И слова эти, каким бы ни звучали бредом, возымели-таки желаемое действие: всхлипывания прекратились. Оторвавшись от Петяшина плеча, Елка глубоко вздохнула и опустилась на стул.
— Хорошо, — с несколько удивленным облегчением сказала она. — Кофе, в самом деле, не помешает…
— Тогда посиди, охолонь малость, сейчас сварю.
Стоило Петяше войти в кухню, Катя подняла на него сочувствующий взгляд.
— Вот об этом я и говорила, — с легкой грустью сказала она. — Понимаешь теперь? Кофе я уже поставила, сейчас поспеет; вы побеседуйте, а я пока пойду прогуляться. А то мое присутствие для вашего разговора совсем не полезно.
Петяша непроизвольно вздрогнул, что не укрылось от глаз Кати.
Поднявшись с табурета, она крепко обняла Петяшу, прижав его голову к своему плечу.
— Только не беспокойся, ладно? Уж я-то от тебя никогда никуда не денусь, разве что прогонишь сам, — быстро, горячо зашептала она. — Ты — жизнь моя, хоть и сам этого не понимаешь… В общем, давай. Елка сама решила все верно, но отпускать ее в таком состоянии нельзя. Пусть она хотя бы успокоится. А успокоить ее можешь только ты, она ведь тебя любит, а не кого-то там… Все! Кофе почти готов; гляди, чтоб не убежал, а я исчезла.
С этими словами она на миг еще крепче прижала Петяшу к себе, поцеловала в щеку, тут же отпустила и устремилась в ванную, одеваться.
Подойдя к плите, Петяша машинально встряхнул джезву, заставляя поднявшуюся на поверхность кофейную гущу осесть, и снова поставил кофе на убавленный до предела огонь. Черт возьми, неужели Катерине всего семнадцать лет? Или, может, теперь уже прямо рождаются вот с таким потрясающим всепониманием, с такой теплой и вместе с тем трезвой любовью ко всему миру?
Дела-а…
Вырубив газ, Петяша снял джезву с конфорки, прихватил крохотные кофейные чашечки тончайшего фарфора, откуда-то образовавшиеся в доме за последнее время, и пошел к Елке. Та, судя по всему, уже успела успокоиться — сидела за столом, курила и выглядела почти так же, как всегда.
Несколько времени посидели за кофе молча, затем Елка, взяв из лежавшей на столе пачки еще сигарету, чиркнула зажигалкой.
— Когда я почувствовала, что больше так не могу, — точно продолжая прерванное, заговорила она, — все старалась как-то… пореже здесь, с вами оставаться. Гулять уходила. И вот, вчера, забрела случайно в кофейню, что в Двенадцати Коллегиях — в «Тараканник», ты знаешь. И встретила там, совершенно случайно, Мишу Владимирского, мы в одном классе учились. Так все вышло, не знаю… нужно мне было выговориться перед кем-то, понимаешь? Вот я и рассказала ему про все, что было последнее время, про свое настроение, про все. — Голос Елки зазвучал чуточку виновато. — Ты не обижайся только, ладно? Рассказала; он посидел, помолчал, а потом вдруг сказал, что любит меня еще со школы, и тут же предложил выйти за него. Сказал, через полтора месяца едет в Америку работать, он как раз диплом недавно на физфаке защитил… И, знаешь, я согласилась сразу. Просто почувствовала, что хочу согласиться. А сегодня мы заявление в ЗАГС подали…
Елка замолчала — так, словно бы исчерпала заготовленный запас слов. Петяша тоже не ощущал необходимости что-либо говорить. Так посидели они еще минут пять.
— Я свое личное заберу и пойду, ладно? — сказала, наконец, Елка. — Знаешь, я, правда, очень хочу, чтобы у тебя все дальше было хорошо. Только сама не могу с тобой оставаться… Прости меня, ладно? Не сердись…
— Да. Ты уж иди, пожалуй, — после секундной паузы ответил Петяша. — Я не сержусь, я все понимаю… Но, извини, как-то плохо у меня сейчас получается хорошо к тебе относиться…
Здесь он немного соврал, чтобы не пускаться в ненужные объяснения. На самом-то деле ему, Петяше, было просто-напросто безразлично и пусто, и с этой безразличной пустотой следовало на какое-то время остаться наедине.
Елка наскоро запихнула в сумочку что-то свое мелкотряпочное, прихватила пару недавно возникших в квартире книг и снова подошла к Петяше.
— Все, ухожу, счастливо. — Внезапно она крепко сжала Петяшину руку, притянула его к себе, поцеловала в щеку. — Спасибо тебе за все, любимый!
С этим почти что выкриком она бросила на стол ключ, ринулась к дверям, поспешно отперла замок и выбежала на лестницу прежде, чем Петяша успел хоть как-нибудь отреагировать на происшедшее. Запоздалая его реакция выплеснулась во внешний мир лишь в виде усталого, тяжкого вздоха в адрес захлопнувшейся за Елкой двери:
— Не за что…
И — бывает так, сколь оно ни удивительно — дверь немедленно отозвалась твердым, уверенным стуком.
Кого еще черт несет… Или Елка зачем-нибудь вернулась?
Неторопливо, со скрипом поднявшись, Петяша прошел в прихожую и отпер дверь.
— Ну, здравствуй, — в обычной для себя наигранно-оживленной манере, растянув бледные губы в гипертрофированной улыбке фасона «довольный жизнью крокодил», сказал Олег, перешагивая порог.
— Здравствуй-здравствуй, — вяло отозвался Петяша, отшагивая в сторону, дабы гость прошел в прихожую беспрепятственно. — С чем пожаловал?
Крокодилья улыбка тут же сменилась гримасой гипертрофированного возмущения.
— Это ка-ак-так «с чем»?! — Но сразу вслед за сим проявлением добродушного, шутейного нрава Олег сделался серьезен. — Все с тем же пожаловал, — с едва заметным удивлением, словно вещь абсолютно очевидную, объяснил он. — Касательно предмета нашей последней беседы. Ты забыл, что ли?
Поначалу Петяша даже не вспомнил, что за беседа имеется в виду.
— Извини… это ты опять о соавторстве?
Тема плодотворного сотрудничества в деле писания романов, действительно, обсуждалась ими не раз. И всякий раз Петяша под разными благовидными предлогами уворачивался от участия в этаком творческом союзе. Одному было гораздо интереснее.
— Да нет же, — с еле уловимой ноткой раздражения в голосе сказал Олег. — В университете встречались, помнишь?
— А! Помню, — догадался наконец Петяша. — Это ты о своей масонской ложе экстрасенсов, или как их там…
— Семе-он Семеныч, — укоризненно протянул Олег, — масоны-то тут при чем? Ладно. Короче говоря, у меня к тебе дело есть. Чего сегодня вечером делаешь?
Настроение Олегово, несмотря на всю его показную веселость, было скверным. Только вчера к вечеру узнал он о том, что опасения, не оставлявшие его все те три года, что проработал он на инженерской должности в одном из облепивших в последнее время Санкт-Петербургский университет акционерных обществ, как пить дать сбудутся в течение ближайшего месяца, много — двух. Все эти три трудовых года его не оставляло ощущение, будто деньги, хоть и небольшие, он получает зря. Вчера ему вполне ясно дали понять, что так оно все три года и было, акционерное общество вот-вот перейдет к другим хозяевам, и ни в одном из проектов, которые те намерены разрабатывать, ему, Олегу Новикову, места не предвидится.
Да, да, он с самого начала отлично понимал, что матмеховских знаний для такой работы недостаточно, что научный работник, если хочет работать в науке долго, обязан расти, но понимание это было чисто абстрактным. На практике он всегда следовал принципу древней китайской мудрости насчет сиденья на пороге собственного дома в ожидании похорон своего врага.
Ну что ж, достукался. И что дальше?
Радужного впереди не маячило ничего. Имелась лишь смутная надежда на то, что все хлопоты с Петяшей принесут-таки в результате какие ни на есть плоды. В это, правда, не слишком-то верилось — к Петяше он давно привык, и тот никогда не внушал уверенности в своей исключительности. Петяша себе — как Петяша, обычный охламон, без всяких особых возможностей. Однако же люди, достоверно обладающие властью, деньгами и даже сверхъестественными способностями отчего-то уверены в обратном, а дыма без огня не бывает. Посему, хотя бы для собственного душевного спокойствия, получение этих плодов следовало максимально ускорить. Однозначно. Какого, в конце концов, хрена?!
