Отец ее, Бернард Хедльстон, имел частную банкирскую контору с очень широким кругом операций, за несколько лет перед тем его постигла неудача, и для поправления своих дел он пустился на сомнительные и незаконные аферы, однако его дела еще больше запутались, и он должен был потерять состояние и честное прежде коммерческое имя.
Норсмаур давно уже ухаживал за дочерью с большой настойчивостью, хотя и без малейшего поощрения с ее стороны. Банкир хотел «учесть» и это обстоятельство. Он, собственно, не боялся ни разорения, ни позора, ни банкротства, ни даже судебного приговора, — он и в тюрьму пошел бы с легким сердцем, но на совести его оставалась еще какая-то страшная тайна, не дававшая ему покоя ни днем, ни во время сна. Хедльстон был убежден, что кто-то должен его внезапно, тайно убить, и вот он обратился к Норсмауру с мольбой о спасении его от неминуемого покушения на его жизнь. Ему необходимо было скрыться навсегда. Норсмаур согласился отвезти его на один из южных островов Великого океана на своей яхте «Красный Граф». Яхта приняла Хедльстона на пустынном берегу Уэльса и временно их отвезла в Граденское поместье Норсмаура, но на самое лишь короткое время, пока «Красный Граф» не подготовится к дальнему плаванию в южное полушарие.
Клара не сомневалась, что платой за проезд была ее рука. Норсмаур был весьма корректен с ней, и все же его речь и манеры становились более смелыми и фамильярными.
Нечего говорить, что я слушал ее с напряженным вниманием и старался узнать, в чем же добавочная, так сказать, тайна самого Бернарда Хедльстона. Но Клара сама этого не знала и не подозревала, в каком направлении, откуда может быть нанесен удар, ожидаемый отцом. Тревога Хедльстона была, без сомнения, не притворная, она его угнетала даже физически и настолько его терзала, что он уже несколько раз сам хотел отдаться в руки правосудия, и если этого не сделал, то вследствие уверенности, что даже строгий режим английских тюрем не укроет его от преследователей.
Клара сама билась над вопросом, кому надо было преследовать отца? Ей казалось, что некоторые косвенные указания она нашла. Клара знала, что в последние годы у Хедльстона было много дел в Италии, а также с итальянцами, проживавшими в Лондоне. С другой стороны, Хедльстоном овладел страшный испуг, когда он увидел на палубе «Красного Графа» одного итальянца. Он тогда очень сильно и не раз упрекал Норсмаура, что тот погубил весь план его спасения. Напрасно Норсмаур уверял, что этот итальянец Бенно давно у него на службе, честный и хороший человек, за которого он готов поручиться головой. Хедльстон повторял, что его гибель — вопрос лишь нескольких дней и причиной тому будет Бенно.
Стараясь успокоить Клару, я сказал, что из этих данных можно вывести лишь то заключение, что у отца ее началось душевное расстройство — мания преследования. Он, вероятно, понес большие денежные потери в Италии, и потому даже вид итальянца ему ненавистен, понятно, что и в его галлюцинациях главную роль должны были играть мужчины этой национальности.
— Хорошего доктора и успокоительные лекарства, — вот что надо найти для вашего отца, — решил я в заключение.
— Нет. Тут что-то другое, — возразила Клара. — Как вы объясните, что Норсмаур, который не имел никаких денежных потерь, разделяет теперь тревогу и страх отца?
Я не мог удержатсья от смеха над тем, что показалось мне признаком ее чистосердечной простоты или недогадливости.
— Дорогая мисс, — воскликнул я, — вы сами только что сказали, какая Норсмауру обещана награда. Помните: все для влюбленного законно. Норсмаур раздувает тревогу вашего отца не потому, чтобы он страшился какого-либо итальянца, а потому, что он страстно увлечен прекрасной англичанкой, и для него полезно, чтобы отцу ее казалось, что Норсмаур спасает всех от великой смертельной опасности.
— Но как же тогда вы объясните поспешность и опасность нашего бегства? Зачем было высаживаться сюда ночью? И Норсмаур, и мы знали, что рискуем не только гибелью яхты, но и нашими жизнями. Как, наконец, вы объясните то, что заметив незнакомого человека, Норсмаур сразу бросился на него, чтобы убить кинжалом?
Я должен был согласиться, что мои объяснения недостаточны.
Мы еще долго беседовали и решили, что сегодня же я отправлюсь в Граден-Уэстер, чтобы в этом ближайшем рыбачьем поселке прочесть газеты последнего времени и лично убедиться, нет ли действительных поводов к напряженной тревоге Хедльстона и Норсмаура, результат своих изысканий я обещал сообщить Кларе на следующее утро, в том же месте и в тот же час. Теперь Клара уже не заговаривала о необходимости моего отъезда из Градена и не таила, что мое присутствие ей приятно и поддерживает ее, я же ни за что не уехал бы, если бы даже Клара на коленях умоляла об этом.
Простившись с Кларою, я тотчас отправился и уже к десяти часам был в поселке, хотя расстояние до него считается больше семи миль, правда, я в то время был еще отличный ходок, и дорога выпала приятная по свежей травке и в отличную погоду.
Граден-Уэстер один из самых плохих поселков на этом берегу. Он стоял при небольшой скалистой бухте, в которой немало погибло лодок, вернувшихся благополучно с рыбной ловли. Была маленькая церковь, но она стояла в овраге, насчитывалось не больше 50–60 домов, расположенных в две улицы: одна шла параллельно берегу, другая примыкала к первой под прямым уголом, на перекрестке виднелась темная и бедная таверна, это была главная гостиница местечка.
Перед уходом я переоделся в костюм, более подходящий к моему званию, и прежде всего направился к священнику, жившему в маленьком доме рядом с кладбищем, так как у него надеялся достать газеты.
Хотя мы не виделись со времени моего первого пребывания в поместьи Норсмаура, то есть целых девять лет, он сразу меня узнал и с удовольствием исполнил мою просьбу, дав целую кипу газет. Я ему сказал, что путешествую по пустынному северо-восточному берегу Шотландии и почти месяц не читал никаких новостей. С этой кипой газет, — чуть ли не за целый месяц, — я отправился в таверну и в ожидании заказанного завтрака стал отыскивать все статьи и заметки под заголовками: «Хедльстоновское банкротство» и т. п.
По-видимому, это было очень скандальное, вопиющее дело. Тысячи клиентов Хедльстона обратились в бедняков, один из них при известии о прекращении платежей лишился рассудка. Но, странная вещь! Читая эти подробности, я скорее симпатизировал Хедльстону, чем его несчастным жертвам — до такой степени были сильны чары любви к Кларе. Разумеется, была объявлена плата за поимку Хедльстона, и как вследствие явного злостного характера несостоятельности, так и ввиду размеров общественного негодования эта плата была очень высока — целых 750 фунтов стерлингов. Далее печатались разные слухи о том, где скрывается злостный банкрот. В одном номере сообщалось, что он скрылся в Италии, на другой день констатировалось «из надежных источников», что он кочует между Ливерпулем и Манчестером, впрочем, в этот же день упоминалось, что его видели на Уэльском берегу, а в следующем номере той же газеты была помещена телеграмма из Кубы о его приезде… в Юкатан. Но ни в одном сообщении не упоминалось ни об Италии, ни об итальянцах, ни о какой-либо тайне.
Однако в самом последнем номере газеты была одна заметка, указывавшая, что дело Хедльстона не вполне еще выяснено. Должностные лица, проверявшие денежные книги, напали на след очень больших сумм, не выведенных в окончательных балансах. Суммы эти были занесены в книги Хедльстона за шесть лет до его несостоятельности, но нельзя было найти указаний, откуда такие суммы появились и куда они исчезли, они значились под каким-то именем без фамилии и затем под таинственными инициалами «X. X.».
Народная молва связывала эти инициалы с одной выдающейся особой королевского рода. «Предполагают, что этот трусливый бесноватый, — таков, помнится, был газетный эпитет по адресу Хедльстона, — скрылся с значительной частью этого таинственного фонда».
Я терзал себе мозг, стараясь найти связь между газетными сообщениями и тревогой Хедльстона, как вдруг услышал слова, с явно иностранным акцентом, одного посетителя таверны, спрашивавшего себе хлеба и сыра.
Я поднял глаза. Около буфета стоял мужчина, несомненно, итальянского типа.
— Siete italiano? — обратился я к нему [2].
— Si, siqnor, — ответил он [3].
Я выразил удивление, что вижу итальянца на столь отдаленном севере Европы. На это он пожал плечами, возразил, что рабочему приходится повсюду искать себе работу, и тут же вышел.
«Какую работу можно итальянцу найти в Граден-Уэстере?» — подумал я. — «Решительно нельзя себе
