Бесси опустила голову и зарыдала. Сомс молчал. Он чувствовал, что исполнил свое обещание только наполовину, и ужасно волновался, потому что не знал, как сказать девушке, от чего умер Фосдайк.
— О, продолжайте, — проговорила Бесси, все еще всхлипывая. — Расскажите, как это случилось и где? Разумеется, я должна сообщить об этом миссис Фосдайк, а она захочет узнать все.
— Можете ли вы собраться с мужеством, Бесси? Готовы ли вы услышать нечто очень печальное о смерти мистера Фосдайка? Это случилось не на железной дороге.
Девушка недоуменно посмотрела на Сомса.
— Мужайтесь, — повторил Филипп. — Помните, что вы должны поддерживать и утешать миссис Фосдайк.
— Я понимаю это, — сказала Бесси слабым голосом, — пожалуйста, продолжайте.
— Мистер Фосдайк был убит, — медленно произнес молодой человек, — его закололи кинжалом прямо в сердце.
Бесси закрыла лицо руками.
— Убит! — прошептала она. — Боже мой! Кого же подозревают? Кто убийца? О господи, за что?
— Повод неизвестен, но есть подозрение, что это сделал некий мистер Фоксборо, который пригласил его…
— Ах, боже мой! — воскликнула девушка, побледнев и откинувшись на спинку кресла.
Видя, что ей дурно, Филипп хотел позвонить, но Бесси остановила его движением руки.
— Боже мой, только этого недоставало, — прошептала она и, по-видимому, впала в обморочное состояние.
Сомс опять взялся за колокольчик, но, увидев вазу с цветами, поспешно бросился к ней. Молодой человек кинул цветы на пол, намочил в воде свой платок и приложил его к вискам мисс Хайд. Бесси опомнилась минуты через две.
— Позвонить? — спросил Филипп.
Девушка отрицательно покачала головой. Не было ничего удивительного в том, что известие об убийстве Джона Фосдайка расстроило мисс Хайд. Но Филиппа Сомса привело в недоумение другое — ее слова «только этого недоставало». Что она хотела этим сказать? Из головы молодого человека никак не шло воспоминание о тайне, которая, по мнению Бесси, делала невозможным ее замужество. Но Филипп оставил эти мысли, когда Бесси, несколько оправившись, заметила:
— Разумеется, я должна сообщить все миссис Фосдайк, и теперь, Филипп, я думаю, вам лучше уйти. Нам обеим предстоит тяжелая ночь. Когда вернетесь в Бомборо, передайте доктору Ингльби, чтобы он заехал к нам, если сможет.
— Обязательно передам, но он отправился в Бенбери и вернется поздно. Я встречу его на станции. Думаю, он непременно к вам заедет. Это он прислал меня сюда.
— Он всегда внимателен, — ответила Бесси.
В это время дверь вдруг отворилась, и в кабинет вошла миссис Фосдайк.
— Это вы! — воскликнула она, засмеявшись. — Как поживаете, мистер Сомс? Так вот кто желал вас видеть, Бесси. Право, Филипп, я никогда бы не поверила, что вы способны таким образом проникнуть в мой дом. Что я должна о вас думать? Объясните, молодые люди, объясните. Пригласить мне его обедать, Бесси, или нет?
Миссис Фосдайк даже не догадывалась о том, что случилась беда. Хозяйке Дайка показалось, что молодые люди, наконец, объяснились между собой, чего она в душе и желала, но тут миссис Фосдайк все же заметила, что у них чрезвычайно расстроенный вид.
— Что с вами? Поссорились вы, что ли? Чем это вы огорчены?
Слышать, как шутит эта бедная женщина, было выше сил Филиппа.
— Сегодня я обедать не буду, благодарю вас, миссис Фосдайк. Прощайте, Бесси, то есть мисс Хайд, я хотел сказать… — и с этими словами молодой человек ушел.
Ни на кого убийство Джона Фосдайка не произвело такого странного впечатления, как на Тотерделя. Старик был болтлив, любопытен и в последнее время зол на городского секретаря. Но надо отдать должное Тотерделю: его ненависть не переходила известных пределов. Когда все подробности убийства стали известны в Бомборо, в душе Тотерделя мелькнула мимолетная радость, потому что в ящике его письменного стола лежала афиша «Сиринги» и потому что он, Тотердель, не только разговаривал с убийцей, но и мог указать полиции, где его найти. Старику уж очень льстило, что он держит в своих руках ключ к разгадке важного преступления. Теперь он точно станет фаворитом публики, его имя появится во всех газетах, а для его непомерно раздутого тщеславия это значило немало. Все будут говорить о нем как о человеке, поспособствовавшем раскрытию убийства в Бенбери, и он станет знаменитым. Потом Тотердель вспомнил, что именно он указал на Джона Фосдайка предполагаемому убийце, и почувствовал угрызение совести. Но тут ему пришло в голову, что незнакомец сам спросил его о мистере Фосдайке. К тому же он без труда мог узнать это у кого угодно. Эта мысль успокоила Тотерделя. Но кому доверить столь важную тайну? Старик терзался и другим обстоятельством: он сидел рядом с убийцей за двадцать четыре часа до совершения преступления. Этого он не скрывал — напротив, раструбил всему городу. Тотердель не уставал описывать незнакомца и пересказывать их разговор, причем раз от раза рассказ этот удлинялся.
Старик умолчал только об одном — о том, что видел Фоксборо за кулисами. Тщеславный Тотердель не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме него, мог сообщить полиции сведения об убийце. В бенберийском процессе он намеревался стать главным свидетелем — вот как он жаждал славы.
Вернувшись из Бенбери, доктор Ингльби тотчас отправился в Дайк, где его присутствие было крайне необходимо. Миссис Фосдайк, ошеломленная случившимся, мучилась угрызениями совести и горько упрекала себя за недавнюю ссору с мужем. Она внушила себе мысль, что это отчасти и ее вина, и не могла унять рыданий.
Но больше всего доктора Ингльби поразило необыкновенное уныние мисс Хайд. Она старалась взять себя в руки, но ее горе было слишком очевидно. Чем оно объяснялось? Конечно, девушка потеряла дорогого друга, но все-таки было странно, что Бесси, умевшая владеть собой, могла прийти в такое отчаяние. Она всеми силами пыталась утешить бедную миссис Фосдайк, но доктор Ингльби должен был признать, что сама девушка еще больше нуждалась в поддержке и успокоении. В подобных случаях трудно что-то сделать. Слова утешения кажутся пошлыми, а медицинская помощь — бесполезной.
На следующий день доктора Ингльби посетил Сайлас Ашер, удивив его тем, что вошел без доклада. Сержант Скотленд-Ярда всегда появлялся неожиданно, чем походил на привидение. Одно его имя приводило в ужас мастеров по части воровства. Рассказывают, как один из самых виртуозных воров был застигнут врасплох во время своего последнего подвига. Когда вор опустошал шкатулку с драгоценностями, принадлежавшую какой-то графине, и жадно любовался ее бриллиантовым браслетом, он вдруг услышал слова, сказанные шепотом ему на ухо: «Очень красивый браслет, не правда ли, Билл Симонс? Но вам больше идут вот эти браслеты», — и, прежде чем изумленный грабитель успел опомниться, его заключили в кандалы.
— Я приехал навести некоторые справки, сэр, — объяснил Ашер. — Прежде всего, мне нужны вы. Я не хотел бы сам беспокоить дам в Дайке, но мне необходимо получить от них ответ на два вопроса. Знали ли они мистера Фоксборо или, может, что-то слышали о нем? И видели ли они вот эту вещицу у мистера Фосдайка? — И тут Сайлас Ашер показал роковой кинжал, найденный в груди Джона Фосдайка.
Легкий трепет охватил доктора Ингльби, но не при виде оружия — его ремесло закалило ему нервы. Он находил крайне тяжелой необходимость показать эту страшную вещь обитательницам Дайка.
— Пожалуйста, не думайте, доктор, что я человек совсем бесчувственный, — воскликнул сыщик, догадавшийся о том, что происходит в душе доктора. — Я знаю, что такое сердечные привязанности и, могу вас заверить, умею щадить чувства других людей. Но вопросы-то эти важные, и ответы на них крайне необходимы. Представьте меня дамам, но вопросы задавайте сами. Я только хочу присутствовать при этом; но вам лучше сказать прямо, что я — полицейский агент. Я уже говорил, что розыски поручены мне, и я обязан отыскать убийцу, кем бы он ни был.
— Вам, кажется, решительно все равно, кого вы повесите, — резко заметил доктор Ингльби.
— Вовсе нет, — возразил Сайлас Ашер. — Но моя репутация будет запятнана, если я не найду злодея, совершившего такое дерзкое преступление. Тем более, что дело очень простое. Кто, если не Фоксборо, мог совершить это убийство? Однако нам надо собрать все звенья цепи, вот почему я вынужден побеспокоить
