— А ну, в строй! — крикнул он, не в силах отвести изумленного взгляда от этой, — куда там Византии! — роскоши.
А затем — через множество разводных мостов — они вышли в центр города, и окрики стали бесполезны. Солдаты вертели головами во все стороны, разглядывая высоченные, до неба белые пирамиды с храмами на самом верху, странные массивные дворцы на еще более массивных, в человеческий рост фундаментах, и стадионы… Санта Мария! Сколько же здесь было стадионов! И на каждом играли в мяч.
— Они что — не работают совсем?! — недоверчиво загоготал кто-то.
— Стыдитесь, римляне! — уже с отчаянием выкрикнул Гонсало де Сандоваль. — Что вы, как дикие, рты пораззявили?!
Но это была последняя попытка победить очевидность. Островерхие дома из камня и расточающего аромат на всю улицу кедрового дерева, розовые кусты в каждом дворе, мастерски обрамленные все тем же тесаным камнем полянки душистых трав и маленькие прудики с ярко оперенными утками или мелкими, в палец длиной разноцветными рыбками, — здесь было все!
И все-таки главным, что поражало воображение, были люди. По улицам сновали сотни шарахающихся от лошадей гонцов и носильщиков в ярких, расшитых рубахах. На бескрайних рынках торговали живой рыбой, птицей и щенятами бесшерстной и беззубой породы; бумагой и перьями, бесценным нефритом и золотыми побрякушками, расписной керамикой и причудливыми привезенными за десятки легуа отсюда морскими раковинами. Во дворах покуривали свой табак старики, а в тенистых аллеях сидели на прогретых каменных скамьях чистенькие школяры со сложенными гармошкой учебниками.
Внутри у Кортеса заныло от восхищающих и одновременно тревожащих сердце предчувствий. Но затем был второй город — еще больше и еще богаче, затем они увидели третий — не хуже, а наутро, после практически бессонной ночи, отряд вышел на берег огромного, распростертого вплоть до тающих в дымке гор озера.
— Матерь Божья… — то ли вздохнули, то ли простонали солдаты. — Что это?
Прямо из сердцевины ярко-синего, полного цветастых парусных лодок озера прорастал дворцами и храмами ослепительно белый — то ли хрустальный, то ли серебряный город.
— Братья! — взвизгнул кто-то. — Это же Иерусалим!
— Дошли! Мы дош-ли-и-и!
Кортес охнул, побледнел и размашисто перекрестился.
— Боже… прости меня грешного! Не верил.
Часть третья
С этого момента отряд пошел уже по дамбе. Широкая, для четырех всадников насыпь, как и все здесь, была аккуратно выложена тесаным камнем, и пока они дошли до самого города, Кортес насчитал пять разводных мостов и несколько промежуточных округлых площадок, на которых могли разминуться слишком уж большие грузы. А за две-три сотни шагов до высоких и тоже из белого камня стен навстречу отряду вышли жрецы и вожди.
— Ты посмотри, как они одеты! — восторженно шепнул Кортесу прижимающийся поближе Ордас. — Вот это роскошь!
Кортес кивнул, спешился с коня, и один из жрецов подошел и коснулся камня у его ног.
— Добро пожаловать, — уже без Агиляра и почти выговаривая букву «р», перевела на кастильский язык Марина.
Кортес учтиво поклонился.
— Великий Мотекусома Шокойо-цин ждет тебя и твоих братьев, Элнан Колтес.
Кортес все так же учтиво склонил голову.
— С кем имею честь?
Марина спросила и выдала уже совсем непроизносимое имя из полутора десятков слогов.
— Передай… э-э… достойному вождю, что я очень рад…
— Кортес, — прошипел за спиной Ордас. — Мотекусома ждет…
Кортес прокашлялся и начал сызнова:
— Передай достойному… как ты сказала? Как его зовут?
Марина повторила имя жреца.
— Кортес! — уже не стесняясь, дернул его за рукав Ордас. — Он ждет!
— Передай высокочтимому…
— Кортес!
Внутри у Кортеса полыхнуло, и он развернулся к Ордасу.
— Ты слишком долго числился в прислуге, друг. Так что лучше помолчи.
Бывший губернаторский мажордом побагровел, но заткнулся. А Кортес беспечно расходуя драгоценное время Великого Тлатоани Мотекусомы Шокойо-цина, все расспрашивал и расспрашивал, и оторопевший от столь преступного нарушения регламента и проклявший все на свете жрец, был вынужден отвечать и отвечать. И лишь когда должная пауза была выдержана, Кортес учтиво раскланялся, и прошел отделяющие его от Мотекусомы три десятка шагов.
Крепкие носильщики присели, свита медленно и учтиво помогла Мотекусоме сойти с отделанных золотом носилок, и Великий Тлатоани, ступив на заботливо разостланную на камнях дамбы расшитую золотом ткань, сделал шаг вперед.
Кортес тоже шагнул. Он старался не смотреть на усыпанную жемчугом и нефритовым бисером одежду правителя — только в глаза.
Они оба, строго одновременно, склонили головы, и вот тогда Мотекусома что-то произнес.
— Я рад встретить столь высокородного и отважного сеньора, как ты, Эрнан Кортес, — перевели Марина и Агиляр. — Здравствуй много лет.
— Я рад увидеть Великого Тлатоани Мотекусому Шокойо-цина, — в тон ему отозвался Кортес и сунул руку за пазуху.
Носильщики напряглись, и Кортес приостановил движение руки.
— Это подарок, — объяснил он и вытащил надушенный мускусом платок.
Носильщики хищно повели ноздрями. Этого запаха здесь не знали.
Кортес торжественно развернул платок и вытянул сверкнувшие на солнце разноцветные стеклянные бусы — лучшие изо всех, что у него были. Замерла даже дрессированная свита: они такой красоты не видели никогда.
Кортес осторожно шагнул вперед, на расстояние вытянутой руки, затем еще ближе, аккуратно водрузил бусы на шею Мотекусомы и развел руки, чтобы обнять… как равного.
Сильные чужие руки подхватили его под локти мгновенно, и Кортес, едва подавив смущение, был вынужден отказаться от объятий и вернуться на шаг назад.
Мотекусома улыбнулся — не снисходительно, нет, — просто улыбнулся и что-то произнес. Марина и Агиляр перевели, что сейчас их проводят в апартаменты. Кортес на секунду прикрыл глаза; никогда прежде он не встречался со столь высокопоставленной особой.
Едва Мотекусома проводил гостей в их покои и водрузил на шею Кортеса ответный подарок — изящную золотую цепь в виде сцепившихся креветок, он первым делом созвал Высший совет.
Все было обсуждено еще накануне, однако перед столь важными переговорами Великий Тлатоани был просто обязан еще раз обсудить с Тлатоканом каждый вопрос. Но на этот раз Высший совет долго помалкивал.
— Тебе нужно просто породниться с кастиланами, — наконец-то выдавил изрядно перепуганный последними событиями Верховный судья.
— Разведчики заметили среди четвероногих кастиланскую женщину по имени Малия де Эстлада, — осторожно напомнил Какама-цин, — может быть, ее в жены возьмешь?
Мотекусома задумчиво покачал головой.
