Крутояр, как видно, пошел в него: с детства любил военные игры, был драчуном, и задирой, и выдумщиком на разные потехи. Вместе с мальчишками научился ездить верхом на конях. Взбирались они на спину неоседланной лошади, держались за гриву или цеплялись друг за друга. Они сразу увидели, что пешком передвигаться гораздо труднее и медленнее, что конь является надежным и преданным другом, хоть и бессловесным. И Крутояр искренне, от всей души полюбил этих умных животных. Настоящей страстью его стало ходить в «ночное»: стеречь всю ночь табун лошадей на лугах. С мальчишками с вечера зажигали костер, готовили ужин (продукты охотно давали хозяева лошадей). Незаметно ложилась ночь, лес погружался в темноту и сливался в одну сплошную массу, грозную своими непредсказуемыми опасностями. В тишине то вскрикивала птица, то слышался вой волков, то раздавались какие-то шорохи. «Леший, леший с кикиморой шастают!» – шептались испуганные ребятишки; лешего боялись все: заманит, заведет в дремучие леса, в вязкие трясины – пропадешь ни за что… А возле костра было хорошо: бьется живой теплый огонек, мечутся по лицам друзей неуловимые блики и текут нескончаемые разговоры о всякой всячине; вроде бы давно известные истины рассказывают друзья, а все равно интересно, все равно хочется слушать, а потом самого вдруг нестерпимо тянет поведать какую-нибудь историю…
– В светлый Ирий к горе Алатырской со всего света белого птицы слетались. Собирались они, о сырую землю ударялись и обертывались в девиц красных…
Высоко в небе звезды между собой перемигиваются, а тут, возле костра, новые миры перед детьми открываются…
Порой срывались с места псы и заходились в бешеном лае. Тогда вскакивали ребятишки, хватали факелы и бежали вслед за ними, чтобы отогнать стаю волков, норовивших перехватить глотки коням или утащить жеребенка.
Подружился Крутояр с жрецом, который служил на капище стольного города вятичей Дедославля. Как и положено жрецу, был он уже старым, заросшим седыми волосами, которые спускались у него косичками на спину, а длинную бороду он холил и лелеял, расчесывал деревянной гребенкой, при разговоре порой поглаживал ладонью. Глаза у него под нависшими бровями были добрые и ласковые, и всегда он встречал Крутояра приветливо и доброжелательно.
– Ну что, набегался, натешился? – спрашивал он обычно, когда Крутояр появлялся у него на капище. – Рассказывай, что видел, чему удивился?
И Крутояр рассказывал ему обо всех своих забавах. Удивительно, как старому человеку было интересно слушать его, несмышленыша.
Но в последнее время он долго не заглядывал к старцу. То с отцом уезжали на Оку к враждовавшим родам и разбирали ссоры и кровные разборки. А потом махнули в гости к вождю племени Мурома, которого звали Чарой, что по-ихнему означало выхухоль. Чара не знал, куда посадить и чем угостить дорогих гостей. Сроду оба племени жили рядом в согласии и дружбе. Да и что делить? Лесов, пашен и лугов видимо- невидимо, селись и разводи хозяйство, где тебе нравится. Знали язык друг друга. Молодежь по вечерам водила хороводы, жгла костры. Вятичи женились на спокойных характером и трудолюбивых муромках, а парни из финского народа тоже охотились за статными и красивыми славянками…
– Вон как ты за зиму вымахал! – встретил его жрец после долгого расставания. – Настоящим мужчиной становишься! Растешь не по дням, а по часам!
– Что ты, дядька Громислав! – возразил Крутояр ломающимся баском. – Расту так медленно, аж обидно иногда становится. Так хочется быстрее стать взрослым!
– Не спеши, куда торопиться? Старым обязательно станешь. А вот снова вернуться в молодые годы никому не дано.
– Но ведь ты был кудесником, а теперь поднимай еще выше – стал жрецом! Наверняка знаешь секреты молодости! Ведь можешь ты человека превратить в волка или медведя, а лисицу или другое животное в человека?
– Кто тебе такое сказал? – строго спросил Громислав.
– Так все говорят. Друзья в ночном при костре такое рассказывали! Будто видели, как ты шел по улице Дедославля, а потом вдруг пропал, а в подворотню свинья убежала…
– Глупости все это, враки, – добродушно ответил жрец. – Лечить людей и животных могу, а вот чтобы, как ты говоришь, в волка или свинью… Даже омолодить не могу, а так бы хотелось скинуть эдак лет тридцать-сорок да на луга выйти и с девками хоровод поводить!..
– Сделаешь, сумеешь сотворить такое! – уверенно проговорил Крутояр. – Постарайся только хорошенько!
– Ладно об этом, – как-то сник вдруг Громислав. – Расти, набирайся силы. Скоро отца сменишь. Думаю, вече выберет тебя вождем племени, князем. Ты смелым и мужественным растешь, возродишь великую державу, которая когда-то была у вятичей.
– Я слышал о ней от отца…
– Называлась она Вантит. Ее слава даже до заморских стран долетала. К нам в гости и арабы, и греки стремились попасть, я уж не говорю о ближних народах. Вятичи тогда властвовали землями от Дона до Днепра, их полки доходили до славного города Булгара, углублялись в степные просторы…
– Но почему мы утеряли свою силу и платим дань хазарам? – с болью в голосе спросил Крутояр.
– Неразумными стали старейшины родов. Завязли в спорах и тяжбах друг с другом, кровная месть уносила лучших воинов…
– Вот мы с отцом ездили на Оку мирить враждующие роды…
Сказав это, Крутояр надолго задумался. Жрец искоса, незаметно наблюдал за ним. Наконец юноша будто очнулся, сказал с силой:
– Я сумею объединить вятичей! Я возрожу прежнюю державу и назову ее по-старинному – Вантит! Я буду стремиться к этому всю свою жизнь!
И, не попрощавшись, ушел с капища.
В тот же день в Дедославль прибыл караван арабских купцов. Приезжали они редко, и каждое посещение их становилось праздником в столице. Князь Поветрок посылал к границе с Волжской Булгарией военный отряд, чтобы сопроводить дорогих гостей по глухим лесным дорогам, где шалили лихие люди. Князь был вдвойне заинтересован в приезде арабских торговцев: население и он сам закупали нужные товары, продавали залежавшиеся меха, бочки меда, воска; кроме того, купцы платили ему десятину – десятую часть стоимости своих товаров, а это были немалые средства.
Женщины бросились смотреть на ковры, драгоценности и украшения, а мужчины неторопливо разглядывали оружие, а также топоры, стамески, ножи и прочую утварь, пригодную для хозяйства. Отец купил Крутояру дамасскую саблю, столь редкую в этих краях. Сабля была изумительной работы, изогнутое лезвие ее блестело на солнце, рукоять была инкрустирована серебром.
– Бери, княжич, не пожалеешь. Спасет она тебя во время кровавых битв и жарких схваток, – говорил араб. – Легче она меча, и удар от нее имеет круговой характер, он получается скользящим и захватывает большую поверхность тела. Сабля легка в руке и позволяет делать более быстрые движения, нежели тяжелым мечом, а силой удара не уступает ему. Так что в бою ты всегда будешь иметь преимущества перед противником. А если еще овладеешь ударом с потягом на себя, тогда равных тебе не будет, любой враг будет повержен.
– Сколько вы простоите у нас? – спросил его князь.
– На неделю-вторую задержимся.
– А есть в твоей охране опытные воины, которые обучили бы моего сына умелому владению саблей?
– Найдется такой. Сражался в войсках халифа против Византии и Персии. Получил ранение и пришел служить мне. В искусстве владеть саблей не знал никого, кто бы сравнился с ним.
– Пошли мне его, я щедро заплачу за уроки сыну.
Араб, которого звали Эль-Фараи, оказался высоким и жилистым, со шрамом на левой щеке и вытекшим глазом; здоровый глаз его смотрел зорко и проницательно. Он неплохо говорил по-славянски, потому что уже несколько лет приезжал в здешние края. При первой встрече кинул Крутояру саблю, коротко бросил:
– Защищайся!
И тут же перешел в наступление. Его натиск был столь стремителен и напорист, что Крутояру
