Бухенвальдский набат

идущим на заклание,
когда настанет черный час,
когда война окрысится...

Оркестр трубил, как марсов глас,
зловеще и бессмысленно.

1977

* * *

Говорят, что я счастливый,
будто родился «в сорочке»,
будто на волшебной ниве
и мои сверкают строчки.

Да, я знал судьбы поблажки,
это верно, но отчасти:
не в «сорочке», а в упряжке
добывал свое я счастье.

1977

* * *

Оно, быть может, небылица,
оно, быть может, снится мне,
быть может, время мчится птицей
иль ветром скачет на коне?
Не знаю... Так или иначе —
тут не поделать ничего.
Год, как секунда, обозначен
иль вовсе не было его?
Но если был он, то не гулким,
не ярким для моей судьбы...
В дни лета — славные прогулки
в леса, с женою, по грибы...
И, словно искры из тумана,
вдали мелькание зарниц.
Лишь явь: для своего романа
соткал полотнища страниц.
Пожалуй, все... Уже у дома
шагает семьдесят восьмой —
пока безликий, незнакомый,
пока загадочный, немой...

Декабрь, 1977

* * *

Еще не вьются на березах кудри...
Весна, увы, подходит к нам шажком.
И снова утром город наш припудрен
совсем ненужным мартовским снежком.
Завидую: сияет солнце где-то,
цветут сады,
газоны в травах сплошь...

А тут не небо — мокрая газета.
Какой в ней толк
и что ты в ней прочтешь?

1978

* * *

Скорей,
скорее мне коня!
Я сроду на коне не ездил,
но я взлечу на нем
к созвездьям
мгновенно,
среди бела дня.