Алхо-Котель устроили грандиозный праздник прославления светоносного Теуатля. Его дети надеялись получить прощение. Они верили, что Бог наказывает их за вражду и потому лишает своей милости.
Война закончилась. Верховный жрец провозгласил свою волю, которая обязывала Детей Полдня и Детей Ночи породниться, и запретил внутриродовые браки. Все изменилось. Жители Ацтлана постепенно забыли, что такое ненависть.
Мудрость жрецов позволила злобе, затаившейся в сердцах недовольных, получить выход. Агрессия порождала чудовищ, статуи которых украшали города и здания ацтланов. Выставленные напоказ свирепые лики теряли свое могущество. Рельефы и скульптуры становились все сложнее и прекраснее, чудовища отступили на второй план. Символом Ацтлана стал Солнечный Лев — воплощение силы созидающей, а не разрушающей.
Если бы Эуль был с ними!
Темока стоял на крыше золотого храма Алхо-Котель и любовался молодыми юношами и девушками, великое множество которых слетелось на праздник.
Их планета имела малую силу притяжения, позволяя порхать и кружиться в воздухе, почти не прилагая усилий. Разноцветные одежды делали танцующих похожими на бабочек. Лица некоторых закрывали свирепые черные маски, напоминающие темное прошлое, от которого они отказались.
Золотой Алтарь Теуатля на верхней площадке храма был увешан венками из разноцветных перьев, завален горами цветов и спелых фруктов.
Майхо, стоящий рядом с прорицателем, часто моргал от подступающих слез…
Изотов опустился на колени, развернул брезент и отшатнулся. Мертвые глаза Ларисы были широко открыты. Он попытался их закрыть… не получилось.
Марат молча положил ему руку на плечо. Инженер прерывисто вздохнул и опустил голову. От увиденного хмель окончательно выветрился.
— Как это могло случиться? — глухо спросил он, не оборачиваясь к «Багрову».
— Не знаю…
— Нет, вы знаете! Вы должны знать! Зачем вас сюда прислали?…
Изотов вскочил и бешено уставился на Марата. Его скулы ходили ходуном.
— Поверьте, я…
— Где вы ее нашли? — перебил инженер. — Зачем она одна пошла в горы? Что здесь происходит, в конце концов?
Марат знал, что Изотов не убивал Ларису. Он всю ночь и весь день был на глазах у строителей. Сходить в кишлак и вернуться обратно у него не было времени.
— Почему вы молчите? — заорал Изотов, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься на приезжего с кулаками.
При виде тела Ларисы его нервы сдали.
— Что я могу сказать? — вздохнул Марат. — Думаю, Лариса вышла ночью из дому…
— Ночью? С какой стати?
— Тот же вопрос я могу задать вам. Вы выслушаете меня или нет?
Изотов как будто очнулся от накатившего отчаяния, опомнился.
— Да, конечно. Простите меня… я… Лариса мне нравилась. Очень. Мне не безразлично, что с ней случилось…
— Понимаю. Я тоже хочу выяснить, как погибла Мельникова. И надеюсь на вашу помощь. Как вы считаете, ее смерть имеет отношение к взрыву?
— К взрыву? С чего вы взяли? Ее же нашли не в туннеле…
— Я рассматриваю все варианты, — сказал Марат.
— Подождите… я чего-то не догоняю, — немного подумав, сказал Изотов. — Вы сами говорили, что она… пошла в горы и… При чем здесь туннель?
— Пока не знаю. Как вы объясните причину взрыва?
— Я? — инженер растерялся. — Никак. То есть я понимаю, что кто-то заложил взрывчатку… Но зачем? Серьезных повреждений взрыв не нанес. Так… образовался небольшой завал, кое-какая техника пострадала, кабели… Это все поправимо. Жаль, люди погибли. Их уже не вернешь. А строительство продолжится.
— Значит, туннель будет введен в эксплуатацию?
— Несомненно. Разве что сроки сдвинутся. Если неизвестные злоумышленники не предпримут ничего более существенного.
То, каким тоном инженер произнес «неизвестные злоумышленники», рассмешило Марата. Не похоже, что Изотов принимает диверсию всерьез. Интересно, почему?
— То есть взрыв на прокладку туннеля не повлияет?
Изотов посмотрел на господина «Багрова» долгим взглядом.
— Конечно, нет, — наконец ответил он. — В худшем случае работы возобновятся через месяц, а в лучшем — через неделю. Только и всего. Как вы понимаете, на сроках сдачи объекта такая заминка серьезно сказаться не может.
Марат кивнул.
— Тогда зачем было устраивать взрыв? Инженер развел руками.
— Спросите что-нибудь полегче. Может быть, кто-то развлекается таким образом. Какой-нибудь псих.
— Ничего себе забавы! — возмутился Марат.
— Ну, тогда… напугать хотели. Или отомстить.
— Кому?
Изотов тяжело вздохнул и полез в карман за сигаретами.
— У нас с Паршиным будут серьезные неприятности, это точно. А за других не скажу, не знаю. Вам виднее.
Он курил, глядя вниз, на носки своих шнурованных ботинок. Марат заметил, как дрожит его рука с сигаретой.
— Проклятое место… вот что я вам скажу! — неожиданно воскликнул Изотов, бросая окурок на землю и растирая его подошвой. — Надо было давно бросить все это к чертовой матери!
— Что вы имеете в виду?
Инженер молчал, переминаясь с ноги на ногу. Он совершенно протрезвел.
— Да все… Здесь уже хотели строить туннель. Раньше. Но передумали. Поумнее нас оказались…
Изотова будто прорвало. Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, он выложил Марату и про первую неудавшуюся попытку строительства, и про странные происшествия с проходчиками, и про периодически гаснущий свет, и про повреждение кабеля, и про свои собственные ощущения.
— Значит, сразу после съемок кабель оказался поврежденным?
— Да, — кивнул инженер. — Я решил замять это дело. Потому что отвечать пришлось бы мне. Это ведь я пустил киношников в туннель.
— Вы полагаете, кто-то из них нарочно вырубил свет?
— Не исключено. Только…
— Что?
— Вы только не подумайте, что я рехнулся, — осторожно начал Изотов. — Или пытаюсь таким образом оправдаться. Мол, я тут ни при чем, это все «аномальные явления»! Я признаю свою ошибку: не должен был пускать в туннель посторонних. Но по большому счету — причину надо искать глубже. Если вы действительно хотите разобраться, а не просто соблюсти формальность.
— Я хочу разобраться, — подтвердил Марат. — Говорите все, не бойтесь. Я постараюсь вас понять. Мы находимся в неофициальной обстановке, без протокола. Так что в случае чего… сможете отказаться от своих слов.
Инженер закурил вторую сигарету. Московский «эксперт» почему-то вызывал у него доверие. Ему нужно было выговориться, хоть перед кем-то облегчить душу. А приезжий слушал внимательно, без дурацких ухмылок.
