графина и чистых бокалов.
Но было очевидно, что он ждал совсем другого.
Сэр Артур наполнил бокал, подал его Диксону и сел в кресло.
— Признайтесь, Уэстон, лучшего коньяка вы в жизни не пробовали?
— Вне всяких сомнений, — ответил Маркус, искренне улыбаясь сэру Артуру. — Вы же человек слова.
— Спасибо за комплимент.
Тисдейл был очень доволен собой.
— А где можно раздобыть такой чудесный напиток для себя лично? — спросил Маркус. — Чисто гипотетически, конечно.
Сэр Артур громко хохотнул, Диксон неприязненно отшатнулся.
— Смешно. А вы шутник, Уэстон, — сказал сэр Артур и наклонился к Маркусу, облокотившись на стол из красного дерева, покрытый кожей с золотым тиснением. — И сколько вам нужно, чисто гипотетически?
Диксон с такой силой поставил бокал, что тот звякнул.
— В самом деле, Тисдейл, не думаю, что стоит обсуждать…
— Бросьте, Диксон. Каждая собака в Уэймуте знает об этом. Ни для кого уже не секрет, где мы берем коньяк. А Уэстон…
— Пусть так, — перебил его Диксон. Прищурившись, он бросил на Маркуса подозрительный взгляд. — Я не могу позволить семье, с которой я рассчитываю породниться, так рисковать. Думаю, вы можете презентовать графу пару бутылок и этим ограничиться?
Столь простой выход из положения пришелся сэру Артуру по душе, и он достал из буфета бутылку коньяка.
Неужели Диксон настолько недооценивал Маркуса, считая его неспособным понять, что они что-то недоговаривают? Тогда возникал вопрос — кого из них взять на подозрение? Добродушного и умного сэра Артура или надменного, самонадеянного Диксона?
Маркус склонялся к кандидатуре Диксона, но не мог сказать наверняка, ибо расследование только началось.
— Наверное, трудно отрывать от сердца такой чудный напиток? — сказал он, когда сэр Артур вручил ему бутылку коньяка.
Тот согласно кивнул, но на его лице играла улыбка.
— Пусть это будет залогом нашей дружбы, милорд.
— Да, — добавил Диксон, — за дружбу.
Маркус опять подумал о мече, допивая свой бокал.
— В разумных пределах! Мечтай, задница, — сказала Сара Персивалю.
Павлин посмотрел на нее тоскливым взглядом, явно не одобряя ее манеру выражаться. Эта птица появилась в поместье Тисдейлов после гибели его подруги. По правде говоря, оказался он в такой ситуации не столько из-за смерти своей дорогой Пенелопы, сколько из-за того, что Персиваль, не переставая, горевал и жаловался на судьбу, — причем и днем, и ночью, — что выражалось в резких, не очень приятных криках.
Его хозяин, лорд Такой-то из графства Такого-то, расположенного за Дорсетом, так устал от этих криков, что грозился отпустить птицу на все четыре стороны, что было сродни смертному приговору для Персиваля. И здесь появилась Сара-спасительница. Павлина срочно доставили в поместье Тисдейлов, где он очень хорошо устроился, если бы время от времени не вспоминал о почившей подруге.
Сара глубоко вздохнула и огляделась, за деревьями виднелась крыша усадьбы.
— Я обещала, что перестану употреблять крепкие выражения, когда выйду замуж, не так ли? — спросила она павлина, из предосторожности держась на некотором расстоянии.
Она обожала эту птицу в сказочно роскошном убранстве, но иногда Персиваль становился несколько раздражительным.
Он отвернулся и посмотрел направо, и тут же голубые перья на его груди и голове засияли всеми цветами радуги, даже в тени деревьев.
— А я, насколько мне известно, еще не замужем! — отрезала Сара.
Персиваль издал жалобный пронзительный крик и посмотрел на Сару.
Вдруг она услышала стук копыт и осторожно выглянула из своего укрытия, чтобы посмотреть на приближающегося всадника. Это был Диксон на гнедом жеребце. Он даже не позаботился перевести лошадь из аллюра в галоп, а просто вонзал ей в бока шпоры, чтобы она бежала быстрее.
Несчастное животное вздрагивало от каждого удара, и Сара чуть было не крикнула, чтобы остановить Диксона, но вовремя спохватилась — это было бесполезно.
Мистер Диксон не проявлял открытой жестокости к животным, не делал того, что пэры сочли бы противозаконным. У него был дар использовать утонченные приемы жестокости, которые заставляли лошадь страдать постоянно. Мистер Диксон был отталкивающим человеком во многих отношениях, но его жестокость к животным была самым отвратительным недостатком, поэтому Сара не хотела видеть его в качестве кавалера, а тем более — в качестве будущего мужа.
Все эти годы она терпела его общество только по одной-единственной причине. Она взяла с мистера Диксона клятвенное обещание, что он будет отдавать ей своих животных, которых сочтет бесполезными, а она приютит их.
Саре не составило труда уговорить этого тщеславного человека отдать ей чистокровного английского пятилетку, окрас у которого был не тот, и двухлетнего мастифа по причине его слюнявости.
Одно слово Джона Феруэзера, управляющего Диксона и верного друга Сары, — и Диксон больше не сомневался, что животное абсолютно непригодно для дальнейшего использования.
— Мне кажется, что гнедые лошади совершенно вышли из моды в этом сезоне, Персиваль, — сказала Сара павлину, поднимаясь на ноги. — Не сомневаюсь, что мистер Феруэзер, как всегда, поддержит меня.
— Ко-о, — ответил Персиваль и насторожился, повернув голову с роскошным плюмажем в сторону аллеи, почуяв приближение другого всадника.
Сара мгновенно ретировалась и прижалась к массивному дереву. Она стояла, не шевелясь, сдерживая громкий стон, готовый сорваться с ее губ, — из-за поворота показался лорд Уэстон на своем потрясающем гнедом жеребце. Он отпустил поводья, и лошадь спокойно брела по дороге, как будто они оба решили наслаждаться прогулкой.
Сама того не желая, Сара улыбнулась. Между этими двумя чувствовалась искренняя привязанность. Она знала достаточно о чистокровных английских скакунах, которые часто впадали в ярость и не слушались, и вот великолепный гнедой конь ведет себя как ягненок в умелых руках хозяина.
Сара еще раз взглянула на поводья, свободно обвивающие длинные пальцы загорелых рук, которые покоились на его бедрах. Раньше она не замечала, как ладно сидят на графе лосины из оленьей кожи, которые туго обтягивали рельефные мышцы, бросавшиеся в глаза даже на таком расстоянии.
— Мне пришлось немало потрудиться, чтобы найти это укрытие, — рассеянно прошептала она Персивалю, который лишь моргнул ей в ответ.
Ритмичный цокот копыт Ленивца звучал у Сары в ушах, пока она заворожено наблюдала, как красиво играют у лорда Уэстона мышцы бедер, то напрягаясь, то расслабляясь при каждом движении лошади. Напряглись, расслабились. Напряглись, расслабились.
— Ко-о.
Ленивец резко остановился и взволнованно затряс головой, услышав пронзительный крик Персиваля.
Лорду Уэстону пришлось заставить жеребца покрутиться на месте, чтобы он не встал на дыбы.
— Спокойно, мальчик, спокойно, — сказал он, похлопав коня по мощной темно-рыжей шее.
Одновременно граф скользил внимательным взглядом по деревьям, остановившись в нескольких дюймах от укрытия Сары.
— Это вы, мисс Тисдейл? — позвал он.
