обмотано теплым шарфом. Будто она прилегла, задремала и больше не проснулась. На журнальном столике – чашка с чаем, градусник, упаковка антибиотиков и витамины.
На сей раз причиной смерти явился не чай. Рядом с телом валялся пустой шприц. На груди усопшей свернулась кольцом… змея. Лавров шарахнулся в сторону и выругался. Выровнял дыхание. Змея оказалась бутафорской, из тех, что принесли Клеопатре в «корзине с винными ягодами». Он вспомнил. На той последней для Полины Жемчужной репетиции он видел точно такую же рептилию.
– Дьявольщина…
Морщась от боли в затылке, он бегло осмотрел тело на предмет следов насилия. Их не было. Погибшая не сопротивлялась, похоже, она совершенно не опасалась убийцы. Бузеева, очевидно, сама открыла ему дверь, пригласила в квартиру… потом легла и укрылась пледом. У нее поднялась температура, ее знобило… Возможно, убийца сам предложил ей лечь. Ей было плохо, и она послушалась…
Воображение рисовало Лаврову картину за картиной. Актриса не ожидала, что ей будут делать укол. Все произошло молниеносно, – жертва ничего не успела сообразить. Убийца незаметно достал шприц, воткнул иглу, куда было удобнее… В конечном итоге смерть Бузеевой – не без натяжки – тоже можно будет списать на самоубийство. Сделать самой себе инъекцию не трудно, а при определенной сноровке очень даже просто. Лавров мог бы поклясться, что на шприце – отпечатки пальцев погибшей. Змея на груди, – символ «солидарности» с Клеопатрой и намек: Хармиана-де уходит по примеру своей госпожи… как в пьесе. Убийца действует по одной схеме, хотя и с разной атрибутикой. Кстати, где точка от укола?
Вероятно, укололи Бузееву прямо через халат… в плечо. «Я бы сам поступил именно так», – подумал Лавров. Кто мог это сделать? «Врач!» – вот, что первым пришло ему в голову. Тень Шанкиной продолжала преследовать его. Зое Михайловне ничего не стоило явиться к Катеньке под видом участкового врача и…
– Но зачем? Бог мой,
Должно быть, Шанкина действует не по своей инициативе… а выполняет чужую волю. Вопрос, чью?
Лавров старался ни к чему не прикасаться. Он вспомнил, что оставил перчатки в машине. Шанкина не дура… далеко не дура. Правда, она не ожидала визита «детектива» к больной актрисе, но не растерялась. С хозяйкой квартиры было покончено, и докторша готовилась уходить. А тут… незадача! Кто-то топает по коридору. Она спряталась у двери, прижавшись к стене… а когда гость сунулся в комнату, шарахнула его по голове тяжелым предметом. И убежала. Оставила визитера наедине с трупом.
Если бы Лавров не застрял в автомобильной пробке, то помешал бы убийце осуществить свой план. От каких безделиц порой зависит жизнь и смерть!..
Он покрутился, ища, чем его ударили. На серванте с облезлой лакировкой стоял массивный подсвечник. Вполне подходящее орудие. Докторше в хладнокровии не откажешь. Если она ударила гостя именно подсвечником, то не бросила его на пол в панике, а поставила на место.
«Ай да Зоя Михайловна! – мысленно восхитился Лавров. – Все рассчитала верно. И то, что я не стану звонить в милицию. И то, что мне непременно придется уничтожать следы моего пребывания в квартире Бузеевой, – протирать дверные ручки и тому подобное…»
Этим он и занялся, проклиная свое опоздание и заторы на дорогах. В то же время он понимал: Катенька была обречена. Помешай он убийце сегодня, тот пришел бы завтра…
У Зубова дрожали руки. Он убрал их со стола, ощущая, как тяжелыми толчками бьется сердце и горло сводит спазм.
– Выпейте воды, – сказала незнакомка, подавая ему стакан с минералкой.
– Нет…
– У вас есть таблетки? Валидол? Нитроглицерин?
– К черту таблетки! Вы кто? – повторил он свой вопрос.
– Подруга Полины…
– Разве у нее были подруги?
– У каждой женщины есть подруги, хотя бы одна.
– Я вас вижу в первый раз…
– Я вас тоже.
Зубов отвел глаза. Он не знал, как себя вести. Выгнать женщину, которую он опрометчиво впустил в дом, ему не позволяло воспитание. Однако и она хороша! Явилась без звонка, без приглашения. Какую цель она преследует?
– Простите… я, вероятно, напугал вас. Вы так похожи. Она любила одеваться во все белое. Господи! – Зубов со свистом втянул в себя воздух. – Я до сих пор не могу поверить, что она… что ее больше нет…
– Мне не удалось прийти на ее похороны. Я была в отъезде. Вот, сочла своим долгом выразить вам соболезнования. Лично…
Глория сочиняла на ходу. С такими субъектами, как Зубов, домашние заготовки не проходят. Только импровизация способна сбить его с толку. Не прими он Глорию за Полину, вряд ли согласился бы на разговор.
– Полина действительно покончила с собой? – спросила она, не давая ему опомниться.
Едва к нему вернется самообладание, он укажет ей на дверь. А Глория расположилась надолго. Удобно устроилась в кресле и с любопытством разглядывала гостиную. Полосатые обои, лепной потолок, колонны, минимум мебели. На стенах – светильники и зеркала в бронзовых рамах.
– Зачем вы приехали? – спросил Зубов. – Уже поздно… я очень устал. Давайте к делу.
– Видите ли… я выполняю последнюю волю покойной. Это мой долг.
Хозяин дома не понимал, о чем идет речь.
– Полина выбрала вас своим душеприказчиком? Вернее… душеприказчицей?
– В некотором роде…
– Я не намерен говорить загадками.
Он все-таки выпил воды. Его пальцы крепко обхватили стакан, что выдавало властный и решительный характер.
«То, что он так долго терпит мое присутствие, – заслуга правильно выбранного образа! – констатировала Глория. – С одеждой я не промахнулась. Теперь главное – заинтересовать его…»
– Перед смертью Полина обратилась ко мне с просьбой, – заявила она, в упор глядя на Зубова.
– Да? И что же это была за просьба?
– Полина боялась смерти. Она хотела узнать… свое будущее.
Зубов нервно скривился, вскочил и сделал круг по гостиной. Ему стало жарко.
– С вашего позволения… – он снял пиджак и бросил его на спинку кресла. – Боялась, значит? Да… верно. Боялась. Она чувствовала угрозу… У нее была тонкая душевная организация. Но почему она пошла к вам, а не ко мне? Я мог защитить ее! Я видел, что ее гнетет беспокойство… Но она молчала! Молчала!..
С Зубовым нельзя было рубить с плеча. Поэтому Глория избрала тактику околичностей и намеков.
– Полину шантажировали.
– Кто?
– Она мне не призналась.
Глория помнила уговор с Лавровым, – не выдавать Шанкину, если та не замешана в убийствах.
– Теперь понятно, зачем Полина просила у меня денег, – сказал Зубов, опускаясь обратно в кресло напротив собеседницы. – Бедная девочка. Неужели она сомневалась в моем великодушии? Я бы ее понял. Она страдала… и прятала свои страдания.
– Вы не догадывались о шантаже?
– Догадывался. Я же не идиот. Но лезть женщине в душу – не в моих правилах. Тем более унижаться до слежки. Полине нужны были деньги, я ей дал. Меньше всего она хотела, чтобы я задавал ей вопросы. И я ни о чем ее не спрашивал. Я ждал, что она попросит меня о помощи. Не дождался… Я совершил много ошибок, – Зубов поднял на Глорию красные измученные глаза. – Какую же тайну скрывала Полина?
– Она сделала аборт. Убила вашего ребенка.
– Моего… ребенка?
Глория ожидала подобной реакции. Зубов не видел в аборте особой трагедии. Он не отказался бы от ребенка, но не ставил это во главу угла.
