микроавтобуса, то вполголоса ругая Дэберхема, то проклиная судьбу, подсунувшую новых визитеров в такой важный, можно сказать, судьбоносный момент.
Время от времени, он подходил к «Зеленому дракону» и заглядывал в пыльный и душный салон, где с раскрытым ежедневником сидел Ньялсага.
— Ежик всемогущий, ты скоро?
— Скоро, скоро… когда я закончу, мы будем знать, на какой улице они находятся.
— «Они»?
— Какие-то небольшие существа, вроде овражных гномов.
— А сколько их?
— Кажется, четверо. Иди, не мешай…
Бахрам обошел парковку раз пятнадцать, прежде чем услышал, как хлопнула дверца машины, и заторопился к «Дракону».
— Наконец-то! Местоположение определил? Амулеты готовы?
Ньялсага убрал в карман синий ежедневник и оглянулся по сторонам.
— В этот раз без амулетов обойдешься — времени мало, ты нам в «Химере» нужен. Поэтому, отыщи их как можно скорее и…
Бахрам тоже оглянулся — на парковке было пусто — и придвинулся поближе к Ньялсаге.
— Под заклятьем буду работать? Святые ежики, вот здорово! Люблю я это дело!
Он потер руки.
— Эх, почаще бы!
— Нельзя почаще, привыкнешь. Это хуже, чем наркотиками баловаться: потом на что угодно пойдешь, лишь бы еще разок под заклятьем побывать…
— Не привыкну, — отмахнулся Бахрам, предквушая поиск. — Давай, начинай, пока никого поблизости нет!
Сосредоточенно сдвинув брови, глядя себе под ноги, он слушал, как Ньялсага начал читать заклинание.
Мудреных слов агент Бахрам не понимал, поэтому не слушал, а просто следил, как налетевший невесть откуда ветерок кружил по асфальту обрывки бумажек, фантики, мятые автобусные билеты. «Не иначе, к ночи дождь пригонит», хотел сказать Бахрам — и не смог.
Голос заклинателя неуловимо изменился: только что был обычным, знакомым — и вдруг зазвучал будто издалека, опутывая по рукам и ногам, лишая воли. Бахрам крепко зажмурил глаза, закрыл руками уши, но голос все равно звучал, подчиняя себе, проникая в сознание по капле, как змеиный яд.
Бахрам вдруг ясно понял, что еще миг — и все будет кончено, он умрет, сердце разорвется, лопнет в груди и никакое бессмертие не спасет, но тут чья-то рука крепко тряхнула его за плечо.
Бахрам открыл глаза.
— Живой? — спросил Ньялсага. — Давай, двигай за гномами!
— Ежик всемогущий… — пробормотал Бахрам, широко раскрытыми блестящими глазами глядя на него. — Ух ты, вот это состояние! Я все могу! Даже летать!
Ньялсага вздохнул.
— Не можешь ты летать. Не забывай об этом, а то получится, как в прошлый раз…
— Помню, помню, — отмахнулся Бахрам и обвел взглядом улицу.
Мир изменился, словно кто-то протер тряпкой пыльное оконное стекло. Все кругом стало ярким, отчетливым, резким. Звуки большого города не сливались в единый шум, а звучали каждый по отдельности: слышно было, как мягко ступает кошка, подбираясь к мусорному баку на парковке, как стучат коготки голубей, устроившихся на карнизе десятого этажа, а где-то на соседней улице стучат каблучки.
Тысячи запахов витали в воздухе: пахло морем, асфальтом, бензиновыми выхлопами, а со стороны дальнего парка, что был почти на другом конце города, потянуло вдруг чем-то странным, ни на что не похожим запахом.
Бахрам раздул ноздри.
— Вот они, кажись, — пробормотал он. — Чую я их!
Через весь город словно протянулась прочная невидимая для других нить, на одном конце которой находился Бахрам, а на другой — таинственные гости и нить эту он видел так ясно и четко, как если бы она существовала на самом деле.
— Я пошел, — сообщил Бахрам и двинулся в путь.
…В клуб Ньялсага решил попасть не через главный вход, возле которого толпились веселые люди и клубами плавал табачный дым, а через боковой. Он вошел в небольшую пустую комнату, с табличкой «Резервный зал» и мельком осмотрелся. Комнату освещали только яркие лампы под колпаками, низко висевшие над зеленым бильярдным столом, отчего кругом царил рассеянный полумрак.
Ньялсага направился к двери, ведущей в общий зал, но вдруг остановился. Между бильярдным столом и большой пальмой в кадке стоял Мунго-лис. Оборотень посматривал на дверь и явно хотел улизнуть, но высокий крепкий парень в кожаной куртке загораживал ему дорогу.
— Брат мой! — говорил Мунго-лис, и вместе со словами изо рта у него вырывалось странное шипение, будто оборотню нелегко давался человеческий язык. — Проявляй милость и благосердечие к ближним! Ибо боги видят это и занесут твой добрый поступок в особый свиток, дабы при случае щедро отблагодарить за милость, которую ты проявил!
— Отблагодарят, конечно, — хмыкнул парень. — А когда я с тебя шкуру спущу, благодарность богов перейдет все границы!
Глаза оборотня сузились, руки непроизвольно сжались в кулаки.
— А если не удастся тебе обрести благочестие, верю, что ты постараешься исправиться в последующих жизнях, коих у человека, как известно, пять! — прошипел оборотень. Нялсага с тревогой отметил, что зубы у Мунго как будто стали больше. — Богам не угодно…
— Богам неугодно, что ты, придурок, шляешься по клубу и выслеживаешь людей. Боги всерьез опасаются, что если ты, тварь, сожрешь здесь кого-нибудь, то не обретешь должного благочестия. Здешние люди, знаешь ли, от благочестия далеки, так что смотри не отравись! Кстати, насчет пяти жизней… обманули тебя, рыжий! И у людей и у тебя жизнь одна-единственная, так что гляди, как бы тебе ее того… не подсократили!
— Брат мой, — зашипел Мунго, с трудом проталкивая слова сквозь длинные острые зубы. — Поразмысли хорошенько, что и человеческая жизнь коротка, но может стать еще короче, если…
Рука его зашарила по столу и наткнулась на забытую кем-то тяжелую пивную кружку из литого стекла. Глаза Мунго-лиса зловеще вспыхнули.
— Брат мой… — снова начал он и вдруг замер. Ньялсага увидел, что прямо в сердце оборотню упирается лезвие ножа.
— Какие-то все сегодня нервные, — парень пожал плечами. — Поставь-ка ее на место. И давай без резких движений!
Мунго поставил кружку.
— А теперь пошел вон!
Оборотень метнулся к двери и скрылся.
Ньялсага покачал головой.
— Ты с ним поосторожней, — сказал он, приблизившись. — Мунго — опасная тварь, помни об этом!
Парень убрал нож.
— Ничего, пусть боится!
— Лучше ты его бойся. В следующий раз старайся к оборотням так близко не подходить, дистанцию держи. И все время следи, чтоб и они не приближались. В этом деле опыт нужен, а у тебя его пока что нет. Ты ведь у Кемена недавно? Что-то я тебя раньше не видел.
Ньялсга вопросительно посмотрел на собеседника.
Тот окинул его взглядом, в котором сквозило любопытство.
— Я тоже вас раньше не видел. Кемен говорит, вы — волшебник? Правда?
