стойки и сел в кресло около окна. Вскоре я разговорился с пожилым джентльменом, который прилетел из Филадельфии специально для того, чтобы посмотреть Техас. Джентльмен оказался на редкость неэрудированным, но очень общительным и интересующимся: я нашёл прекрасного слушателя, которому долго рассказывал про Сан-Антонио, Техас и историю Соединённых Штатов. Джентльмен, как выяснилось, всю жизнь работал на заводе (мастером, кажется), а на старости лет решил посмотреть на родную страну и теперь очень жалел, что не додумался сделать это лет на тридцать раньше.
Иногда я слышал доносящиеся до меня возгласы Джонса, но они меня не интересовали. Ближе к полуночи я простился со своим собеседником и отправился в номер.
***
На следующий день у меня должна была состояться деловая встреча около одиннадцати часов, и потому я поднялся в девять и неспешно отправился завтракать в ресторан. Бар в это время был закрыт (он открывался, кажется, в половину одиннадцатого), и Пого сидел в ресторане и разговаривал с официантом. Помимо меня, в зале было ещё четыре или пять человек. Слава богу, Джонса я не заметил.
Как ни странно, но заказ мне принёс именно бармен, а не официант: тот обслуживал другой столик.
«А разве вы не работаете в баре?» — спросил я.
«Когда я нужнее здесь, я помогаю официантам».
«Вам доплачивают за это?»
«Конечно».
Все свои реплики Пого произносил с лёгкой улыбкой, элегантно, приятно. Мне нравился этот молодой человек — в хорошем смысле этого слова. И мне пришёл в голову один вопрос, который я вполне мог задать бармену.
«Скажите, пожалуйста, Пого, — спросил я, — что за птица этот Джонс?»
Пого театрально закатил глаза.
«Не знаю, — ответил он. — Но вчера он дал жару. К ночи, когда вы уже ушли, раззадорился до такой степени, что обещал купить весь отель, всех уволить и спалить здание к чёртовой матери…»
Я усмехнулся.
«Почему-то я не удивлён…»
«Слава богу, сегодня вечером он уезжает», — сказал Пого.
Я кивнул и стал есть. Пого исчез.
День прошёл довольно бурно: ряд деловых встреч, документы, контракты, накладные. Днём у меня выпало два свободных часа, и я прокатился на речном трамвайчике по реке Сан-Антонио. Текущая через старую часть города река неширока, небо над ней почти полностью скрывают кроны нависающих деревьев. Я сидел на скамеечке, мотор трамвайчика что-то бормотал, я попивал прохладительный напиток и старался не думать о работе.
Работа снова настигла меня часов в пять, и в отель я вернулся около девяти вечера. Вернись я на пару часов позже, рассказывать было бы не о чем. Вернись я раньше, я тоже вряд ли стал бы свидетелем описанных далее событий.
Я быстренько, за пять минут, принял освежающий душ (день был жарким) и спустился в бар. Он практически пустовал, за исключением одного столика в самом дальнем углу. За ним сидели человек пять, которые пили пиво, размахивали руками, что-то выкрикивали, перебивая друг друга, впрочем, в дружеских тонах.
Я сел с краю стойки, вплотную к сувенирному отделу. Мне было интересно рассмотреть сувениры поближе: вероятно, я даже что-нибудь приобрёл бы, сложись события иначе. Пого, ничего не спрашивая, налил мне виски с содовой, и я улыбнулся ему, благодарственно кивнув.
Минут через пять в бар зашёл портье, отлучившийся со своего рабочего места. Он сел у другого конца стойки, они с Пого стали тихо беседовать: я не слышал ни слова.
А ещё через пару минут появился Джонс.
У него в руке был чемодан, а одет он был явно для путешествия. Я вспомнил слова Пого о том, что Джонс уже съезжает. Я обратил внимание на его чемодан: натуральная кожа, причём, похоже, какой-то экзотической рептилии. Марку чемодана я определить не смог, хотя в своё время интересовался чемоданным делом. Полагаю, что он был изготовлен по специальному заказу.
Джонс небрежно бухнул чемодан рядом со мной и громко сообщил: «Уезжаю!»
Я вежливо кивнул.
Только теперь Джонс заметил сувенирное отделение бара.
— О! Надо что-то купить напоследок! — сказал он и снова обратился ко мне: — Всегда привожу что-нибудь интересное из поездок. В городе времени не было, а тут — прямо как доктор прописал!
После каждой фразы, произнесённой Джонсом, чувствовался восклицательный знак, так сказать, повисал в воздухе.
«Это что такое?» — Он ткнул пальцем в деревянную статуэтку.
Прежде чем Пого успел ответить, Джонс переспросил: «Сколько стоит?»
Я сразу понял, что он — человек, которому важна стоимость вещи, а не её эстетическая или функциональная ценность. Если можно купить галстук за пятьдесят долларов, а за углом такой же — за семьдесят, то джонсы и им подобные предпочтут более дорогой вариант, чтобы покрасоваться перед коллегами или женщинами. Пого тоже это понял.
«Сто четырнадцать долларов восемьдесят шесть центов», — ответил он. Сложно сказать, завысил Пого цену или нет. Насколько я мог рассмотреть, статуэтка изображала какое-то божество доколумбовых времён. До появления европейцев на месте Сан-Антонио существовала деревня Янагуана, что переводится как «освежающая вода». Там жили коакультеки, небольшое местное племя. Конечно, у них было своё искусство, имитации произведений которого широко распространены в Техасе в качестве сувениров с местным колоритом.
«Ты меня за дурака держишь? — спросил Джонс. — Ты мне всякую дребедень не подсовывай!»
Он, кажется, забыл, что сам спросил у бармена о цене статуэтки.
«Что-нибудь настоящее есть?»
Мне страшно хотелось ответить, что настоящие предметы той культуры нужно искать в антикварных и археологических лавках или на чёрном рынке, но я промолчал, чтобы не ввязываться в разговор с напыщенным глупцом.
Надо сказать, что сто долларов не были маленькими деньгами в то время. Даже сейчас, когда инфляция постепенно съела немалую часть их стоимости, они остаются вполне заметной суммой, а уж тогда, в 1967 году, никто бы не стал выбрасывать сотню на ветер. В межбанковских расчётах, конечно, используются даже купюры в сто тысяч долларов, напечатанные до 1936 года, но мы говорим про обыкновенные ходовые купюры.
Джонс смотрел на Пого выжидающе. Тот аккуратно забрался на небольшую лесенку, позволяющую достать товары и бутылки с верхних полок, и снял резную, тончайшей работы статуэтку, изображающую индейца, сидящего на корточках и курящего длинную трубку. Статуэтка была потёртой и явно старой, но, судя по технике исполнения, сделанной не раньше девятнадцатого века.
«Четыре тысячи восемьсот тридцать шесть долларов и три цента», — хладнокровно сказал Пого.
Джонс начал придирчиво рассматривать статуэтку.
«А что это?» — спросил он.
«Это статуэтка коакультекского вождя, сделана в конце восемнадцатого века резчиком по дереву Альфонсо Варгосом. Его работы есть в лучших музеях мира. Это — одна из первых работ, из коллекции хозяина отеля, мистера Рейна».
Мне показалось, что Пого откровенно врёт. Какой хозяин отеля станет выставлять столь ценную, по словам бармена, статуэтку на продажу в сувенирной лавке? Более того, если работы этого Варгоса хранятся в лучших музеях мира, то почему эта стоит так дёшево? Да и с хронологической оценкой создания изделия я вряд ли ошибся.
