— Бежим скорей в школу, — я потянул Настю за руку.
Запыхавшись от долгого бега, мы торопливо застучали по частым ступенькам лестницы. Двери классов были распахнуты. Мы пробежали по гулкому коридору и оказались перед залом. Зал был набит до отказа. Я подпрыгнул. За спинами увидел дядю Макария и Алешку.
Дядя Макарий рассказывал. Его ладони стремительно носились одна за другой, взлетали вверх, переворачивались.
Я привык к таким рассказам о боях и все понимал. Ладони устремились вверх — летчик делал горку, чтобы с высоты броситься на противника. Ладонь ушла вправо. Фашист сманеврировал, и атаку истребителю надо начинать сначала.
— Мы развернулись в сторону солнца. Фашисты бросали бомбардировщиков группу за группой, — взволнованно говорил дядя Макарий. — Нам нельзя было допустить их к Курску. Вылетели Мишустин, Никаноров, Левитан, Карташев и Щербаков. Самые лучшие летчики. Летел и Саша Горобец с ведомым.
Дядя Макарий замолчал и посмотрел на Алешку.
— Пить!
Жадно припал к стакану.
— Шли так: Мишустин с Монетовым, Выбодовский с Малютиным — ударная группа. Они должны были атаковать бомбардировщиков. В этой группе летел и я со своим ведомым Колей Юхановым. Прикрывали от фашистских истребителей Саша Горобец со своим ведомым, а за ним шла пара Артюхин и Устинов.
Я весь ушел в слух. Музыкой звучали для меня военные слова: «ведомые», «пара», «ударная группа», «прикрытие».
— «Я «Сокол»! Атакую!» — передал Саша Горобец по радио. Огненная трасса пушек «Лавочкина» ударила по ведущему бомбардировщику. Фашистский самолет вспыхнул и стал разваливаться. Я хорошо знал Сашу Горобца, — тихо сказал дядя. — Девять фашистских самолетов сбил он тогда… Долго мы искали его… А вот когда откопали… Истребитель ЛА-5, хвостовой номер — восемь… Это Сашин самолет. Я узнал!
Зал замер. Было слышно, как в окне хлопала форточка и скрипели петли.
Дядя Макарий достал из бокового кармана бумажник. В руках пожелтевшая страничка газеты.
— Все время берегу, — дядя откашлялся. — Оперативная сводка Совинформбюро за 13 июня 1943 года. «Отмечая успешное наступление наших войск на Орловско-Курском и Белгородском направлениях, сообщаем:… Летчики Н-ской гвардейской части за три дня сбили сто пятьдесят шесть вражеских самолетов. Летчик гвардии лейтенант Александр Горобец встретился с большой группой фашистских самолетов. Вступив с ними в бой, товарищ Горобец сбил девять фашистских бомбардировщиков». Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР Александру Горобцу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Я нашел гвардейский значок и два ордена Красного Знамени Саши Горобца, — вытянутая рука дяди Макария попала в полосу солнца. На гвардейском значке и орденах красными языками пламени вспыхнула эмаль. — Смотрите. Партийный билет Александра Константиновича Горобца!
Долго стояла напряженная тишина. Настя ущипнула меня за руку и, приблизив лицо, спросила:
— Дядя тоже дрался?
— Эх ты!
— Макарий Ксенофонтович, сколько вы сбили бомбардировщиков? — спросил Андрей Петрович.
— В том бою… два…
— Покажите партийный билет! — попросил Алешка и вдруг покраснел.
Потом вожатый передал красную книжечку директору школы. Андрей Петрович внимательно вчитывался в каждую строку, затем передал ее Мише Чубенко — редактору нашей школьной стенгазеты «За отличную учебу». Миша достал автоматическую ручку и что-то старательно записал в блокнот.
Наконец партийный билет у меня в руках. Я разглядывал маленькую порыжевшую фотографию, чтобы навсегда запомнить лицо летчика. У Александра Константиновича Горобца простое, немного широкоскулое, открытое лицо. Вьющиеся волосы зачесаны назад.
— «Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков, — торопливо прочитал я. — Партийный билет. Номер 2682000. Горобец Александр Константинович. Год рождения 1915. Партийный билет выдан в 1939 году в городе Шахты».
Настя меня торопила, но я несколько раз подряд повторил номер партийного билета. Я не буду записывать его в блокнот, как Миша Чубенко, а запомню на всю жизнь!
На страничке маленькая дырка — от осколка снаряда.
ГЛАВА 25 
Дядя Макарий не мог поступить иначе
Несколько дней подряд ветер гнал серые полосы дождя. Но к вечеру небо посветлело, и в ночь ударил мороз. Холодный воздух обжигал щеки, когда я рано утром вышел в сад. Грязь подмерзла. Синий столбик спирта в термометре остановился на шести градусах. Опавшие листья вишен и яблонь от изморози потяжелели, и ветер больше не переметал их по саду.
На реке по закраинам синел лед. Между рыжими камышами и рогозом река несла красные листья осин. Иногда волны прибивали их к берегу, и они вмерзали в тонкий припай.
Дома я отыскал в чулане клюшку и коньки. Такой клюшки не было ни у кого из ребят. Я выпилил крючок из толстой буковой доски. Старательно обработал рубанком, зачистил кусочком стекла и выкрасил масляной краской.
Попался на глаза резиновый мячик, и я принялся его гонять по кухне. Потом присел к столу и стал составлять хоккейную команду. Перебирал одного за другим всех ребят из нашего класса. Опять не хватало игрока!
Другое дело в шестом «Б»! Наверное, Баскет с Колькой Силантьевым уже давно составили хоккейную
