– Она боялась, что вы не сможете простить ее…
– Чепуха! Я никогда не настаивал на детях. Полина была актрисой, ее место – на сцене, а не у кроватки младенца. Разумеется, я не запрещал ей рожать. Она имела право выбирать: оставлять ребенка или…
Он запнулся, глядя мимо Глории и сквозь стену, словно видел там нечто важное, недоступное другим.
– Ребенок мог родиться неполноценным? Поэтому Полина избавилась от него?
– Да, – удивилась Глория. – Вы знали о…
– Каюсь! Не придал сему факту значения. Когда Поля сказала, что деньги нужны на лечение матери… я…
– Вы не поверили?
Зубов смутился. Недавно он утверждал, что не опустился бы до слежки.
– Я решил проверить. Мне хотелось оградить любимую женщину от всяческих неприятностей. Я боялся за нее, наконец!
– Вы ездили в Ярославль?
– Я послал туда своего человека. Он должен был разузнать, чем болеет мать Полины и какая нужна операция. Деликатно навести справки. Я не мог остаться в стороне! Как будто ее проблемы меня не касаются! Тогда и выяснилось, что с ее родителями все в порядке. То есть у них обычные возрастные недуги, не более. В то же время выяснилось и еще кое-что… о наследственной болезни, которая может передаваться генетически. Не понимаю, почему я говорю это вам… оправдываюсь?
– Вы чтите память Полины, – наверное, поэтому.
– Да…
– Мы с Полиной познакомились в Италии, – солгала Глория. – И с тех пор изредка встречались. Я живу за городом. Далеко. У меня мало свободного времени.
Зубов ее об этом не спрашивал, но недосказанность висела в воздухе, мешая разговору стать доверитель – ным.
– Я вас ни разу не видел в театре…
– Я не люблю театр. А по телевизору смотрю только новости. Так вы знали, что у Полины мог родиться ребенок с синдромом Дауна?
– Знал… и что с того? – равнодушно произнес Зубов. – Она желала сохранить это в тайне. Хотя зачем? Это ведь не приговор. У нас с Полиной могли родиться здоровые дети…
– Вполне здоровые, – кивнула Глория. – Главное – вовремя обследоваться и принять меры, если…
– Так что Полине не в чем было себя винить, – перебил он. – Зря она платила вымогателю! На деньги мне плевать… Но она страдала, мучилась унижалась. У нее слезы стояли на глазах, когда она просила у меня взаймы. Жаль, что Полина не сказала вам, кто посмел…
Его голос сорвался, и он замолчал, глядя на свои руки, сжатые в кулаки. Шантажисту не поздоровилось бы, пусти он их в ход.
– Вам не нужно было позволять ей играть Клеопатру. Прасковья Жемчугова тоже собиралась играть египетскую царицу. И чем это кончилось?
– Но Полина не репетировала Офелию! – с горечью возразил Зубов.
– Зато она играла Жемчугову… каждый день и каждую ночь, которую вы проводили с ней. Вы видели в ней не Полину Кучкову, а крепостную актрису графа Шереметева. Вы погубили ее своей любовью!
Последняя фраза вырвалась у Глории помимо ее воли. Это было прозрение.
– Глупости… Я сделал для нее все, что мог. Я бы женился на ней! Но судьба распорядилась иначе…
– Вы бы простили ей измену?
– Что?
Эта мысль показалась ему дикой. Он пожирал гостью глазами, но гордость мешала ему засыпать ее вопросами. Все-таки он не выдержал.
– Полина мне… изменяла? Она… делилась с вами сердечными тайнами?
– Вы не ответили…
– Черт! А… она не могла бы мне изменить…
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– В чем? Кто мог быть ее любовником?
– Кто мог ее убить?
Зубов потянулся за бутылкой «Боржоми», налил полный стакан и залпом выпил. На его лбу выступили капли пота.
– Тот, кто это сделал, умрет!
– Вы сами будете вершить суд?
– Кроме меня, это никого не касается…
Он замолчал. Глория обдумывала, как бы ей перейти к основной цели своего визита. Стрелка на старинных напольных часах приближалась к девяти вечера. Дальше тянуть рискованно. Зубов вот-вот даст понять, что беседа окончена.
– А вы, собственно, кто? – спросил вдруг он, перехватив ее взгляд на часы. – Подруга Полины, которая… занимается частным сыском? Вы детектив, что ли? Сейчас эта зараза распространилась и на женщин?
– Почему «зараза»?
– Да потому, сударыня, что сунуть нос в чужую жизнь, подслушивать и подглядывать в замочную скважину становится модным. И приносит немалый доход. Но ведь это мерзко, грязно, если хотите…
– А людей убивать – чисто?
Зубов криво усмехнулся и всплеснул руками:
– Значит, я не ошибся. Вы – детектив. Начитались Агаты Кристи и возомнили себя этакой…
Он не нашел подходящего определения и сплюнул, – совсем не по-светски.
– Все мы время от времени играем чью-то роль, – невозмутимо изрекла Глория. – Вы – мецената, я – детектива. Хотя вы не угадали. У меня другая специализация.
– Какая, позвольте узнать?
– Я медиум! – выпалила она, спохватилась, но уже было поздно.
Зубов на миг застыл в недоумении… и разразился саркастическим хохотом.
– Ха-ха-ха!
Его смех походил на истерику. Это выплескивалась наружу зажатая внутри боль.
– Вы слышите голоса мертвых? – продолжая посмеиваться, осведомился он.
Глория вспомнила карлика, который то и дело подтрунивал над ней и давал советы, и утвердительно кивнула.
– Не всех… только некоторых.
Зубов тоже закивал, будто соглашаясь:
– Значит, вы можете спросить у Полины… каково ей там…
– Где?
– На небесах. Она была ангелом…
– Ангелы не живут на земле, не играют на сцене, не ложатся в постель с мужчиной…
Мерные удары напольных часов с боем словно проложили невидимую границу между миром мертвых и живых. Зубов не принадлежал ни к одному из них. Это показалось Глории таким странным, что она тряхнула волосами, сбрасывая наваждение.
Валерий Яковлевич посмотрел на гостью другими глазами. Что-то в ее облике, в интонации голоса смутило его.
– То есть… вы действительно медиум? Умеете говорить с мертвыми?
– Медиум не ведет репортажи с того света. Это посредник между людьми и духами… в случае необходимости.
