шторы, а плащ, окутывающий саму ночь…
Что-то подсказывало: надо закричать, позвать на помощь. Надо испугаться. Но странное дело: Амилла не чувствовала страха – разве что трепет, который охватывает при виде чего-то незнакомого, но необъяснимо влекущего своей чуждостью.
– Приветствую тебя, моя королева.
Голос прозвучал как выдох ночного ветра среди тишины, как эхо в колодце – бесплотный, невесомый, но завораживающе глубокий и заполняющий собой весь мир… хотя холод, которым от него веяло, ничем не напоминал живительную прохладу, радующую усталых путников. Не напоминал он и о гордых пиках страны йордлингов. Он не пугал – куда страшнее было назвать это по имени.
– Тьма не есть смерть, – Амилле показалось, что тень улыбнулась. – А смерть – не то, чего следует бояться.
«Я знаю»…
Но откуда она может это знать?
– Знание сокрыто в нас, как плод в цветке, – прошелестел ночной гость, словно читал ее мысли. – Только мы боимся увидеть его…
Тень сгущалась, становилась плотнее. Она ниспадала тяжелыми складками плаща, теряясь среди других теней на полу… а может быть, это были сложенные крылья. Так же и одеяние под ними могло быть и камзолом, и панцирем… или оказаться чем-то таким, для чего нет названия. Потом из тьмы проступило лицо цвета полной луны. Старой луны, которая была одна на небе.
Луна задрожала, точно мыльный пузырь на круглой рамке, но не лопнула. Что-то натягивало ее, давя изнутри… Бесформенные выпуклости росли, и она превращалась в перламутрово-белую маску, залитую светом, точно густой краской. Лишь глазницы заполняла бездонная темнота, и Амилла даже не пыталась убедить себя, что это только тень.
– Мы боимся, что плод окажется горьким. Но как узнать, это не отведав его? – голос стал сильнее, в нем появилась глубина. – Помнишь сны, что так пугали тебя? Прошло немного времени – и страха уже нет.
Ночной пришелец шагнул к Амилле. Над его плечом жидким серебром сверкнуло изогнутое лезвие бердыша.
«Смерть»…
И тотчас звук смеха, похожий на шорох пальмовых листьев, пролетел по комнате.
– Я не смерть, – проговорил гость. – Я всего лишь ее скромный служитель, моя королева. Разве ты думаешь об увядании, глядя на розовый бутон? Или тоска и страх застилают твои глаза, мешая любоваться красотой?
– Роза… – прошептала Амилла. – Мне снилась черная роза…
Гость шагнул к столику, где по-прежнему лежала разрисованная баранья лопатка.
– Соултрад… – лунный лик качнулся, словно черные глазницы изучали рисунок. – Цветок Тьмы, что несет в себе плод проклятья… Самый прекрасный из городов Лаара, творение Ольфера Мирта.
– А черви?
Черный рыцарь снова засмеялся.
– Чтобы напитать землю, нужен перегной, моя королева. Что-то должно сгнить, истлеть… Таков закон мироздания. Но вот в чем вопрос: есть ли она, смерть?
Он наклонился вперед, и девушка на миг задержала дыхание. Но лишь на миг. Потому что запах, который она ощутила, вовсе не показался ей неприятным – скорее странным. В нем непостижимо перемешались дурманящая сладость ночного сада и ломящая ноздри свежесть снега, который Амилла впервые увидела в горах.
– Те, кто боятся Тьмы, не смеют туда заглянуть, не могут знать, что там, за гранью. Они придумывают красивые сказки о рае для праведников и преисподней для грешников и помещают в один тех, кого считают своими друзьями, а в другой – тех, кто им неугоден. Для них… Да, для них смерть существует. Для них с ней все кончается. Потому что они верят в это. Сколько бы они не твердили тебе, что собираются отправиться в горний мир Разан, или присоединиться к друзьям на небесном пиру, или стать листком на Великом Древе – все равно они знают, что ничего этого не будет. Ни пира, ни дерева. Только мы, познавшие Тьму, поистине бессмертны. Мы знаем, что смерть – это продолжение нашего начала. И поэтому они станут перегноем, а мы… Каждому воздается по вере его – кажется, так говорил ваш пресветлый Сеггер? Что ж, он был прав.
– Так ты веруешь в пресветлого Сеггера? – ахнула девушка.
– Разве знать о чьем-то существовании – значит веровать? – возразил пришелец. – Вот ты никогда не видела Раэра, Полководца Великой тьмы, но знаешь, что существует и он, и его воинство.
Амилла покачала головой.
– Лорд Адрелиан разбил войско Тьмы, – проговорила она. – И убил Раэра. Я читала об этом. И когда Феликс Гаптор повел войска через горы, его встретил Иллиат Керсам, а не Раэр.
– Конечно, – рыцарь чуть заметно кивнул. – И бессмертным нужен отдых, чтобы восстановить силы. Мудрость – не в том, чтобы добиваться победы любой ценой. Мудрый знает, когда нужно ударить, а когда отступить и скопить силы. Мудрый понимает, как выбрать благоприятный момент… Но Адрелиан был достойным противником. Просто он не знал, с чем столкнулся.
Полководец Соултрада усмехнулся, как человек, не желающий что-то признавать.
– Он… скажем так, выиграл у меня тот поединок. Но он не убил меня. И тем более не победил. Ты же знаешь, моя королева, победить можно и не убивая.
– Но почему ты называешь меня своей королевой?
– Потому что ты рождена править. Во многих есть жажда власти, во многих есть несгибаемая воля, чтобы ее утолить. Но мало кто владеет оборотной стороной силы – слабостью. Той, что заставляет склониться перед собой любую силу. Это великая тайна, сравнимая лишь с тайной смерти, открытая лишь посвященным. Прочие… Пусть они думают, что нельзя черпать силу в слабости, а жизнь – в смерти.
Раэр повернулся, и ночь за его плечами на миг расправила крылья.
– Мы отступили, чтобы собрать силы – и те, кто еще недавно торжествовал победу, вернулись ни с чем. Мы знаем тайну… так же, как и ты. Тьма, что заставляла их в ужасе прятать глаза, защитила нас. Смерть, от которой бежит все живое, стала нашим прибежищем. И мы вернулись, как будем возвращаться снова и снова… Так в чем сила, а в чем слабость?
Он шагнул к окну. Миг – и Амилла перестала понимать, где шторы, ниспадающие с потолка подобно застывшему черному водопаду, а где складки его плаща. Первая из трех лун, украдкой выглянула из-за конька крыши, словно сонный крестьянин, разбуженный шумом на соседском участке. Ее тускло-желтый свет блеснул на лезвии бердыша… а может быть, никакого
– Так ли важно, что тебя защищает, если оно способно защитить? – голос Раэра наполнил комнату, словно дыхание темноты, неощутимое, но проникающее всюду… всюду, куда ей дозволено проникнуть. И тем более туда, где оно желанно.
Амилла вздрогнула. Один вдох – и он уже звучал у нее внутри, в сердце, в крови. Вот он, ответ, который она искала. Искала и почти отчаялась найти.
– Да… – выдохнула она.
– Иди ко мне, моя королева… – голос превратился в невесомый шелест.
И было еще одно слово – которое она не услышала, но запомнила.
Амилла открыла глаза, не понимая, случилось ли все это наяву или только приснилось. Но искать ответ времени не было.
Скорее. Скорее…
Она позвала Зарину и приказала ей собирать вещи.
Наутро Амилла послала служанку с письмом к епископу Хильдису Кооту. В письме она смиренно просила его светлейшество позволить ей покинуть Туллен и вернуться домой. Доводы, которые она
