дзотами перекрестным артиллерийско — пулеметным огнем. К тому же пулеметы были устаревших моделей и ощущалась острая нехватка противотанковых орудий. Предполье между границей и главной оборонительной полосой было прикрыто лишь лесными завалами, проволочными заграждениями и минными полями. Здесь действовали лишь небольшие финские разведывательные отряды. Глубина этой полосы прикрытия, от границы до главного оборонительного рубежа, составляла в восточной части Карельского перешейка 12 км, в центральной части — 45–50 км, а в западной — 60–65 км.
На совещании по итогам финской войны в апреле 1940 года Мерецков пытался убедить Сталина и коллег — командиров, что по своей мощи линия Маннергейма не уступала знаменитой линии Мажино:
«Если сравним линию Мажино с линией Маннергейма, то мы встретим небольшую разницу. Там в основном крупные сооружения прикрыты мелкими железобетонными точками; в Финляндии в связи с недостатком бюджета и не особенно большим желанием хозяев давать деньги на их оборонительную работу бетонные сооружения прикрываются каменно — деревоземляными сооружениями, но почти той же прочности».
— Там линия беспрерывная, а у финнов узлы имеются, — возразил Сталин, словно раззадоривая бравого командарма.
— Линия Маннергейма не хуже, а может быть, и лучше, так как местность Финляндии позволяет создавать сильную оборону с системой узлов, — не растерялся Кирилл Афанасьевич.
— У Мажино развиты подземные сооружения, — не унимался Сталин.
— И больше подземных казарм, — согласился на этот раз Мерецков.
В действительности плотность дотов на линии Мажино, где было возведено 5800 бетонных укреплений, была в 10 раз выше, чем на линии Маннергейма. И мощность французских дотов была больше.
Севернее Ладожского озера труднопроходимая лесисто — болотистая местность вынуждала вести основные боевые действия вдоль дорог. Здесь финны не имели укреплений и рассчитывали вести маневренную войну, полагаясь на хорошее знание местности, а в зимнее время — на превосходную лыжную подготовку своих войск. Предполагалось наносить внезапные контрудары по советским частям, двигавшимся вдоль дорог, а затем окружать их и уничтожать.
Финский план ведения войны предусматривал и жесткую позиционную оборону на Карельском перешейке, и маневренную оборону в районе к северу от Ладоги. При этом был расчет на нанесение местных контрударов по прорвавшимся советским войскам. Силы прикрытия, состоявшие из пограничников, нескольких батальонов егерей и кавалерийских отрядов, а также частей местной самообороны (шюцкора), должны были с боями отступить к главной полосе обороны линии Маннергейма. В их задачу входило выявить группировку неприятеля и склонить наступавшие советские войска уже на этом этапе развернуть свои основные силы.
Насчет советских военных планов полной ясности нет до сих пор. Н. Н. Воронов вспоминал:
«Незадолго до начала военных действий я побывал у КА. Мерецкова. У него в это время были заместители народного комиссара обороны Г. И. Кулик и Л. З. Мехлис.
— Вовремя приехали! — воскликнул кто?то из них, завидя меня. — Вы знаете о тревожной обстановке? Подумали, сколько снарядов нужно для возможного проведения операций на Карельском перешейке и севернее Ладожского озера? Какая нужна артиллерия усиления? На что можно рассчитывать?
— По — моему, все зависит от обстановки, — ответил я. — Собираетесь обороняться или наступать? Какими силами и на каких направлениях? Между прочим, сколько времени отводится на операцию?
— Десять — двенадцать суток.
— Буду рад если удастся все решить за два — три месяца.
Мои слова были встречены язвительными насмешками. Г. И. Кулик приказал мне вести все расчеты с учетом продолжительности операции 12 суток».
Мерецков вспоминает о разработке плана финской кампании несколько иначе:
«Во второй половине июля я был снова вызван в Москву. Мой доклад слушали И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов. Предложенный план прикрытия границы и контрудара по Финляндии в случае ее нападения на СССР одобрили, посоветовав контрудар осуществить в максимально сжатые сроки. Когда я стал говорить, что нескольких недель на операцию такого масштаба не хватит, мне заметили, что я исхожу из возможностей ЛВО, а надо учитывать силы Советского Союза в целом. Я попытался сделать еще одно возражение, связав его с возможностью участия в антисоветской провокации вместе с Финляндией и других стран. Мне ответили, что об этом думаю не я один, и предупредили, что в начале осени я опять буду докладывать о том, как осуществляется план оборонных мероприятий…
Имелись как будто бы и другие варианты контрудара. Каждый из них Сталин не выносил на общее обсуждение в Главном военном совете, а рассматривал отдельно, с определенной группой лиц, почти всякий раз иных. Я могу судить достаточно ясно только об одной из этих разработок, позднее упоминавшейся в нашей литературе под названием «план Шапошникова». Борис Михайлович считал контрудар по Финляндии далеко не простым делом и полагал, что он потребует не менее нескольких месяцев напряженной и трудной войны даже в случае, если крупные империалистические державы не ввяжутся прямо в столкновение. Эта точка зрения еще раз свидетельствует о трезвом уме и военной дальновидности Б. М. Шапошникова».
То, что говорит Мерецков о плане Шапошникова, в значительной мере опровергается свидетельством близкого к Борису Михайловичу маршала А. М. Василевского:
«По долгу службы я тоже имел прямое отношение к разработке тана контрудара. Его основные идеи и главное содержание были определены Б. М. Шапошниковым. Докладывая план Главному военному совету, Б. М. Шапошников подчеркнул, что сложившаяся международная обстановка требует, чтобы ответные военные действия были проведены и закончены в предельно сжатые сроки, ибо в противном случае Финляндия получит извне серьезную помощь, конфликт затянется. Однако Главный военный совет не принял этого плана и дал командующему Ленинградским военным округом командарму 2–го ранга К. А. Мерецкову указание разработать новый вариант плана прикрытия границы при возникновении конфликта».
То же самое Александр Михайлович говорил в беседе с писателем Константином Симоновым:
«Когда переговоры с Финляндией… окончательно не увенчались успехом, Сталин, созвав Военный совет, поставил вопрос о том, что раз так, то нам придется воевать с Финляндией. Шапошников, как начальник Генерального штаба, был вызван для обсуждения плана войны. Оперативный план войны с Финляндией, разумеется, существовал, и Шапошников доложил его. Этот план исходил из реальной оценки финской армии и реальной оценки построенных финнами укрепленных районов. И в соответствии с этим он предполагал сосредоточение больших сил и средств, необходимых для решительного успеха этой операции… Сталин поднял его на смех. Было сказано что?то вроде того, что, дескать, вы для того, чтобы управиться с этой самой… Финляндией, требуете таких огромных сил и средств. В таких масштабах в них нет никакой необходимости. После этого Сталин обратился к Мерецкову… и спросил его: «Что, вам в самом деле нужна такая огромная помощь для того, чтобы справиться с Финляндией? В таких размерах вам все это нужно?»
Мерецков ответил: «Товарищ Сталин, надо подсчитать, подумать. Помощь нужна, но, возможно, что и не в таких размерах, какие были названы».
После этого Сталин принял решение: «Поручить всю операцию против Финляндии целиком Ленинградскому округу. Генеральному штабу этим не заниматься, заниматься другими делами».
Выходит, что Шапошников, как и Мерецков, в действительности рассчитывали на двух — трехнедельный блицкриг, а не на войну в несколько месяцев. В мемуарах Василевский так описывает суть плана, разработанного Генштабом под руководством Шапошникова:
«…Генеральный штаб исходил из имевшихся в его распоряжении данных о составе и боевой готовности финляндской армии, о природных особенностях советско — финского театра военных действий, о системе инженерных укреплений на нем, о мобилизационных возможностях Финляндии и о той помощи, которую она могла бы полунить от империалистических держав. Правда, как обнаружилось в дальнейшем, некоторые из этих данных особой точностью не отличались. Но эти неточности не имели
