Призрака... если правильно его навести, конечно... жрет в двенадцать с половиной раз меньше, чем пятьдесят локтей этой гадости. Которую там воткнул Мастер. Лень ему с кирпичами возиться, блин. Еще бы, надо же задницей шевелить, ругаться, мозги вставлять этим работникам, блин. В общем, люди просто какие-то ленивые сволочи.
— Даже волшебники?
— А они что, не люди? Я что, не человек, по-твоему?
— Ну как же, вон тебя даже из школы прогна...
— Я тебе сейчас в глаз дам, честное слово. Я сам бросил! К собакам.
— А что делать, когда Бочка совсем уже сдохнет?
— Ложиться и помирать. Хватит бесить. Не бубни под руку, сейчас будет самое сложное.
Таллео пробросил мешочек на пару локтей. Мешочек шлепнулся, закопошился, Таллео подбежал, схватил сардельку и снова аккуратно бросил вперед. Таллео продолжал подбираться к стене, все ближе и ближе, и когда до наклонной стены оставалось не более десяти локтей, из люка над головой ударил сноп горячего света. На мгновение яркое пламя выжгло детали, уютное мерцание фонаря исчезло. Каппа дернул рукой чтобы закрыть глаза, и чуть не разбил матовый шар. Яркий свет исчез, но прошло немалое время, прежде чем глаза снова стали видеть по-прежнему.
— Так... — Таллео потер глаза и уставился в пол. — Шесть локтей от стены, и семь до потолка. Страшная штука, видал? И не жрет почти ничего. обалденная вещь. Вот придумать такую штуку, сделать... Ложись спокойно и умирай. Вроде не зря здесь топтался, в этом дурацком мире.
— А кто ее изобрел? — Каппа отнял наконец от глаз руку. — Слушай, я чуть не ослеп... А где болванка?
— Догадайся, с трех раз, — хмыкнул Таллео.
Он достал из мешка блестящий рулончик шириной в локоть и складной нож.
— Каппа, теперь сюда. Наверх лезть пока еще рано, но стоять уже можно.
Каппа осторожно приблизился, держа фонарь обеими руками.
— Эх ты! Это что у тебя такое?
— Серебряная бумага, не видишь, что ли.
Таллео положил рулончик на пол и стал осторожно разматывать. Бумага зашелестела с загадочным хрустальным звуком. Отмотав шесть локтей, Таллео открыл нож и аккуратно отрезал блестящее красными искорками полотно. Затем он отмотал еще шесть локтей, отрезал кусок, затем отмотал третий, отрезал, и так пока весь рулончик не оказался порезан на шесть лент, длиной в шесть и шириной в локоть каждая.
— Серебряная? — усомнился Каппа. — Почему тогда красная? Я-то серебро знаю. Скорее уж медная? И звук не серебряный, и не золотой даже, не медный тем более.
— Во-первых, у фонаря свет такой. Во-вторых, это не ювелирное серебро. Неужели неясно? Если ты возьмешь свое серебро и раскатаешь до такой толщины, оно будет рваться, хотя бы. А с этим можно еще не так изгаляться. Посвети.
— А какое же это серебро? Серебро оно и на Луне серебро. Или нет?
— Или как. Мы что, на Луне? Свети сюда.
Каппа выставил фонарь у Таллео над головой. Таллео взял первую ленту и, не отрывая от пола, осторожно натащил на скошенную стену и пригладил ладонью. Проделав то же самое с остальными, он перевел дух, достал из мешка грязный бумажный сверток, затем круглую жестяную коробку. Он осторожно открыл коробку. В свете фонаря заискрились мягким теплом маленькие горошинки.
— Эх ты! — воскликнул Каппа. — Это ведь у тебя опалы? Вот это да! Вот это я понимаю! Дай немного!
— Еще какие, — хмыкнул Таллео с мрачной гордостью. — Таких даже у твоего мастера нет. Волшебство на всяком мусоре не работает. Тут нужен качественный материал. А где ты сейчас достанешь качественный опал? Настоящий?
— Ну а ты где достал? Дай немного, у тебя вон их сколько! Ну дай!
— Где, где. Украл. Что за вопросы дурацкие. Я бы купил, говорю. Но такие уже лет двести не продаются. Ладно, дам, потом. Не мешай.
Таллео развернул просаленную бумагу. В свертке оказался ком липучки. Распространился отвратительный запах. Каппа поморщился и отвернул голову.
— Ничего не могу поделать, — отрезал Таллео, отковыривая маленькие кусочки и насаживая на них опалы-горошинки. — Волшебство иногда и воняет. Другого еще не придумали.
— А можно?
— Можно сделать на скипидаре. Но во-первых, вонять будет почти также. Во-вторых, скипидарные хуже приклеиваются. А тут нужно просто касание.
Закончив насаживать горошины на липучку, Таллео тщательно закрыл жестянку, завернул остаток липучки в бумагу, спрятал все вещи в мешок. Затем сгреб горошинки на бумагу, поднялся и стал подбрасывать к потолку. Вскоре квадратный проем был окружен пунктиром маленьких блестящих звездочек.
— Видел, как прилипает? На скипидарных ты бы сейчас намучился, как не знаю кто, блин. Не нравится ему, что воняет. — Таллео с раздражением хмыкнул.
— Да ладно, — отозвался Каппа, оглядывая искорки под потолком. — У нас тоже, знаешь, не клумба. Иногда воняет еще не так... Зато потом красиво!
— Здесь тоже потом красиво... Если живы останемся.
Таллео достал свиток с заклинаниями, развернул и начал читать, глухим и зловещим голосом. По мере того как заклинание разворачивалось, опаловые горошины под потолком разгорались пронзительным янтарно-прозрачным светом. Таллео с некоторой опаской оглядывал, как огоньки превращаются в яркие злые звезды. Он попятился к выходу.
— Каппа, назад!
Последнюю строчку Таллео дочитал уже в коридоре. Едва мальчики успели спрятаться за стеной по сторонам от входа, как раздался хлопок, от которого уши как будто забило колючим сухим песком. В проем вырвался сноп белого света. Когда свет погас, из черноты камеры пахнуло горячим камнем.
— Огненный душ по другому не снимешь, — отозвался Таллео, потирая глаза. — Фонарь не разбил?
— Да цел твой фонарь, ворюга. И что?
Таллео забрал фонарь, повесил на шею, снова вошел в камеру. Вся камера была покрыта слоем копоти.
— Не испачкайся.
— Слушай! А почему чтобы пройти ловушку, нужно обязательно ее разломать, или вон взорвать даже?
— Во-первых, Норка рухнула сама по себе, от старости. Я же тебе говорил. Во-вторых, Огненный душ сломать невозможно. Его делают раз и навсегда, да и делается он так... Ты можешь сломать, например, оконный проем? Окно в нем сломаешь, а проем не сломаешь, его нужно сносить уже со стеной. Огненный душ кладут вместе со стенами, так что нашему те же тысяча двести лет.
— То есть как?
— Элементарно, блин. Берут чертеж и прикидывают, через какой сток, или русло, или еще что- нибудь там можно украсть принцессу. Когда кладут стену, кладут крюк и обчитывают, как надо.
— Крюк?
— Ну камень. Обычно голубой кварц.
— Эх ты! Что за голубой кварц такой? Такого не бывает, вообще!
— Как же не бывает, когда в нашем Замке целых два Душа?
— Ну не бывает голубого кварца! Я что, дурак что ли?
— Получается да.
— Интересное дело!.. Ну не бывает голубого кварца, в природе!
— А может быть был? Тысячу двести лет назад? Откуда ты знаешь?
— Ничего не понимаю.
