виночерпию… Ну вы же понимаете, чем занимались древний римлянин и древний грек, напившись вина. В общем, над Ганимедом и окрестностями начиналась магнитная буря, и связи не получилось. То есть у кого-то, может, и получилось, но у наших парней – нет.
– Связи нет, – сказал Андрей.
– Нет, – подтвердил Нэддон через несколько секунд.
– Ждём, – сказал десантник. – Трасса здесь, они нас увидят.
– С высоты три километра? – скептически поинтересовался Нэддон.
– Тут место ровное, – проговорил Андрей. – Я думаю, пилоты его приметили для прыжка.
– Я думал, что вашей 'таблетке' без разницы, ровное место или нет, – сказал Нэддон. – Она же не опускается ниже скольки там метров?
– Не опускается, – подтвердил десантник. – Но всё равно прыгать лучше на ровное место. На всякий случай.
– На всякий случай, – повторил американец. – Это да, it's very… по-русски.
Андрей не стал отвечать. Взаимные выпады, или, как называл эти препирательства лейтенант Мальцев, 'межкультурные апперкоты', были основной формой беседы между русскими и американцами на Ганимеде, да и на других международных станциях. Притом что люди туда шли подготовленные, подкованные и с широкими взглядами: Нэддон, например, был по убеждениям левый демократ, хорошо говорил по-русски и неоднократно бывал в СССР не только по службе.
– Эндрю, – заговорил Нэддон. – Мне нужна твоя услуга.
– Конечно, – осторожно сказал Андрей. Очень уж просто звучал голос американца.
– Запомни и передай нашим командир: похоже, на Ганимеде есть жизнь. Слушай меня! Вот она, – он указал на плечо своего скафандра. – Я полагать, она питается энергией, и собирается у тех мест, где много энергии. Пробивается туда, прогрызает путь. Много мыслей, Эндрю: возможно, эти льды тоже последствия этой жизни. Я неправильно говорю, да? Ты всё равно запомни. Станции, 'Нога-Один', '-Два' и другие, они притягивают эту жизнь, там очень много энергии, на них стоит Зеркало, квантовые преобразования. Эта большая энергия, на Ганимеде такой энергии не было: кванты, субъядерный синтез. Это для неё как чизкейк. Не думай, просто запомни. Повтори!
– На Ганимеде жизнь. Питается энергией, – хмуро повторил Андрей. – Субъядерный чизкейк.
Он не отводил взгляда от плеча американца. Поверхность скафандра уже была с мелкими рытвинами, и ему даже показалось, что он заметил, как граница тёмно-рыжей нечисти продвинулась ещё выше. Скоро будет разгерметизация.
Эх, судьба…
– Субъядерный син-тез. Он даёт ей push, она начинает жрать, – Нэддон поднял кулак в энергичном жесте. – Наша 'Нога' провавил.. про-вали-лась под грунт, потому что под станцией снизу эта дрянь всё сожрала. И в той расщелине. Другие тоже могут, и на базе тоже может быть. Поэтому надо быть осторожно! Ты запомни, Эндрю? На всякий случай.
– Запомнил, – ответил десантник и отвернулся. – Запомнил.
Больше сказать ему было нечего. Да и что тут скажешь.
И тут Нэддон закричал:
– Вижу! Вижу!
Андрей повернулся сначала к нему, затем в ту сторону, куда указывал американец, подкрутил визор – и сердце его, наполнившееся надеждой, снова упало: 'таблетка' снижалась, но почему-то в трёх километрах от них. Он, ещё не веря, смотрел, как боевая машина плавно снизилась и снова пошла вверх, в очередной прыжок; она достигнет наибольшей высоты как раз над их головами.
– Они не получал сигнал, – сказал Нэддон. – Хэй! Хэй, мать вашу!
И замахал руками, тяжело подпрыгивая. Какое там! БМП – она ведь для того, чтобы доставить груз и людей из точки А в точку Б, а вовсе не для обозрения надоевших окрестностей, которые, к слову, не подают никаких признаков жизни в радиоэфире, а даже если бы и подавали, никто бы эти признаки не уловил, ибо буря магнитная жестока весьма есть.
И они махали руками, и подпрыгивали, и кричали на всех частотах – но 'таблетка' ушла ввысь, зависла там и, перескочив через них по огромной дуге, стала снижаться дальше по трассе.
– Fuck, – сказал американец раздосадованно. Он сидел на грунте, что инструкцией строго-настрого запрещалось. – Эндрю, я ногу повернул.
И тут Андрей увидел, как из-под шлема Нэддона выходит тоненькая-тоненькая струйка газа. Одна. И сразу же рядом – вторая. Андрей неслышно выдохнул, секунду оценивающе смотрел вслед 'таблетке', затем сказал:
– Эй, Тим. Ну-ка не шевелись.
И снял с плеча автомат.
Первый сеанс прямой связи на субсветовые расстояния с использованием эффекта квантовой телепортации состоялся вовремя. Энергию Зеркалу 'Ноги' выдали сколько нужно и когда нужно; эта огромная, размером с Хоккайдо, висящая в вакууме линза из субэлементарных частиц, половина из которых носили самые экзотические названия типа бю-мезона Серебрянникова, а другая ещё даже не была толком открыта – служила гигантской промежуточной антенной между орбитальной станцией 'Мир-59' и 'Новым Вояджером', добравшимся-таки до пояса Койпера, откуда, собственно, и велась трансляция. На взгляд Андрея, ничего путного 'Вояджер' не показал – черная пустота, крохотные звезды и одинокий каменный обломок на расстоянии в паре сотен тысяч километров от аппарата. Обломок, тем не менее, произвёл сенсацию, сути которой он не уловил, да и не стремился – ни тогда, сидя на губе, ни позже, когда уже работал в Новосибирске, в драмтеатре имени Афанасьева. Тима Нэддона наградили отпуском за открытие протожизни на Ганимеде и устранение опасного фактора. Конечно, никуда он со спутника до конца своей службы не улетал, но получил такую солидную компенсацию, что решил уволиться из морской пехоты и поступил в МФТИ; после аспирантуры он принимал участие в освоении Марса и Каменного пояса, а в этом году отправился в первую экспедицию к границам Солнечной системы. Комплекс квантовой телесвязи 'Зеркало-Ганимед' по сей день работает в штатном режиме.
Парни, ну теперь вы понимаете, почему хорошо, что наш 'скат' стоял в ремонте. Понимаете, нет? Нет? Совсем? А, да. Я забыл, мы же морпехи. (Смех). В общем, если бы Эндрю стрелял в нашу десантную машину, это был бы международный скандал. Мелкий, конечно, но от того ещё более противный! Думаю, полковник Глазков не был бы сейчас полковником, а контр-адмирал Даггич до сих пор бы протирал штаны вместе с нами. А как бы мы жили без вас, сэр? (обращаясь к майору Стэнли; беззвучно, прикрывшись ладонью, выговаривает слово 'Прекрасно'; смех в зале). А русская 'таблетка' приняла в себя пару пуль, бортовой комп сообщил, 'ай-яй-яй, какой-то ганимедский стрелок в нас садит из 'калашникова', что делать, командир? Варианты: уничтожить; уничтожить вместе с Ганимедом; простить и сделать вид, что ничего не было… а потом всё равно уничтожить!' (смех). Это же русская машина, она не виновата, её такой создали.
Но пилот оказался умнее, и уже через три прыжка… Ладно, не через три, но задумался: почему это ганимедяне стреляют пулями от 'калашникова', задумался он. (Медленно крутя пальцем у головы). Дальше мысль не пошла, но не буду вас мучить – пилот посадил 'таблетку' где надо, принял на борт Нэддона и этого русского парня, и всё закончилось очень, очень печально: Эндрю послали на русскую гауптвахту за то, что не подал сигнал сразу, а Тима Нэддона за его открытие наградили отпуском. А? Что? Ну как 'почему печально'? Отпуск, премия, награда – это всегда печально и отвратительно, ведь награждают-то не тебя! Я так понимаю, ты хороший солдат и ещё не испытал всей любви сослуживцев к твоим достижениям. (Смех).
Проклятую ганимедскую ржу, недолго думая, тупо соскоблили. Примерно вот так (показывает жестами), подкаблучники с детьми меня поймут. 'Новый Вояджер' вышел в прямой эфир вовремя, квантовое Зеркало не подвело. Ну это вы всё знаете. В конце смены Тим Нэддон оглянулся и, видимо, решил: что-то уж очень тут стало скучно! Не развернуться душе, не порушить ничего толком! Одни морпехи, а какая с них радость: они и так уже ударенные, причём трижды – ну скажите, кто в трезвом уме и твёрдой памяти пойдёт служить (загибает пальцы) в морскую пехоту; на Ганимед; да ещё и вместе с русскими?
