Тайны финской войны

были больше потерь Красной Армии, что противник был разбит, что советская победа представляла собой не только захват части финской территории, но и разгром финской армии. Штаб Л ВО обманывал не только мировую общественность, но и руководство Наркомата обороны. Ведь в апреле 1940 года на совещании высшего начсостава РККА советские безвозвратные потери определялись в 50 тысяч человек. Финские же потери действительно после уточнения повысились, но не так круто, как по данным Москвы. Согласно окончательным подсчетам, сделанным уже после Второй мировой войны, вооруженные силы Финляндии потеряли убитыми и умершими от ран и болезней около 23,5 тысячи человек. Из 43,5 тысячи раненых финских военнослужащих примерно 10 тысяч стали инвалидами. Несуразность советской оценки финских потерь — 85 тысяч убитых и умерших от ран и болезней — очевидна. Ведь даже в 1941–1944 годах финские безвозвратные потери оказались меньше этой совершенно фантастической цифры и составили 84 тысячи погибших на поле боя и умерших от ран и в плену.

Сложнее обстоит дело с советскими безвозвратными потерями. Их более или менее точная величина вообще неизвестна до сих пор. Цифрам, приведенным штабом Ленинградского военного округа, никто не поверил. Финская разведка подсчитала советские потери в 200 тысяч погибших. В приказе по армии по случаю завершения «зимней войны» 13 марта 1940 года маршал Маннергейм писал, обращаясь к «солдатам героической финской армии»:

«Более 15 тысяч из вас, вышедших на поле боя, некогда не увидят снова своих очагов, а сколькие из вас навсегда потеряли способность трудиться! Но вы также нанесли врагам тяжелые удары, и, если 200 тысяч из них лежат в снежных сугробах и смотрят невидящими глазами в наше хмурое небо, в том нет вашей вины. У вас не было к ним ненависти, вы не желали им зла, вы лишь соблюдали жестокие законы войны: убить врага или погибнуть самому».

200 тысяч погибших солдат — это число долгое время казалось большинству исследователей сильно завышенным. В годы перестройки советские историки ввели в оборот новые данные о потерях Красной Армии в финской войне. В 1990 году А. М. Носков обнародовал цифры из доклада Административно — мобили- зационного управления Генерального штаба, составленного в июле 1940 года: более 72 408 убитых и умерших от ран, 17 520 пропавших без вести и около 200 тысяч раненых, контуженных и обмороженных. В 1993 году в книге «Гриф секретности снят» появились еще более высокие цифры советских потерь — по итоговым войсковым донесениям, по состоянию на 15 марта 1940 года. Согласно этим донесениям общие потери составили 338 084 человека, в том числе 65 384 убитых, 19 610 пропавших без вести, 186 584 раненых и контуженных, 9614 обмороженных и 51 892 больных. Но и эти данные представляются существенно заниженны — ми. Ведь согласно данным Е. И. Смирнова общее число больных и обмороженных в санитарных потерях Красной Армии составляло 12 %. Если исходить из того, что раненых и обмороженных действительно было 61 606, то общее число раненых, контуженых, обмороженных и больных должно составить около 513 400 человек. Вероятно, общие санитарные потери Красной Армии в финской войне были близки к этой цифре. Из числа раненых и заболевших к 1 марту 1940 года умерло 15 921 человек. Таким образом, безвозвратные потери, включая пленных, увеличились до 100 915 человек. На родину вернулось из финского плена около 5 600 человек, а от 100 до 200 красноармейцев и командиров предпочло остаться в Финляндии или переехать в другие страны. С учетом этого общее число погибших советских военнослужащих можно было оценить в 95 200 человек. Однако и эта цифра оказалась не окончательной.

К сведениям о потерях, исходящих от Генерального штаба Красной Армии, следует относиться весьма критически. Учет потерь был значительно затруднен тем, что очень многие штабы полков и дивизий были укомплектованы командирами запаса, которые не имели опыта штабной работы и обыкновенно запутывали документацию. Часто было и так, что бойцы и командиры не имели так называемых «смертных медальонов» и те, кто вывозил трупы с полей сражений, естественно, не могли установить, из какой именно части убитый или замерзший.

Сам Сталин на совещании по итогам войны с Финляндией в апреле 1940 года приводил примеры, насколько плохо учитывались потери в этой войне:

«Мы 44–ю дивизию просили узнать, сколько убито из этой дивизии, сколько попало в плен — не могут сказать, гадают, говорят — тысячу. Оказывается, книжка какая?то была. Приехали в каком составе — тоже неизвестно, по книге нельзя судить, так как часть, бывает, хворает, получает пайки в госпитале, часть — в отпуске. Списочный состав дивизии нереальный, проверяли людей по книге. Действительный состав не отвечает тем записям, которые были сделаны в книге. Приехали сюда, сколько осталось в армейских или дивизионных госпиталях — тоже неизвестно, сколько было на линии огня — неизвестно… Что делают — проверяют, перекличку делают — неизвестно. Не знали, сколько убыло, это остается неизвестным. Разве так можно организовать работу?»

— Ликвидируйте обезличку в белье, постельной принадлежности, и расходы государства сократятся минимум на 50 %, — бросил в аудиторию высшего комсостава словно лозунг Мехлис.

Сталин лозунг не поддержал. Заметил раздраженно:

— Дело не в том, что сократятся расходы, речь идет о живом составе, чтобы командир дивизии знал, сколько у него живых, реальных людей, чтобы он знал наверняка, а не догадывался, не гадал, сколько потеряно.

— У нас боец не получает белье, постель в собственность, все это обезличено, он может порвать, распродать, а назавтра потребовать новое (хорошего же мнения о красноармейцах был Лев Захарович! — Б. С.).

— Я говорю о составе дивизий, а не о снабжении, — прервал Сталин начальника ГлавПУРа.

— Это не только в 44–й дивизии, это во всей армии, — с готовностью подтвердил начальник снабжения РККА А. В. Хрулев. — Вообще, учет в армии личного состава и имущества поставлен настолько безобразно, что нужно принимать самые решительные меры, чтобы навести порядок.

— Не железные, а человеческие, — продемонстрировал свое человеколюбие Иосиф Виссарионович.

— Тут, может быть, и ребра нужно кое — кому поломать, — разъяснил собственное понимание «человеческих мер» Хрулев.

— Без этого не обойдешься, — улыбнулся в усы Сталин.

— В результате отсутствия данных о численности, — продолжал Андрей Васильевич, — было тяжело снабжать Ленинградский военный округ и северные армии. С товарищем Тимошенко у нас были расхождения буквально на 200 тысяч едоков. Мы держались своей, меньшей цифры. Но у меня, товарищи, не было никакой уверенности, что прав я, не окажется ли, что он будет прав, у него на 200 тысяч больше, а потом начнут голодать.

Действительно, страшно: кто?то из красноармейцев умрет с голоду только потому, что писарь выставил в ведомости не ту цифру численности личного состава или командир неправильно вычел число заболевших. А ведь в Великую Отечественную бойцам Красной Ар^ мии и в самом деле приходилось умирать с голоду, причем не то, что в блокадном Ленинграде или во вражеском окружении. Например, за первые три месяца 1943 года на Калининском фронте в период затишья и немецкого отступления от дистрофии умерло 76 бойцов: исключительно из?за плохой организации снабжения. То ли не смогли вовремя доставить продовольствие на позиции, то ли просчитались с определением числа едоков.

— Надо заставить людей считать, — требовал Сталин на апрельском совещании.

— И Генеральный штаб численности действующей армии не знал в течение всей войны, — продолжал свою речь Хрулев, — и не знает на сегодняшний день.

— К сожалению, — вставил Сталин.

— Главное управление Красной Армии (ведавшее кадрами. — Б. С.) не знало численности финского фронта во время войны и не знает на сегодняшний день, — обрушился начальник снабжения на еще один руково — дящий орган Наркомата обороны. — Мне, например, на второй квартал по Ленинградскому округу по пайкам дают данные на 46 тысяч человек. Это только вузы и тыл, а где же армии? Этого они не знают, выясняют. Органы снабжения работали плохо, и их нужно бить.

— За одного битого двух небитых дают: дороже, — поддержал Сталин Хрулева.

Думаю, этими же словами Иосиф Виссарионович оценивал и состояние Красной Армии после «зимней войны». Ничего, что финны наших побили, зато наши набрались опыта, впредь умнее будут и