неудобную постель, он спал крепко и долго и проснулся поздно от сильного стука в дверь.
Он торопливо отпер и увидал перед собой слугу.
— Это вы вчера приезжали в Бокс-Корт? — спросил слуга.
Дрожащим голосом Сайлес ответил утвердительно.
— Тогда это вам, — сказал служитель и подал закрытое письмо.
Сайлес распечатал и прочитал:
— В двенадцать часов.
Он явился аккуратно. Несколько человек носильщиков из гостиницы несли за ним саратогский сундук. В комнате, куда он вошел, спиной ко входу сидел и грелся у камина какой-то человек. Человек этот не мог не слышать, как входили и выходили носильщики, как они со стуком поставили на пол тяжелый сундук, но Сайлесу пришлось довольно долго стоять и ждать, пока сидевший у камина не соблаговолил обернуться.
Да. Довольно долго. Не меньше пяти минут. А когда он наконец обернулся, то Сайлес увидал перед собой принца Флоризеля Богемского.
— Так-то вы, сэр, злоупотребляете моей вежливостью! — сурово напустился на молодого человека принц. — Вы нарочно стараетесь втереться к высокопоставленным лицам, чтобы уклониться от ответственности за свои преступления! Теперь я вполне объясняю себе ваше смущение, когда я вчера заговорил с вами.
— Уверяю вас, я ровно ни в чем не виноват! — воскликнул со слезами в голосе Сайлес. — Это только мое несчастье.
И он рассказал принцу подробно про свои бедствия. Рассказал торопливым голосом и до крайности наивно.
— Я вижу, что я ошибся, — сказал его высочество, дослушав рассказ до конца. — Вы здесь сами оказываетесь жертвой. Теперь я не наказывать вас должен, а должен помочь вам по мере сил. Хорошо. За дело, сэр. Открывайте сундук, показывайте, что там у вас лежит.
Сайлес переменился в лице.
— Я боюсь на это смотреть! — воскликнул он.
— Ну, вот еще! Ведь вы уже это видели! — возразил принц. — С подобным чувством необходимо энергично бороться, подавлять его в себе. По-моему, гораздо тяжелее видеть больного, еще нуждающегося в помощи, чем мертвеца, который уже избавился навсегда от всяких тревог, от любви и от ненависти. Ободритесь, мистер Скеддамор, возьмите себя в руки…
Видя, что американец все еще стоит и не решается, принц прибавил:
— Я вас прошу. Мне бы не хотелось приказывать.
Молодой американец проснулся, как от сна, и с дрожью отвращения сам распаковал, отпер и открыл саратогский сундук. Принц стоял около, заложив руки за спину, и совершенно спокойно смотрел, как он все это делает. Тело совершенно закоченело, и Сайлесу стоило больших моральных и физических усилий его расправить и повернуть лицом.
Принц Флоризель взглянул и вскрикнул от горестного изумления.
— Ах! — сказал он. — Вы и не знаете, мистер Скеддамор, какой жестокий подарок вы нам привезли! Это молодой человек из моей свиты, брат моего верного друга. На службе мне он и погиб от рук убийц- предателей. Бедный Джеральдин! Как я ему скажу о смерти его брата? Как я оправдаюсь перед ним и перед Богом за то, что послал юношу на такое дело, где он нашел себе кровавую безвременную смерть? Ах, Флоризель, Флоризель! Когда же ты научишься быть скромнее и перестанешь ослеплять себя собственным могуществом? И какое же это могущество? Да я бессильнее всех! Я вот смотрю на этого мертвого юношу, мистер Скеддамор, на юношу, которого сам же принес в жертву, и чувствую, как в сущности мало значит — быть принцем.
Сайлеса тронуло горе принца. Он попробовал сказать ему несколько слов в утешение, что-то пробормотал невнятное, но сам расплакался и замолчал. Принц, в свою очередь, был растроган добрым намерением американца; он подошел и взял его за руку.
— Соберитесь с духом, — сказал он. — Для нас для обоих это урок, мы оба сделались лучше после сегодняшней встречи.
Сайлес молча поблагодарил его ласковым взглядом.
— Напишите мне на этой бумаге адрес доктора Ноэля, — продолжал принц, ведя его к столу, — а вам я советую, когда вы вернетесь в Париж, всячески избегать этого опасного человека. Правда, в этом деле он действовал только по великодушному вдохновению. Я думаю, что это так. Если бы он сам был причастен к смерти молодого Джеральдина, он ни в коем случае не отослал бы тело убитого юноши к действительному преступнику.
— К действительному преступнику! — с удивлением воскликнул Сайлес.
— Вот именно, — отвечал принц. — Это письмо по воле Провидения попавшее таким странным путем ко мне в руки, адресовано не к кому иному, как к самому убийце, к гнусному председателю клуба самоубийц. Не старайтесь проникнуть глубже в это опасное дело, а поздравьте сами себя с чудесным избавлением от опасности и поскорее уходите из этого дома. Я очень тороплюсь, мне ведь нужно хорошенько все устроить с этим бедным прахом, который еще так недавно был свежим, изящным, красивым юношей.
Сайлес почтительно откланялся принцу Флоризелю, но не сразу ушел из Бокс-Корта, а сначала посмотрел, как принц сел в роскошную карету и поехал к начальнику полиции полковнику Гендерсону. При всем своем республиканстве молодой американец почтительнейше стоял без шляпы, провожая уезжавшую карету. В ту же ночь он укатил по железной дороге обратно в Париж.
Здесь (говорит мой арабский писатель) оканчивается рассказ про доктора и про дорожный сундук. Опуская разные рассуждения о всемогущем промысле, высокосодержательные в оригинале, но мало соответствующие нашему западному вкусу, я только прибавляю, что мистер Скеддамор уже начал взбираться все выше и выше по лестнице политической славы и по последним известиям был уже шерифом своего родного города.
ГЛАВА III
Приключение с извозчиками
Поручик Брэкенбюри Рич сильно отличился в одну из последних индийских горных войн. Он собственноручно захватил в плен главного вождя. Его храбрость прогремела на весь свет. Когда он возвращался домой с безобразным шрамом от сабельного удара и весь трясясь от болотной лихорадки, благоприобретенной в джунглях, общество готовилось устроить ему торжественную встречу, какая полагается знаменитости небольшого чина. Но поручик Брэкенбюри был очень скромный мужчина. Он любил приключения и опасности, но терпеть не мог никакой лести и никаких торжеств. Поэтому он переждал в Алжире и на разных курортах, пока шум о нем не улегся и о его подвигах не начали забывать. Только тогда, наконец, решился он приехать в Лондон. Приезд его был почти никем не замечен, чего именно ему и хотелось. А так как он был одинок и имел лишь дальних родственников, живших где-то в провинции, то в столице страны, за которую он только что пролил свою кровь, он оказался в положении приезжего иностранца.
На следующий день по приезде он пообедал один в военном клубе. Там он встретился кое с кем из старых товарищей, пожал им руки, поговорил, но так как каждый из них был куда-нибудь приглашен на вечер, то Брэкенбюри оказался опять в одиночестве. На нем был вечерний костюм, потому что он предполагал отправиться в какой-нибудь театр. Но он Лондона совсем не знал. Из провинциальной школы он попал сначала в военное училище, а оттуда был выпущен прямо в ост-индскую армию. Теперь он рассчитывал познакомиться с Лондоном, который был для него почти совершенно незнакомой землей. Помахивая тросточкой, он пошел на запад.
Был тихий темный вечер. Временами накрапывал дождь. Смена незнакомых лиц при свете фонарей действовала на воображение поручика. Он размечтался. Ему представлялось, что он так и будет все идти и идти без конца в этой возбуждающей атмосфере громадного города, окруженный таинственным,
