— А ты что думал? — прищурился Кортес. — Кто будет тащить в столицу мои тяжелые Тепуско? Тлашкальцев-то вы в город не пустили!
Вождь замялся… он действительно просил не вводить в город тлашкальцев, но организовать за одну ночь две тысячи носильщиков?
— Значит, завтра с утра? — растерянно переспросил он и вдруг расцвел.
— Да-да, — настойчиво повторил Кортес. — И чтоб поздоровее носильщики были! Покрепче!
А спустя полчаса он нанес визит и послам.
— Тлашкальцы говорят, в городе заговор, — прямо известил он, — и я не хотел бы думать, что в этом замешан Мотекусома.
Послы оторопели.
— Разумеется, нет.
— Значит, я могу рассчитывать на понимание Великого Тлатоани, если мне придется отбиваться? Кто бы ни напал…
— Безусловно! — дружно закивали послы. — Чолула подло отложилась от Союза и не может рассчитывать на поддержку Мотекусомы!
А той же ночью Марина за волосы притащила в Гостиный двор старуху.
— Колтес, она сказала, вас всех убьют.
Кортес заинтересовался.
— Кто она?
Марина задумалась, но кастильских слов ей все еще отчаянно не хватало, и она быстро нашла и привела Агиляра.
— Она говорит, что старуха — мать здешнего жреца, — перевел Агиляр. — Предложила выйти замуж за ее сына. Сказала, что они тоже хорошего рода. Обещала много украшений для ушей…
— Когда назначено нападение? — оборвал его не имеющий времени слушать об украшениях для ушей Кортес.
— Сначала они хотели напасть этой ночью, — перевел Агиляр. — Но недавно время внезапно перенесли. Первыми нападут носильщики и нападут они завтра утром, прямо здесь.
Кортес улыбнулся. Все шло, как он и предполагал.
— Старуху связать и — на задний двор, — махнул он рукой. — А с ее сынком я завтра буду разбираться. И еще Агиляр… сходи к капитанам. Я назначаю внеочередную сходку.
Едва солнце взошло, к Гостиному двору потянулись крепкие, плечистые, покрытые шрамами носильщики. Они шли и шли — из каждого квартала города, и стоящая в воротах охрана пропускала всех, отнимая и складывая у стены только совсем уж плохо спрятанное оружие.
— Потом заберешь, — вставляя заученные при помощи Агиляра и Марины местные слова, объясняли они, — как ты будешь со всем этим барахлом пушку тащить?
А едва похожий на мышеловку двор был заполнен, и ворота закрылись, показался Кортес. Он выехал из пустого по местному обычаю дверного проема на коне, в сопровождении обоих переводчиков и нотариуса, и был спокоен и уверен.
— Здесь есть вожди? — громко поинтересовался он.
Переводчики донесли смысл, и кое-кто вышел из толпы.
— А оружие с собой кто-нибудь принес?..
Вожди переглянулись.
— Или здесь одни бабы собрались? — хохотнул Кортес.
Толпа возмущенно загудела.
— У них есть оружие, — перевели толмачи.
Кортес удовлетворенно кивнул.
— Тогда объясняю. Поскольку, три дня назад мною и вождем Чолулы были начаты переговоры о принятии города в подданство Кастилии, территория Гостиного двора считается посольством.
Вожди внимательно слушали. Но пока ничего не понимали.
— А значит, на этой территории, — продолжил Кортес, — действуют законы Священной Римской империи.
Он повернулся к нотариусу.
— Верно, Годой?
Тот кивнул.
— Однако вы не только пришли с оружием, — возвысил голос Кортес, — но и замыслили предательское нападение на посольство дружественной Чолуле страны. Свидетели у меня уже есть.
Вожди заволновались, их явно обеспокоила наглость, с какой их обвинял повелитель «мертвецов».
— Теперь, по кастильским законам все вы, как преступники и убийцы, подлежите смерти.
Кто-то рассмеялся, его неожиданно поддержали, и постепенно весь обнесенный высоченными стенами двор наполнился громовым хохотом. Уже то, что им угрожает один-единственный человек, да еще попавший в такую западню, было немыслимо смешно.
И тогда Кортес жестом отправил переводчиков и нотариуса в укрытие, подал знак откинуть от стены здания гостиницы тростниковые маты и прямо на коне въехал обратно в гостиницу. Индейцы загомонили, потом загудели, все громче и громче, потянулись к спрятанному на теле оружию… но было уже поздно. Из пробитых в стене гостиницы больших круглых отверстий показались жерла орудий, и уже в следующий миг они ухнули и наполнили двор огнем и смертью.
— Теперь главное, чтобы Тлашкала не подвела! — прикрывая уши ладонями, крикнул Кортес капитанам, и те рассмеялись.
А спустя четверть часа, когда солдатам оставалось лишь добить оставшихся агонизирующих «носильщиков», Кортес пригласил пройти во двор капитанов и четырех взятых в плен и еще вчера во всем признавшихся, еле ковыляющих на обожженных ступнях вождей и обвел кровавое, шевелящееся месиво рукой.
— Вот видите, как все просто… Если все по закону делать.
Пристыженные капитаны молчали.
Тлашкала вошла в город со всех сторон. Счастливые от возможности наконец-то свести счеты с предательски вступившим когда-то в Союз Мотекусомы соседом они резали и резали, оставляя, однако, почетных воинов живыми — для принесения в жертву. А когда мужчин почти не стало, на улицы вышли все, кто хотел.
Хуан Каталонец оставил часть добровольцев заготавливать «масло» — прямо в гостинице, а сам рыскал по городу в поисках особых снадобий, размещенных лишь в особых, нужным образом помеченных родинками телах.
Известный неукротимой страстью к мальчикам бывший матрос Трухильо бродил из дома в дом с томными, полными вожделения глазами и время от времени отыскивал воистину бесценную красоту.
Ну, а свободные от караулов солдаты развлекали себя как могли. Нет, поначалу, обшарив на удивление бедный золотом город, они принялись вылавливать и клеймить женщин и подростков. Но затем Кортес объявил, что отсюда рабов отправлять не станет, и мигом ставший бесполезным товар принялись топить в городском пруду.
Они привязывали им к ногам тыквы, и выросшие в горах не умеющие плавать дикарки потешно подвывали, пытаясь изогнуться и забраться-таки на тыкву, а едва тыква уходила в воду, орали и панически пускали пузыри. А потом кто-то придумал связывать спинами родственников, и уж тогда гогот стоял такой, что, казалось, что кто-нибудь точно надорвет живот. Ибо едва мать начинала цепляться за жизнь, она невольно принималась топить своего сына. И наоборот.
И только штатные псари, да помешанные на оружии старые вояки на подобные глупости не отвлекались. Псари пользовались удобным случаем, чтобы еще и еще раз поддержать в собаках интерес к индейскому мясу, а вояки, как всегда, совмещали приятное с тем, что позже пригодится в бою.
