удивлён, что не нашёл там имени Гитлера. Оказалось, что он покончил с собой в последние дни войны. Так всегда: самый главный уходит от ответственности.
«Это не последний процесс, — продолжал Джордж. — За ним будут ещё и ещё; со временем мы отловим всех…»
«Кто 'мы'»? — спросил я.
«Да, — кивнул он. — Именно этого вопроса я и ждал от тебя. Где-то тут, в этом городе, скрывается нацистский преступник, Генрих Кальцен. По крайней мере, его следы ведут сюда — и здесь теряются».
«Ты из разведки?»
«Не совсем. Скорее, из Международной комиссии уголовной полиции. У разведки — другие задачи. А наши агенты заняты отслеживанием бывших нацистов по всему миру. И отловом».
Мне всегда хотелось поиграть в шпионов, и вдруг — такой шанс на золотом блюде.
«Чем я могу тебе помочь?»
Я ни на секунду не усомнился в словах Джорджа.
«Ты всех знаешь, ты живёшь тут давно. Ты знаешь каждого нового человека, который покупает или снимает жильё в твоём районе. Определённые данные подтверждают, что Кальцен поселился именно здесь».
«Ну… тебе придётся рассказать о Кальцене».
«Конечно. Я расскажу тебе всё, чем располагаю. И мы попытаемся вместе раскрутить этот клубок. Если мы возьмём его, тебя могут представить к правительственной награде».
«Вы сотрудничаете с правительством США?»
«Конечно. Но о моём существовании знают всего несколько человек. У большинства беглых нацистов есть счета и связи. Их так просто не возьмёшь. Нельзя, чтобы информация об агенте где-то просочилась. Они на редкость мобильны и великолепно умеют маскироваться».
Не смотрите, кстати, что наш диалог выглядит в моём пересказе немного наивно. Конечно, я не помню в точности, что и как произносилось. А писательским талантом меня бог обделил. Потому я примерно следую канве нашего разговора.
Далее он рассказал мне о Генрихе Кальцене. В данном случае гораздо проще пересказать историю Кальцена своими словами, чем вкладывать её в уста Тэмбэла.
Итак, Кальцен родился в 1903 году — то есть был примерно нашим с Тэмбэлом ровесником. Судьба его развивалась по достаточно стандартной схеме для всех выдвиженцев рейха. Учился в кадетском корпусе, принимал участие в деятельности фрайкоров (добровольческих националистических корпусов), работал на заводе мастером цеха, параллельно обучался журналистике в Берлине, в двадцать пятом вступил в СА, годом позже — в НСДАП. Достаточно быстро поднялся до группенфюрера СА. Вскоре после этого наступила легендарная «ночь длинных ножей», в ходе которой были убиты руководители штурмовых отрядов, готовившие путч против Гитлера. Кальцен не был замешан в подготовке восстания; наоборот, он успешно выкрутился, сдав нескольких коллег. Благодаря этому он удостоился ряда правительственных наград и получил отличные перспективы для дальнейшей карьеры. Шёл тридцать пятый год. Молодой и амбициозный офицер удачно женился на дочери богатого фабриканта, а годом позже у него родился сын Пауль.
Некоторое время он работал бок о бок с Зигфридом Каше в Хорватии и Югославии, был вхож в кабинет Анте Павелича, главы марионеточного Независимого государства Хорватии во время Второй мировой войны. Затем Каше «пошёл на повышение»: его планировали сделать рейхскомиссаром Московии. Но Москва не сдалась — и Каше остался в Хорватии. Впоследствии он был арестован и передан союзниками для суда властям Югославии. На момент нашего с Тэмбэлом разговора Каше ещё был жив. Его повесили позже, летом сорок седьмого.
Но вернусь к Кальцену. В какой-то период их с Каше дороги разошлись. В сорок первом Кальцен подал заявление на перевод из СА в СС, и его прошение было удовлетворено. Каше остался в Хорватии и проводил там жесточайшую политику депортации и уничтожения евреев, цыган, сербов. Кальцен же, не сумев уцепиться за правительственный пост, решил сделать карьеру на другом поприще. К тому времени он дослужился до оберштурмбанфюрера, то есть подполковника.
В 1942 году он был откомандирован работать заместителем коменданта концентрационного лагеря Равенсбрюк — в подчинение к гауптштурмфюреру Иоганну Шварцгуберу. Равенсбрюк изначально задумывался как женский лагерь; большую часть его заключённых составляли женщины и дети. Шварцгубер возглавлял небольшое мужское отделение. Вы можете спросить — почему Кальцен сделал такой шаг назад в своей карьере? Почему он отправился работать на неруководящую должность в один из десятков немецких концлагерей вместо того, чтобы дальше заниматься международной политикой? Я могу вам ответить: он хотел непосредственной власти. Неинтересно отдавать приказ: расстреляйте всех цыган в таком-то населённом пункте. Гораздо интереснее самостоятельно поднять пистолет и выстрелить кому- либо в макушку.
А если это красивая женщина? С ней можно сделать много всего интересного. Именно эти мотивы руководили Кальценом. По крайней мере, так охарактеризовал его Тэмбэл.
Заключённые интересовали его в качестве рабов, которыми можно было помыкать как угодно. Параллельно с этим он завёл последовательно несколько романов с молодыми и красивыми надзирательницами женской части лагеря. Жена его была в Берлине, в то время как одновременно с Кальценом в Равенсбрюке появилась красивая и жестокая Ирма Грезе. Тогда ей было всего девятнадцать лет. Активистка Союза немецких девушек, неудавшаяся медсестра нашла в СС своё призвание. Она работала надзирательницей в Равенсбрюке с сентября 1942 по март 1943 года. Роман с Кальценом, замначальника мужского лагеря, был полезен для её карьеры, и она без раздумий бросилась в его объятия.
Впоследствии она стала знаменита как старшая надзирательница лагеря Биркенау. Она развлекалась тем, что отстреливала произвольных заключённых из толпы, травила их собаками, забивала насмерть сапогами. Упражняться на заключённых в стрельбе её научил, скорее всего, именно Кальцен, тоже развлекавшийся подобным образом. Её повесили в декабре сорок пятого после Бельценского трибунала. Ей было двадцать два. Она мечтала стать кинозвездой.
Другой любовницей Кальцена была Эрна Пфанненштиль — с сорок третьего по сорок четвёртый. У неё было изящное, тонкое лицо и длинные пальцы, которыми она умела делать страшные вещи. Например, художественно расцарапывать лица заключённых. В сорок четвёртом она перешла в Майданек и вышла замуж. Говорят, она служила даже беременной и отличалась редкой жестокостью по отношению к еврейским детям.
Наконец, последней надзирательницей, о романе которой с Кальценом достоверно известно, стала Хильдегард Нойманн — красивая, статная, светловолосая, истинная арийка. Правда, в Равенсбрюке Нойманн служила всего полтора месяца — осенью сорок четвёртого. Как и Пфанненштиль, ей удалось уйти от ответственности. Но если в случае Пфанненштиль это была просто эмиграция и легальный уход от правосудия, то Нойманн была заочно приговорена к смертной казни. Тэмбэл сказал, что другой агент их организации ищет Нойманн где-то в Небраске.
Собственно, осталось сказать несколько слов о конкретных преступлениях Генриха Кальцена. Мужская часть лагеря своего начальника почти не видела: в основном, Кальцен пропадал в женской части. Выжившие рассказывали много страшных историй. Например, он приказывал прогнать перед собой женский строй — примерно от ста до ста пятидесяти заключённых. Он закрывал глаза, рассчитывал расстояние и время, а потом на основе интуиции стрелял. Перед выстрелом он говорил: «Сорок седьмая!» Убитая и в самом деле оказывалась сорок седьмой с начала колонны.
Он любил морозить заключённых. Просто выгонял зимой на мороз и смотрел, как они медленно умирают. А иногда напротив, подносил зажигалку и начинал поджаривать различные части тела. Поджигал волосы — на голове и на лобке, издевался над женской грудью. Право, я не хочу останавливаться на этом подробно. Тэмбэл рассказывал обо всех ужасах концлагерей со смаком, желая вызвать во мне ненависть к Кальцену. Но из рассказов агента я сделал только один вывод: Тэмбэл сам был нацистским узником. Слишком хорошо он знал лагерную структуру, слишком красочно описывал ужасы лагерной жизни. Невозможно рассказывать так, не увидев всё своими глазами.
Свой рассказ о прошлом Кальцена он завершил описанием сексуальных извращений, участницами
