пришлось только отступать, кое-как отбивая удары. Наконец араб остановился и сказал довольно:
– Сила есть, кое-какие навыки тоже. А остальному я научу.
Две недели до изнеможения Крутояр осваивал приемы владения саблей. Перед отъездом араб пришел и доложил князю:
– Из твоего сына получится хороший воин.
Князь щедро оплатил обучение драгоценными шкурками, араб остался доволен.
В первый день приезда арабов забежал Крутояр к матери.
– Матушка, – попросил он, – дай мне несколько беличьих шкурок, серьги хочу купить.
– Уж не Млаве ли, сынок?
На щеках Крутояра выступил румянец.
– Ей, матушка…
Мать улыбнулась понимающе.
– Что ж, бери. Настала пора подарками баловать девушек…
Купил он серьги серебряные и к дому Млавы. Дом у нее не то что дворец княжеский. Избушка стоит невысокая, с окнами маленькими, затянутыми бычьими пузырями. Возле нее детишки играют, сестры и братья Млавы. Он попросил их:
– Позовите мне сестру вашу старшую!
Бегом бегут дети в дом. Как же! Сам княжич к ним пожаловал, свое внимание уделяет их дому!
Вышла Млава неторопливо, из-под бровей строго глянула на Крутояра:
– Ну, чего тебе?
Хорохорится, а ведь знает он, что рада встрече. Для пущей важности солидности на себя напускает. Дружили они с детства, играли во все игры, незаметно вырастали. Но вот недели две назад пошли купаться на речку, барахтались в теплой воде. Он первым поднялся на берег, присел на бережок. Потом вышла из реки она. Увидел он ее тонкое тело в облегающей мокрой рубашке, неразвитые груди, и вдруг взволнованно забилось сердце, кровь в голову ударила. Что с ним произошло, он даже не понял, только смотрел на нее, пристально и зачарованно. Она уловила его взгляд, смутилась, покраснела.
Спросила:
– Ты чего?
Он отвел взгляд в сторону.
– Да ничего…
Но с тех пор стала она его избегать. Бывало, играли вместе, на лугах хороводы водили, держась за руки, через костер прыгали. А теперь словно затмение нашло, уходила она от него к девчатам, руку откидывала, когда он протягивал к ней… И вот сейчас диковато смотрит, будто впервые видит, словно на лесной дороге незнакомца встретила.
Они отошли в сторону. Он вынул из мешочка, висевшего у него на поясе (карманов тогда не пришивали), сережки, отвернувшись, сунул ей в руку:
– На! Это тебе!
Она оттолкнула его ладонь, фыркнула:
– Надо больно!
Он настаивал:
– Возьми, тебе купил!
– Не нужны они мне!
Он не на шутку рассердился:
– Бери, а то выброшу!
Она подумала, кинула на него короткий взгляд, проговорила нехотя:
– Ну ладно уж… давай.
Он отдал ей сережки, она тотчас вдела их в уши, помотала головой, повернулась к нему:
– Ну как, к лицу?
Он взглянул ей в глаза, и сердце у него оборвалось и полетело куда-то вниз. Красивая была Млава! Лицо круглое, брови тонкие, глаза синие и такие доверчивые, такие родные!.. Он смотрел в них не отрываясь, и хотелось смотреть и смотреть в них.
Она перехватила его взгляд, нахмурилась, отвернулась. Буркнула:
– Да ну тебя!
А потом они гуляли по городу, вышли к речке, сидели на берегу, разговаривали. А его подмывало поцеловать ее. Он знал, что парни и девушки целуются, но как это сделать, он не имел представления и мучительно думал. Взглянув на нее, он вдруг заметил, что на щеку ее пристала цветочная пыльца.
Он сказал:
– У тебя щека в пыльце.
Она не поняла.
– Какая пыльца?
– Цветочная.
– Ну, тогда сотри. Я же не вижу.
Он легонько дотронулся пальцем до ее щеки и вдруг решительно придвинулся и чмокнул ее в то место, где виднелось желтенькое пятнышко. В голове у него вдруг зазвенели на все лады колокола, он вскочил и бросился бежать, куда глаза глядят…
Когда арабы собрались в путь, Крутояр обратился к отцу:
– Разреши мне с отрядом охраны проводить караван до Киева. Страсть как хочется увидеть.
Князь подумал, ответил:
– А что ж… Надо тебе, наконец, не только финских соседей знать, но и на Руси побывать. Могучую державу создал князь Олег. А сейчас там властвует его племянник, Игорь.
– Это не та ли Русь, которая с Вантитом воевала?
– Нет. Та Русь была Кия. В честь его столица Руси названа. А эта Русь воссоздана заново.
Накануне отъезда Крутояр и Млава допоздна гуляли с молодежью на лугах, а на прощанье он привлек ее к себе и поцеловал в губы.
– Ждать будешь? – спросил он, жарко дыша ей в лицо.
– Приезжай скорее, – ответила она хриплым от волнения голосом и еще теснее прижалась к нему.
Путь до Киева оказался нетрудным и интересным. Арабы останавливались в селениях, собирался народ, покупал товары, а Крутояр в это время или отдыхал, или сражался с Эль-Фараи где-нибудь, оттачивая свое мастерство владения саблей. А по вечерам шел на луга водить хороводы с местной молодежью. На него заглядывались девчата. Да и как не заглядеться? Высокий, статный, красивый парень, со светлыми волосами, голубыми глазами, в которых играли задор и горячность, трепетными и чуткими лепестками носа, жесткими сухими губами… Девушки пытались заманить его куда-нибудь в сторонку, в кусты или кустарники. Но он вроде бы не понимал, притворялся несмышленышем, а сам видел перед собой лицо Млавы и душой стремился только к ней…
Но вот вдали показался Киев. В небе пожаром полыхал вечерний закат, его огненное пламя разливалось по просторным водам Днепра, а между небом и водой стояла громада холма с высокими деревянными стенами и башнями, над которыми виднелся купол храма.
– Это христианская церковь, – сказал один из арабов. – Ее когда-то построили князья Аскольд и Дир.
– А кто такие христиане? – спросил Крутояр.
– Вера такая есть. Ты вот веришь в Перуна, Макошь и Ладу, а они в своего бога.
– И они такие же славяне?
– Конечно.
– А много их в Киеве?
– Не знаю. Я в христианские храмы не хожу. Я верю в своего бога Аллаха и его пророка Мухаммеда.
На другой день Крутояр пошел осматривать Киев. Город был намного больше Дедославля, и строения его были красивее и наряднее. Он был зачарован великолепным княжеским дворцом, с изящной резьбой
