свежих стружек и мастики для паркета ударил ему в нос.
– Я сам управлюсь, – ответил он парню, который остался на крыльце. – Ты свободен, Андрей. Отдыхай. Я тебя позову, если что…
Тот все еще переминался с ноги на ногу, в нерешительности.
– Да, и отключи, будь добр, всю сигнализацию.
– У нас только в галерее…
– Вот ее и отключи. Чего смотришь? Думаешь, я собираюсь стащить коллекцию? Картины – не иголки, их незаметно не вынесешь.
Парень смущенно засопел, но продолжал топтаться на месте.
– Когда я буду уходить, обыщешь меня, – засмеялся Сатин. – Отправляйся, голубчик, к себе! Позволь, я пройдусь по комнатам напоследок, заберу свои бумаги, попрощаюсь с картинами. Может, не доведется больше побывать здесь…
– Хорошо… – промямлил охранник, явно удрученный и этим поздним визитом, и трагической новостью.
Сатин включил свет и закрыл за ним дверь. Сразу исчезло ощущение прошлого, созданное игрой воображения. Стали видны все обыденные приметы настоящего момента, – недоделки строителей, простое убранство холла, сложенные в углу коробки, современный ковер на полу…
Гость неторопливо направился в галерею. В груди звенела пустота, мысли разлетелись, подобно вспугнутым птицам. Он не имел понятия, как действовать. Столько раз Сатин представлял себе этот несбыточный и вожделенный миг, а когда он наступил, – ничего не ощущалось, кроме холодной внутренней дрожи…
Банкир не помнил, как оказался в длинном зале, увешанном полотнами крепостных художников… как щелкнул выключателем. Глаза давно умерших людей блестели отраженным от люстр светом. Бледный Сатин, едва дыша, бродил от картины к картине, завороженный тайной творческого начала, которое разрушало время и соединяло несоединимое…
Прасковья Жемчугова взирала на него с болезненной томностью, – и в ее дивных чертах Сатин узнавал Полину и Жюли. Они были другими, но с той же печалью в очах, с теми же непослушными смоляными кудрями, с тем же надломом в сердце…
Нестройный хор далеких голосов эхом отдавался в ушах Сатина. Шуршали подолы юбок… скользили по паркету атласные туфельки… постукивали башмаки и ботфорты…
У него закружилась голова, и он чуть не упал. Резные ставни, скрывающие то, за чем он пришел, слепили сияющим блеском завитков. Как он до сих пор не замечал, что эти завитки похожи на клубки змей?..
Сатин вспомнил, что ставни закрыты на замок, только когда подергал их, пытаясь открыть. Где же ключ? Зубов мог носить его на шее, на цепочке… с него станется…
Банкир оглянулся в поисках предмета, который можно было бы использовать как отмычку. Или как ломик. Он судорожно вздрагивал, охваченный сильнейшим нервным возбуждением.
– Медлить нельзя… скорее… – подгонял он себя. – Скорее…
Голос, прозвучавший за спиной, оглушил Сатина.
– Вот так сюрприз! Приличные люди не являются без приглашения в чужой дом…
Банкир помертвел и хотел обернуться, но тело одеревенело, а шея налилась свинцом.
– Что застыл истуканом? – продолжал издеваться голос. – Боишься меня? Правильно… Бойся! Со мной шутки плохи…
Глория всю дорогу подгоняла Лаврова.
– Быстрее нельзя, – огрызался он. – Скользко. Хочешь отправиться вслед за Зубовым?
После поворота на Летники им навстречу стали попадаться машины. Черный джип, карета «скорой помощи»…
– Оживленный проселок, – заметила Глория. – И укатанный. Даже «скорая» сюда ездит. Как ты думаешь, он уже там?
– Кто? Сатин? Полагаю, да. Он давно опередил нас. Небось мчался сломя голову.
Улица на краю поселка, где стоял дом Зубова, была темной, – если не считать фонарей во дворах за заборами. Там, куда падал свет фар, снег тускло серебрился.
Охранник возился с воротами, которые оказались открыты. В доме горели несколько окон на втором этаже. «Это в галерее, – подумала Глория. – Сатин таки успел добраться до картины. Интересно, что он собирается делать?»
Лавров вышел из машины и спросил у парня:
– Что-то случилось?
– Да вот… мотор заело… – хмуро пробормотал тот. – Ни туда, ни сюда…
Охранник явно был не в духе. Лавров стоял рядом, заглядывая за ворота. Во дворе он заметил светлую «ауди», принадлежащую банкиру.
– У вас гости?
– К хозяину партнер приехал. У них бизнес совместный. А вам чего надо? Тоже за документами?
– Нам бы, собственно, с банкиром повидаться. С Федором Петровичем, – присоединилась к мужчинам Глория. – Он здесь?
– Тут! Куда ему деваться… Подставил он меня конкретно, – охранник замысловато выругался и махнул рукой. – Теперь мне хана! Хозяин не спустит…
– Я слышал, Зубов в аварию попал, убился насмерть.
– И вы туда же! Попал-то попал, да только не убился. Ушибся сильно, в больницу его забрали. Минут двадцать, как неотложка уехала…
Лаврову не пришлось прикидываться дураком, – он действительно ничего не понял.
– Погоди-ка… Зубова что, увезли?
– Не увезли, а привезли. «Лексус» его побитый весь… вдребезги. Вот он на «скорой» из больницы и прикатил. Такси к нам сюда не вызовешь, особенно зимой. А неотложка за деньги куда хочешь доставит.
Пробки ей не страшны, – врубит сигнал, мигалку и чешет… Труба мне теперь! – вздохнул парень. – Уволят и зарплату не выплатят. Я как чувствовал, не хотел банкира пускать. Он пристал: пусти да пусти… замерз, мол… документы срочно нужны… Развел меня, что Зубов типа насмерть разбился! Я лоханулся, поверил ему…
– Выходит, жив твой хозяин?
– Угу. На лоб швы наложили, и все дела. Сотовый-то его, видать, разбился… Иначе я бы ему доложил про банкира… Я его несколько раз набирал. А банкир зудит и зудит: умер, мол, твой хозяин… погиб в аварии… нет его больше… пусти да пусти…
– Может, ты и нас пустишь? – попытала счастья Глория.
– Валяйте… мне теперь все равно. Я уже у Зубова не работаю. Он так и сказал: ты, придурок, уволен! Придурок… – с обидой повторил парень. – Лучше бы своих друзей обзывал! Сам банкира этого принимал, пил с ним… а меня уволил… Откуда мне знать, кто жив, кто мертв? Я человек подневольный… что скажут, то и делаю…
Глория и Лавров шагали к дому, а охранник все ругался, пиная ногой ворота, которые не хотели закрываться.
– Оп-ля! Зубов-то живехонек! – пробормотал Лавров, распахивая перед Глорией входную дверь. – Небось застал Сатина в галерее… и прикончил. Он еще в шоке после аварии… не отвечает за свои поступки… Что будем делать?
– Пока не знаю…
Глория потянулась к красненькому глазку выключателя.
– Не зажигай свет! – остановил ее Лавров. – Чует мое сердце, нам здесь не обрадуются.
– Смотря кто…
– Тоже верно.
– Они на втором этаже, – прошептала Глория. – Слышишь голоса?
Зубов позаботился о звукоизоляции, но пустые помещения с высокими потолками порождали гулкое
