неудачных серий – образцы, способные совершить вторую 'зеленую революцию' и навсегда избавить мир от голода. Но произошла ничтожная ошибка, крошечный сбой – и капсула спустилась не в расчетном районе, а далеко в Антарктике, в сердце нарождающегося микро-циклона. Будь это обычный ураган – да и черт с ним, достали бы потом, даже из-под многометрового снежно-ледяного завала. Броня и пеленгатор капсулы способны устоять против любого природного катаклизма.
Почти любого.
'Черная буря' вполне могла 'пережечь' радиомаяк, примерно с вероятностью пятьдесят на пятьдесят, и тогда драгоценный груз уже никогда не найти. Конечно, результат можно воспроизвести, но генетика невесомости – слишком сложная наука, граничащая с искусством и простым везением. Может быть удастся, может быть – нет. Может быть, чтобы получить новые растения, пригодные для размножения, придется потратить еще десять лет. А решение продовольственной проблемы не ждет – слишком тяжело далась победа в последних конфликтах, сотрясавших мир менее полувека назад.
Они рискнули, потому что не могли не рискнуть, при молчаливом согласии начальника станции, и почти выиграли у судьбы и природы – капсула была найдена. Она стояла посреди тесного жилого отсека 'Многоножки' – здоровенный кубический ящик, оставшийся после сброса тепловых экранов, парашютной системы и амортизаторов. Но обратно уже не успели. Налетевшая стихия полностью отрубила связь и навигацию, закрутила компас и превратила вездеход в беспомощную скорлупку, вздрагивающую под ударами ветра и снежных демонов. Время шло, закончилось топливо, иссякал запас аккумулятора. Еще несколько часов – и лютый антарктический холод запустит щупальца под металлопластиковую обшивку, нащупывая человеческие тела, жадно высасывая из них тепло и жизнь.
– Пора решать, – произнес механик. – Пора.
Метеоролог кивнул. Оба они избегали смотреть на капсулу.
– С 'Востока' не пробьются, самолет с Большой Земли сдует к черту, – сказал Вандышев и закашлялся, прикрывая рот рукой в толстой перчатке. Воздух на самом южном континенте Земли невероятно сухой, он обезвоживает и дерет глотку как раскаленное марево самой жаркой пустыни. – Баллистический на Плесецке уже наверняка готов, может быть даже стартовали, но без точной радиопривязки у них будет погрешность до пяти километров. У них экранированная аппаратура, нас рано или поздно найдут. Но…
Он умолк и посмотрел на глухой борт с задраенным иллюминатором, за которым бесновалась и выла свирепая буря, раскачивая и сотрясая вездеход.
– Скорее поздно. Опоздают… – закончил за него Сергей, тоже кашлянув. Каждый вдох словно шуршал по носоглотке невидимым ежиком, царапая слизистую. – Почти наверняка опоздают.
– Такое дело, – неуверенно вымолвил механик, устремив взгляд на серый куб с образцами. – В общем… Пора решать.
Он не закончил, молчал и метеоролог. Сбрасываемая капсула представляла собой защищенный сейф с многослойной теплоизоляцией, автономной батареей и подогревом. Если вскрыть ее, места хватит как раз на одного человека. Получится саркофаг с подогревом, который гарантированно сохранит чью-то жизнь. Конечно, придется вытащить все образцы, которые вымерзнут и погибнут.
Потенциально бесценная зелень и человеческая жизнь на разных чашах весов – что ценнее? При этом помощь может подоспеть в любой момент. А может быть продукт орбитальных лабораторий окажется бесполезен в плену вязкого земного притяжения.
Почему в жизни выбор всегда оказывается так сложен?..
Они молча сидели друг напротив друга, на скамейках-топчанах. Тихо гудел вентилятор, прогоняя сквозь решетку радиатора теплый воздух. В полутьме слабо светилась лампочка аварийного освещения. Скоро отопитель замолк, остался только светлячок лампы.
–Знаешь, я когда буржуйская Реставрация накрылась, работал сторожем на автостоянке, – вдруг заговорил механик, глядя на тлеющий огонек в клетке защитной сетки. – Удобств никаких, только будка из досок и лампа под потолком. И, помню, пошел страшный ливень. А работа такая – не отсидишься. Вымок до нитки. Так я о чем… – он помолчал, безмолвно шевеля губами. – Носки промокли, я их на лампочке и сушил. Вот на такой же. И самое интересное – неплохо так сохли, только из черных почему то рыжими стали…
Выл буран, по стенкам что-то скрежетало, словно скребли ледяные когти скрытых во мгле чудовищ. Из-под потолка послышался тихий треск – углы подернулись белесой пленкой, словно паук начал плести снежные тенета.
– Рыжие носки, – проговорил метеоролог. – Наверное, красиво было.
Оба рассмеялись, тихо, чтобы не тревожить иссушенное горло и не тратить тепло.
– Полежу, а ты сам разберешься, – пробормотал Вандышев, укладываясь на скамье, подтягивая колени к подбородку. – Полежу… – повторил он еще тише и отвернулся к стене.
Борисов долго смотрел на его спину в темной куртке на меху. По мере того как уходили минута за минутой, он клонился вперед все сильнее и сильнее, сложив руки на груди, словно пряча огонек свечи. Наконец, он уперся лбом в прохладную гладкую стенку капсулы. Провел рукой по верхнему краю, словно подрагивающие пальцы могли ощутить тепло, надежно спрятанное изоляторами внутри кубического ящика.
Все-таки самая страшная битва – это та, которую приходится вести с самим собой, подумал молодой метеоролог. Так легко ощутить в поражении сладкий привкус победы, так легко уступить железным доводам рассудка… И самое страшное то, что слабость действительно вполне может обернуться холодным рассудочным поступком, самым лучшим, самым верным.
– Да, надо полежать, – повторил он вслед за механиком, и добавил. – Подождем баллистический…
Потолок полностью выбелило инеем, каждый выдох осаждался снежными кристалликами на жестких бородах. Вой за тонкими стенками немного стих, если очень внимательно прислушаться, в надрывном стоне бури можно было расслышать человеческие голоса, но, скорее всего, это был лишь обман слуха.
Шаг, вдох… Шаг, выдох… Ноги работают как гидравлические приводы – ровно, в едином ритме, не знающем сбоев. Вдох-выдох, правая нога, левая нога. Если бы не маска и привычная тяжесть баллонов за плечами – можно закрыть глаза и представить, что ты на Земле.
Сергей спал и видел сны о Марсе…
Ц.Жигмытов, Ч.Цыбиков
В штатном режиме
Я вам так скажу, парни: уж на что у нас Томми весёлый парень в части что-нибудь разбить или поломать, но с Тимом Нэддоном не сравнится даже он! (Смех, крики 'Давай про Нэддона!'). А я про что? Вот его портрет на стене; наш Тим, он, конечно, герой, учёный и всё такое, но мы тут вроде как все герои, если так посмотреть, или кто хочет сумму контракта показать друг другу, чтоб выяснить, кто круче? Я думаю, когда Тим родился, то мистер и миссис Нэддон называли его примерно так: (изображает мужской бас, хмурит брови) Дорогая, может, назовём его Катастрофа? (Фальцетом) Дорогой, что ты, он же наш мальчик, ему же жить с этим именем. Давай его назовём его просто Капец! (Смех, аплодисменты). Имя Тим ему дала чиновница из муниципалитета; уверен, у доброй женщины просто не оказалось под рукой дробовика. Хорошо, что есть космос, Ганимед и пояс Койпера. Космос, храни Америку! Не дай ему вернуться в Штаты!
Но история не об этом, парни! Это настоящая американская история, а значит, в ней не обойдётся без русских. (Смех, свист, улюлюканье). Да-да, а что делать. Эти ребята опять натянули нашу команду в их дурацкий ганимедобол, а знаете почему? Потому что их космическая таможня в Бай-ко-ну-ре не пропускает
