ГЛАВА 32 
Есть руда!
Встреченка еще спала, утонув в темноте, когда в карьере раздалось несколько тугих, упругих взрывов. Дом наш сильно тряхнуло. Зазвенели окна. С потолка посыпалась пыль.
Лампочка под потолком закачалась и потухла. Пока я возился в темноте, одно за другим зажигались окна в соседних домах. По снегу вытянулись узкие полоски света.
Предчувствие какого-то большого события, о котором я еще ничего не знал, заставило лихорадочно одеться и выскочить на улицу.
Дул холодный ветер. Пощипывало нос и спирало дыхание. Выпавший ночью снег лежал мягкой пушистой периной.
Раздалась вторая серия взрывов. Земля гулко охнула, и я ощутил сильные удары в подошвы подшитых валенок. Тысячи снежинок, еще не успевших слежаться, взлетели и закружились в воздухе.
Едва затихло эхо разрывов, как вся деревня проснулась, высветилась огнями.
После сильных взрывов особенно звонкой показалась наступившая тишина. По деревне разрывались собаки и неслось гулкое хлопанье дверей в домах и хатах.
Я бросился бежать к карьеру. На снежной дороге не было видно ни одного рубчатого следа.
Скоро за спиной я услышал тяжелый топот.
— Эй, подожди!
Окликнувший меня рабочий остановился и торопливо принялся застегивать пуговицы короткого ватного пиджака.
— Морозит? — в темноте пыхнул красный огонек папироски.
— Здорово рванули!
— Двадцать тонн — не фунт изюма! Массовый взрыв!
— Массовый? — горькая обида захлестнула меня. Предчувствие не обмануло. Дядя Макарий все знал! Нарочно остался работать в ночную смену. Алешка товарищем называется, а не предупредил!
Пробежав больше километра, мы выбились из сил. Остановились около электрического фонаря. Я с любопытством разглядывал случайного спутника — высокого костлявого мужчину.
— Рослый ты парень! — сказал он. — Я тебя поначалу за работягу принял. Зачем в карьер топаешь?
— Дело есть! А вы?
— Охота посмотреть. Как бы до руды не дошли!
Я не мог больше спокойно стоять, рванулся вперед.
— Успеем, торопыга! — рабочий затянулся папироской.
Скоро мы подошли к мосту через речку. Сзади вспыхнули фары и осветили скатерть белой дороги, степь.
— Подождем. Может, подвезут.
— Давайте.
Грузовая машина, посапывая мотором, быстро приближалась в облаке снежной пыли.
Мой спутник высоко вскинул руку.
Машина резко затормозила. Мы подбежали к ней. Из кабины высунулся шофер. Я узнал Алексея Алексеевича Лутака.
— Садитесь! Думал, не догоню. Здорово шпарили!
В темноте нельзя было рассмотреть стоящих в кузове людей. Несколько человек сразу подхватили меня и втащили в кузов.
— Трогай!
ЯАЗ рванул с места. Снова замелькала снежная степь. Холодный ветер сильно сек лицо, забирался под старое пальто. Мой новый знакомый дыхнул табаком.
— Садись, парень, теплее будет!
Машину сильно подбросило, и мы покатились по кузову, как кочаны капусты.
Кто-то из рабочих застучал рукой по гулкой крыше.
— Черт, тише крути! Людей везешь!
Лутак притормозил ширококрылую машину.
— Мне тоже охота на первую руду посмотреть! — сказал он, поднимая стекло кабины.
Машина поднялась на гору. Здесь особенно яростно дул ветер, швыряя колкие снежинки. Огромная чаша карьера открылась сразу. Большие прожекторы и целые гирлянды электрических лампочек не справлялись с темнотой.
На бетонке не было машин. В воздухе стоял запах аммонала. Мой знакомый, высокий шофер, потянул носом.
— Ну и рванули!
— Куда дальше рулить? — крикнул Алексей Алексеевич Лутак и затормозил машину.
— Надо узнать, оцепление сняли? — сказал мой сосед, принимая на себя командование. — Могут еще рвать.
Я спрыгнул следом за рабочими в мягкий снег.
— Мурашкин, не отставай!
Мы прошли всей группой по горе. Нас никто не задержал. Спустились на широкую бетонку.
— Сняли оцепление. Не должны больше рвать! — передний рабочий остановился. — Сирену мы не слышали! — заложил пальцы в рот и пронзительно засвистел. — Так лучше будет. Для страховки!
