбесов, лоботрясов. Одни гении.
— Кто же у станков будет стоять, если все гении? — шутя спросил Коровин.
— Все предусмотрено, — продолжал Готов. — Методика воспитания такова, что гении вырастают универсальными. Они не будут, как мы с тобой, гнушаться физического труда. Не будут брезгливыми, не будут жадными, злыми, корыстными. Впрочем, не все окажутся одинаково умными. Произойдет естественный отбор. Или роботов себе придумают, чтобы на работу мозгами больше времени уходило. Я подсчитал. Если школы страны начнут работать по моей методике с нового учебного года, то через пятнадцать лет уровень интеллектуального и технического развития нашей страны увеличится не в разы, а на порядки.
— Интересно, хотя не все до конца понятно, — сказал Коровин. — Я же после педагогического ни разу по специальности не работал. Но что ты хочешь от Аркулова?
— Хочу начать работать по новому методу с первого сентября. Объясню, поймет. Если не дурак,
