— Мне надо научиться водить, — сказала она сама себе.
Она заняла заднее сиденье. Закрыла глаза и покрепче вцепилась в дверную ручку. Не давая подняться панике, стала часто, по-собачьи, дышать.
О чем только думала Дебби, выбирая жилье так далеко от центра? В вечернее время городским транспортом добраться в этот престижный район было просто нереально.
Такси высадило ее возле дома Пола и Деборы Дьюи в одиннадцатом часу. Звонить Саманта не решилась, зная, что детей укладывают в восемь. Но Дебби с ее привычкой засиживаться перед телевизором за полночь наверняка еще не спит. Жилище семейства Дьюи, несмотря на внушительные размеры, обликом напоминало кукольный домик: цветочные горшки на подоконниках, веселенькие ситцевые занавески, синяя дверь с подвешенным к ней чугунным молотком. Посреди тщательно подстриженной лужайки располагался фальшивый колодец из красного и белого кирпича с ведерком, легонько раскачивавшимся на ветру.
Саманта расплатилась с таксистом и по выложенной плиткой дорожке двинулась к крытому черепицей крыльцу. Осторожно ступив на газон, она заглянула в окно гостиной. Шторы, к счастью, еще не задернули на ночь. Саманта задержалась, рассматривая подругу.
Дебби полулежала на обитом цветастой тканью диване и горстями поедала попкорн. Ее взгляд был прикован к экрану телевизора. На ней был слишком большой для нее мужской халат в сине-белую клетку, на ногах — полосатые вязаные гольфы. Саманта улыбнулась. Вот за это она и любила подругу — за простоту и сердечность. Ей вспомнилось, как, еще школьницей, Дебби фотографировала для нее витрины магазинов, до которых самой Саманте было не добраться из-за автобусной фобии, и ее окатила волна нежности. Она приподнялась на цыпочки и тихонько постучала в окно.
Дебби открыла ей, и Саманта уловила на лице подруги недовольное выражение.
— Надеюсь, я тебя не напугала, — пошутила она.
— Вообще-то я не привыкла, чтобы ко мне в окно скреблись в одиннадцатом часу вечера.
— Мне нужно с тобой поговорить, — объяснила Саманта, удивившись про себя, что Дебби не торопится приглашать ее в дом. — Я тебе не помешала?
— Да нет, — вяло отозвалась Дебби, одним глазом косясь на экран телевизора.
Потом вздохнула и щелкнула пультом, выключая ящик.
— Чай будешь? Или, может, настой? Я тут нарыла один, на основе ананаса. Говорят, способствует похуданию. Аж по два кило за неделю. Вот я его и дую по два литра в день. Попробуешь?
Саманта предпочла бы глоточек чего-нибудь покрепче, но попросить не решилась. Ананасный настой оказался горьким, как хина, даже с двумя кусками сахару.
— Я рассорилась с Беверли, — сообщила Саманта, ставя на стол чашку.
— Делов-то. С Беверли все ссорятся. Через неделю помиритесь.
— Нет, на этот раз все серьезно. Она на месяц отстранила меня от ведения рубрики. Но главный ужас в том, что на мое место она поставила Эмми Лафайет. Девчонку! Ни опыта, ни специального образования. У нее диплом маркетолога.
Саманта сглотнула ком в горле. Стоило ей произнести вслух громкое французское имя соперницы, как ее отчетливо замутило. Или это действовал ананасный настой?
Она почувствовала, как к глазам подступают слезы.
— У меня что-то все сейчас наперекосяк, — пожаловалась она. — Работу, считай, потеряла. Бабушка с теткой загремели в полицию. А любовник спит со своей бывшей женой. Не говоря уже про…
Она оборвала себя на полуслове. Стоит ли рассказывать Дебби про прядь волос в конверте? Накануне она ей звонила, интересовалась, как дела. Разговор не клеился, и, заполняя очередную тягостную паузу, Саманта обмолвилась, что собирается в парикмахерскую.
Пожалуй, лучше об этом умолчать.
— Не говоря уже про что? — нетерпеливо переспросила Дебби.
— Не говоря уже про то, что мне не нравится моя новая прическа, — выдавила Саманта и, не сдержавшись, заплакала.
Дебби задумчиво на нее посмотрела.
— И ради этого ты являешься ко мне в одиннадцатом часу ночи? И отрываешь меня от любимого сериала? Потому что какой-то хрен, которого ты видела два раза в жизни, послал тебя лесом? Потому что тебя вытурили в месячный отпуск и ты недовольна новой стрижкой? Ты что, надо мной издеваешься?
Слезы у Саманты высохли. Она непонимающе уставилась на Дебби.
— После того как ты силой заставила меня вернуться домой, — бушевала та, — Пол со мной не разговаривает, а дети не слушаются. Я сижу, как в тюрьме, в этих четырех стенах, потому что у меня нет ни работы, ни образования. С утра до вечера вожусь с этой бандой спиногрызов, да еще муж волком смотрит. Я теперь даже в бабкин дом сбежать не могу — Пол следит за каждым моим шагом!
— Но ты же можешь заняться тем, что тебе нравится. Помнится, у тебя хорошо получалась роспись по шелку.
Сама того не замечая, Саманта заговорила тоном, каким обычно давала другим советы.
— Если я еще раз возьму в руки кусок шелка, то только для того, чтобы им удавиться.
Дебби со стуком поставила на стол кружку, вскочила на ноги и заорала:
— И я больше не желаю выслушивать твои советы! Кто ты такая, чтобы судить других? Тебе тридцать шесть лет, у тебя ни семьи, ни детей, живешь с бабушкой, краснеешь как помидор от любого мужского взгляда и даже в автобусе ездить боишься!
У Саманты загорелись щеки — некстати накатившая вторая стадия.
— Это неправда, — попыталась оправдаться она. — Я несколько раз ездила в машине. Даже на мотоцикле каталась.
— Бабушка всю жизнь над тобой трясется, — продолжала не на шутку расходившаяся Дебби. — Ты живешь как у Христа за пазухой. Тебе не надо смотреть за детьми! Тебе не надо считать гроши до зарплаты! Что ты знаешь о жизни?
— Не забывай, все-таки у меня степень по психологии.
— Ну да, мне-то учиться не пришлось, не на что было. Зато я умею выкручиваться без посторонней помощи. И уж в твоих советах я точно не нуждаюсь.
Саманта, лицо которой уже полыхало вовсю, сделала вид, что пьет ананасный настой. Она собиралась с мыслями.
— Дебби, я понимаю твою реакцию, — нарочито спокойным голосом заговорила она. — После того как минует кризис, люди обычно избегают тех, кому доверили свои проблемы.
— А я тебя об этом просила? Ты же сама вечно мне навязываешься!
Саманта обиделась:
— По-моему, у тебя короткая память. Кто каждые три месяца изливает мне душу в «Черном лебеде»? Кто жалуется на тяжкую долю домохозяйки?
— А о чем с тобой еще говорить? Может, о сексе?
Румянец на щеках Саманты вспыхнул с новой силой, легко достигнув третьей стадии.
— Не уверена, что это лучшая тема для беседы, — пробормотала она.
— Да ну? Даже в баре? Даже между подружками? Да еще под мухой? Нет, Сэм, ты и в самом деле безнадежна. Беверли и та не такая зашоренная.
— Как ты можешь сравнивать нашу дружбу и свои пьяные посиделки с Беверли? Да разве ей можно доверять?
— Значит, ты считаешь, что мы с Беверли в принципе не можем подружиться?
— Конечно нет. Вы слишком разные. К тому же Беверли все-таки главный редактор журнала…
Она слишком поздно сообразила, что допустила бестактность. Расплатой стало немедленное наступление четвертой стадии.
— Мы с тобой — совсем другое дело. Мы же знакомы с детства, — торопливо добавила она.
— Следовательно, ты не веришь, что люди могут меняться.
Саманта опустила нос в чашку.
— Раз уж ты ничего не смыслишь в реальной жизни, — холодно сказала Дебби, — я кое-чему тебя научу. Люди знакомятся, проникаются друг к другу симпатией и становятся лучшими друзьями. Потом они друг другу надоедают, им становится скучно вместе, и они разбегаются. Иначе их отношения
