Петр Андреевич заметил, что настроение у Яна подавленное, невеселое. У него даже мелькнула мысль предложить стаканчик и Раките, но потом он отбросил эту мысль, выпил очень аккуратно, как обычно отставляя мизинец, будто боясь пролить капли из своего стакана на грудь и приступил к расспросам.
— Чего это ты сегодня не в настроении, вроде бы после выходного? Мало отдыхал?
— Нет, как раз много. Ездили с компанией в Коблево, купались, рыбу ловили. Глосиков.
— Это правильно, отдых тоже дозировать нужно. Тут как в водке, слишком много — можно уйти в запой. С девчатами ездили?
— А как же.
— Как-то ты это без энтузиазма говоришь. У тебя-то, хоть девушка есть?
— Можно сказать была.
— Так вот от чего ты надутый, как цыганская лошадь на продажу. Поверь мне, на твой век хватит. Спешка нужна при ловле блох, а в этом деле, надо семь раз отмерить — один раз отрезать. Сбежала, значит, туда ей и дорога.
— Я о ней не сильно переживаю.
— А что ж тебя беспокоит? Что тебя мужиком матерым не будут считать, если от тебя баба сбежала? Плюнь, потом еще раз плюнь и хорошенько разотри. Я тебе давно хотел сказать, не надо из себя никого строить. Вот скажи, как ты считаешь, Коля-грузчик, матерый мужчина?
— Наверное, да? Ему уже тридцать скоро и с женщинами у него наладилось.
— Так я тебе скажу, это он только с виду матерый, потому что здоровый, как бугай, а так дитё дитём. Жениться придумал. Один раз хорошо протолкнул и уже в ЗАГС бегом. Дурак.
— Может он её полюбил?
— Может. Только зачем себе паспорт штемпельной краской сразу портить? Завтра ему помоложе встретится и Броню побоку, а она уже мужняя жена, со штампиком. Ладно, давай, сегодня после работы посидим, как говорил мой замполит «по окаем», он из-под Владимира родом был, сильно на «о» налегал. Поучу тебя жизни. — Петр Андреевич задумался, взял в пригоршню свои торчащие усы и многозначительно сказал, — надо будет еще пару бутылочек взять.
— Не много ли будет?
— Много вина не бывает, как и водки, может быть только мало времени, чтобы их выпить, но нам ведь некуда торопиться, правильно?
Ян кивнул.
Целый день он ходил со странным настроением. С одной стороны ему было грустно при одном воспоминании о Броне, с другой, он уже с иронией смотрел на Колю, который бегал, как молодой козлик, цепляя конструкции для погрузки в транспорт. Видно было, что настроение у того распрекрасное и что, ему кажется, что все окружающие ему завидуют. Завидуют его удачному выбору, что он такой сильный мужчина, что он «Коля, которому везет».
На Андрюху Ян был еще зол, но с точки зрения мысли, выраженной Петром Андреевичем, такое его легкое отношение к жизни становилось обоснованным. Чего впадать в крайности, когда всё еще впереди? День тянулся долго. В пять часов, когда он зашел в вагончик Петра Андреевича, чтобы спросить, сколько и чего брать, стол был накрыт. Чувствовалось, что Зозуля старался не сам, только женская рука могла так заботливо разложить салфетки около тарелок и так тонко нарезать колбасу и сыр. Видимо Петр Андреевич привлек к сервировке стола, кого-то из заводских женщин.
Ян огляделся, но женского присутствия не обнаружил. Из-за перегородки, с полотенцем на голове, вышел наставник, там он себе оборудовал душ. Настроение у него было очень даже боевое, не злое, а веселое. После разговора с сыном, он сам себе сказал: «Ничего уже не изменишь, поздно жизнь менять на шестом десятке. Надо принимать то что, есть и радоваться, что оно еще есть, а не сменилось на место на кладбище рядом с замполитом». После такого мысленного приказания, ему стало легко и даже весело. Когда Тимофеевна зыркнула на него, наполняя свой взгляд, всей невысказанной злостью — он ей улыбнулся в ответ. Она опешила и ушла в свою комнату, видимо, осмысливать невероятное событие. Хотя вероятнее всего не осмысливать, в последние годы этот процесс ей давался с трудом, а просто выходить из ступора. Такое поведение жены доставило ему несравненное удовольствие и даже улучшило аппетит. Он с охотой заглотил пару бутербродов с чаем и с хорошим настроением вышел из дому, что случалось с ним в последний раз, лет эдак — надцать назад.
— Ну что супермен, готов к трапезе? Это я тебя по-модному называю. Недавно был у Светочки, так ей один моряк с сухогруза привез чудо-машину, видеомагнитофон. К нему кассеты, можно смотреть в телевизоре не то, что транслируют из студии, а кино всякое. Когда захочешь, остановил, стаканчик выпил и дальше смотришь, короче красота. У неё был фильм шпионский, только западный, не наш, за Джеймса Бонда. Его там суперменом называют. Светочка перевела, она по-ихнему понимает, давно с иностранцами путается, говорит: это по-американски сверхмужчина. Как раз то, что тебе нужно.
— Петр Андреевич, вы, конечно, можете иронизировать, по этому поводу, но я вкладываю в это понятие несколько иное значение, чем ваша Светочка.
— Что обиделся? Зря, я же так, в порядке примера, а не в порядке издевательства. Тем более, что ихний Бонд, супермен липовый.
— Видел я такой фильм. Агент 007 называется. У наших знакомых есть видик, они за границей работали — привезли. Ничего особенного.
— Вот и я о том же: ничего особенного.
Петр Андреевич вытер волосы, надел чистую рубашку, тщательно расправил отложной воротник и не спеша, по-хозяйски сел за стол. Первым делом он взялся за бутылку, Ян тяжело вздохнул.
— Чего ты вздыхаешь? Алкоголь, конечно, вред, но, если бы не он, я бы уже повесился. Секрет в одном: сколько, где, когда и с кем. Вот мы сейчас с тобой выпьем понемножку, поговорим по душам, получим удовольствие от общения. Это же тебе не чай хлебать, обжигаться.
— Три бутылки — это понемножку?
— Может, мы только одну и выпьем, а что, как вариант? И вообще, чего ты скулишь, матерый мужик скулить не должен.
— Я не скулю. Мне только очень плохо на следующий день, когда много выпью, а утром на работу.
— А ты думаешь, мне хорошо? Иногда голова так раскалывается, что хочется отдать её патологоанатому. Ничего терпим, поправимся по чуть-чуть и терпим, а куда денешься.
— Может с вечера пить меньше? Стаканчик выпили и достаточно, тем более, вы с утра уже два оприходовали.
— Не прав ты Ян, не прав. Те стаканы, то дневная норма. Я так марку держу уже лет, не помню сколько, а это у нас с тобой торжественное вечернее застолье, по-французски: суаре. Как говорится, всему свой ящичек, своя коробочка.
Петр Андреевич разлил портвейн по стаканам и поднял «бокал».
— За что пьём, Ян Петрович?
— Не знаю, давайте за настоящих мужчин.
— Хороший тост. За настоящих мужчин! Не за суперменов, а за настоящих мужчин.
Они выпили. Петр Андреевич сразу весь стакан, а Ян половину. Наставник посмотрел на это дело скептически, но комментировать не стал.
— Я ведь о чем с тобой хотел поговорить, Ян? Парень ты хороший, неленивый, таких сейчас немного. Только голова твоя забита дурью всякой, по-научному — комплексами. Всё время тебе что-то кажется, что- то мерещиться. Я жизнь прожил, многое видел и книжек за эту свою жизнь столько прочитал, что не одну библиотеку можно составить. Даже когда у фрау в Германии работал, книжки читал. По-немецки, а всё равно не могу, чтобы не открыть. От этого и язык так хорошо выучил, но дело не в этом.
Вся проблема в том, что у тебя орган уже готов работать, как швейная машина, а голова не знает, какой же ты пиджачок хочешь сшить и на себя примерить. Ты уже там созрел, — Петр Андреевич кивнул вниз, — а голова у тебя еще, если не пустая, то набита всяким хламом. Вот тебе и кажется, что эти над тобой смеются, те не замечают, а третьи вообще за человека не считают. Особенно это касается женского пола. Их ты и хочешь и боишься и стесняешься.
Хочу тебе открыть одну большую тайну, — Петр Андреевич наклонился поближе к Яну и полушепотом
