Мотекусома удивился. Очень.
— И… какую?
Какама-цин улыбнулся, поставил подарок себе на колени и аккуратно, так, чтобы не видели кастилане, приоткрыл полотняную обертку.
Лицо Мотекусомы дрогнуло.
— Это хороший подарок, Какама-цин, — признал он. — Очень хороший. Но во дворце он не принесет пользы. Найди ему более достойное применение… прошу тебя.
Какама-цин просиял, завернул огромную, страшную, бородатую и самую первую голову кастиланина в полотно и, смерив застывших в почетных накидках вражеских вождей презрительным взглядом, попятился к выходу.
— Я найду ему самое лучшее, самое полезное применение, какое смогу, Великий Тлатоани…
Улицы пришли в движение буквально за три-четыре часа до намеченного и все еще горячо обсуждаемого выхода из города.
— Кортес! — крикнул дозорный из угловой башни. — Иди сюда, Кортес! Быстрее!
Кортес чертыхнулся, сунул найденную в бумагах Мотекусомы схему города Сандовалю, пересек двор, быстро взобрался по лестнице наверх и, тяжело дыша, встал рядом.
— Что у тебя.
— Смотри… — ткнул пальцем дозорный. — Во-он там.
Кортес пригляделся. Вдоль пролегающего неподалеку канала двигалась группка до предела возбужденных горожан.
— Ты посмотри, что у них на шесте…
Кортес пригляделся и презрительно хмыкнул. Это была голова. Самая обычная голова.
— И ты меня за этим от дела оторвал?
— Он бородатый, Кортес! — с напором произнес дозорный. — Приглядись!
Кортес пригляделся… и ничего не разглядел.
— Далеко…
И вот тогда закричали с соседней башни.
— Вниз посмотри! Вниз! Прямо под вами!
Кортес высунулся из бойницы и обмер. Вдоль стены шла еще одна процессия — человек в пятьдесят, и тот, что был впереди, тоже держал шест с головой. И это определенно была голова кастильца.
— Черт! Откуда это у них?
— Это Аргэльо… из Леона, — взволнованно пояснил дозорный. — Неужто не узнаешь? Такого урода, как он, было еще поискать…
Кортес похолодел. Аргэльо он оставил в крепости Вера Крус.
— Сеньора Наша Мария!..
Он слетел вниз по лестнице, утроил посты, оторвав от дела даже тех, кто паковал золото, приказал трубить общий сбор и срочно укреплять ворота, всем, чем только можно, а спустя два часа из гарнизона Вера Крус прибежали два гонца-тотонака. Протиснулись в осторожно приоткрытые ворота, сунули Кортесу письмо, а, едва отдышавшись, стали рассказывать сами.
Кортес слушал и мрачнел. В письме-то было описано героическое сражение с целым легионом индейцев, но, судя по рассказам тотонаков, оставленного им за начальника крепости и во всеуслышанье объявленного своим родным братом Хуана Эскаланте, просто обвели вокруг пальца.
Начальник мешикского гарнизона из Наутлы выбрал самое близкое к городу Вера Крус, но еще не успевшее породниться с кастильцами селение и начал требовать взноса. Понятно, что тотонаки к уплате оказались не готовы, и военные принялись жечь крыши, поливая их — для дыма — водой.
Не разобравшийся толком, что происходит, Хуан Эскаланте «клюнул» на дым, вывел из крепости две тысячи союзных тотонаков, сорок солдат и две пушки, а когда вражеский гарнизон «дрогнул» и отступил, не придумал ничего умнее, чем «догнать» его на территории Мотекусомы — аж в Наутле.
— Вот дур-рак! — схватился за голову Кортес, едва услышал, куда занесло чертова Эскаланте. — Ну, дур-рак!
Понятно, что в Наутле на Эскаланте насели по настоящему, а главное, на вполне законных основаниях. В результате Эскаланте был тяжело ранен, а в руках врага осталось шесть кастильских трупов и один конский, головы от которых, судя по всему, показали уже всей стране, а теперь еще носят и по столице. Это было объявление войны, и, судя по торжественным шествиям вокруг дворца, столичные жители это уже понимали.
— Нельзя нам сейчас отсюда высовываться, — мрачно прокомментировал новости Альварадо.
— Да, знаю я! — закричал Кортес. — Уж получше тебя соображаю! Ты бы лучше сказал, что мне можно!
— Без башки остаться можно, — мрачно отозвался Альварадо, — если на меня будешь орать…
Это Кортеса отрезвило. Не без труда пропустив мимо ушей сказанное, он оглядел капитанов и принял решение:
— Сегодня никуда не прорываемся. Как бы ни сложилось, а Мотекусоме деться некуда, — только нам помогать.
Верховный судья очень боялся, но статус обязывал идти с докладом к Мотекусоме именно его. Тщательно собрав бумаги и торжественно простившись с женой и специально приглашенными детьми, он двинулся во дворец и, старательно преодолевая острое желание развернуться назад, вошел в парадный вход. Разулся, набросил на плечи служебную накидку и, пройдя по коридору бесконечное число шагов, оказался в комнате для приемов. Коснулся ковра у ступней Мотекусомы, затем — губ и по праву близкого родственника присел на скамейку.
— Я пришел с докладом, Великий Тлатоани, — сухо известил он.
— Говори, — разрешил Мотекусома.
Верховный судья кинул осторожный взгляд в сторону напряженно замершего Кортеса и достал из футляра послание из Наутлы.
— Наши границы в провинции Наутла беззаконно нарушили войска твоих высокочтимых гостей — кастилан.
Марина и Агиляр беспрерывно переводили белому от напряжения Кортесу.
— Решать, конечно, тебе, — продолжил Верховный судья, — но в такой ситуации высокочтимых гостей следует выслать за пределы Союза. Таков закон.
Кортес побледнел еще сильнее, а Сандоваль и Альварадо побледнели и поправили спрятанные под накидками арбалеты.
— Когда кастилане возместят нанесенный Наутле ущерб, ты снова сможешь принять их, как гостей, — тщательно проговаривал заученный текст Верховный судья. — Но сейчас им следует удалиться. Для их же безопасности.
— Это все? — тихо спросил Мотекусома.
— Все.
— Тогда иди.
Верховный судья поднялся, задом попятился к двери, а едва оба переводчика донесли суть сказанного, Кортес подскочил.
— Как это иди?! Альварадо! Догнать!
Верховный судья охнул и прибавил ходу, а, расслышав позади тяжелые шаги, схватился за сердце и, прихрамывая на обе ноги, побежал изо всех сил. А когда ему оставалось лишь завернуть за угол и преодолеть последние полтора десятка шагов, арбалет тенькнул, и меж лопаток судье вошла маленькая стрела с крепким железным наконечником.
Когда Альварадо притащил Верховного судью за ногу, в комнате воцарилась гробовая тишина.
— Т-ты зачем это сделал? — выдохнул Кортес.
— Убегал, — коротко объяснил Альварадо и все так же, за ногу поволок труп через комнату. — Куда
